Бранд понял, в чем дело, и хмыкнул на ходу. Безлуние, конец года, который должен был наступить через несколько дней, всегда окружала масса суеверий. Глупых, идиотских, не имеющих никаких оснований под собой. Наверняка Минт знал их все и верил, как всегда, в полную чушь, даже не пытаясь подумать своей головой. Тем более, что приближалось кровавое безлуние и накал суеверий вокруг него был сильнее в разы.

Возможно потому, что ни один живой ни разу не видел двух кровавых безлуний

— Вдруг они не успеют снять Проклятие⁈ Тогда в кровавое безлуние за мной явятся демоны! — воскликнул Минт, полностью подтверждая догадки Бранда.

— Да ты ебанулся! — снова заржал кентавр. — Теплый храм, полный теплых жриц любви, самое то, что нужно против демонов! Ебешься и отражаешь атаки демонов, ты что, сразу два приятных дела!

Минт задумался.

— И ты же сам пиздел, что решил победить в себе страхи! Даже почти поебался с теми светлыми эльфийками!

— Думаешь, надо наоборот, потребовать очищения в ночь кровавого безлуния? — задумался он.

Вообще-то Минт был тут не вправе чего-либо требовать, но как подозревал Бранд, к его появлению и просьбе проявят особое внимание. Зря что ли раздували истории и слухи о несравненном барде, едущем в Город Любви снимать проклятие?

— Дык! — звонко воскликнул Дж’Онни, подковой раскалывая невесть как попавший в осыпь камень. — Все равно все по храмам молиться будут, а как, по-твоему, молятся богу любви?

Минт чуть не застонал от предвкушения.

История поселения для паломников была типичной для подобных мест и само оно отличалось от подобных ему по всему миру разве что размерами. Не все паломники входили в Город, некоторые просто молились издалека. Сопровождавшие паломников не всегда обладали Верой или не хотели идти в город и оставались поджидать здесь. Затем кто-то сообразил и возвел гостиницу, начал собирать деньги с тех, кто не хотел рыть землянку или ютиться в палатке. Все это развивалось беспорядочно некоторое время, затем из Города Любви вышли жрецы, служки и воины, и принесли в поселение любовь и божье слово, а всех, кто драл с паломников лишние деньги, выставили пинками под зад.

Сами начали собирать деньги, обустроили здания и охрану, храмы, и в общем тут получился миниатюрный город Любви, с той лишь разницей, что вход в него был открыт всем. Демонстративно открыт, ни стен, ни ворот, ни стражи. В то же время, с неверующих брали по повышенной ставке, ненавязчиво намекая, что верить в Адрофита выгодно, молитвы и служители бога, прославляющие его своим телом, различная атрибутика и символы, продающиеся в лавках и прочее в том же духе.

Чистые и аккуратные дома и улицы, атмосфера любви и обожания, по крайней мере в теории.

— Держите ухо востро, — посоветовал Бранд, даже не думая понижать голоса, — вокруг полно ворья и жуликов, а также притворяющихся жрецами и уж тем более жрицами. Очищающий сеанс любви закончится тем, что вас самих обчистят, очнетесь в подворотне, без одежды и денег.

Окружающие зло оборачивались, явно собираясь высказать все, Оценивали и изумленно раскрывали глаза, оставляли свои реплики при себе. Минт протянул руку на ходу, закрутил так называемые молитвенные барабаны, которые должны были возносить слова живых и молитвы Адрофиту. Барабаны даже не подумали крутиться, заскрипели так, что живые вокруг хватались за головы, закрывая руками уши.

Наружу выскочил жрец Адрофита, человек средних лет, с наголо обритой головой, в традиционных местных накидках, вроде огромных рубах, и затрясся, разве что пену изо рта не пустил.

— Проклятый! Да как ты посмел! Ты осквернил наши барабаны! Стража!

— Вы бы лучше радовались! — возмутился Минт. — Все, чего касался несравненный бард Вольдорс, станет реликвией и памятником искусства!

— Да ты охуел, — возмутился в ответ Дж’Онни. — Я тебе что, памятник?

Жрец трясся, словно в припадке, выбежали его собратья, тоже начали орать и размахивать руками. Прохожие останавливались, глазели — многие были в таких же церемониальных рубахах или, в случае женщин, накидках из ткани, завернутых на манер платья. Ворье, опасливо косясь в сторону Бранда, взялось за дело, так как не у всех были магические карманы, а рубахи и накидки-платья представляли плохую защиту для кошельков и украшений. Да и тела плохо защищали, многие мерзли, но не переодевались, проявляли «стойкость в вере».

— Стоять! — появились стражники, тоже замерли.

— Ловите лучше воришек, а честных, несправедливо пострадавших бардов оставьте в покое! — театрально воскликнул Минт.

Похоже, он поднял умения, тренируясь на героях, в толпе раздались возгласы в его поддержку. Правда, возможно, не все поняли, что на нем Проклятие.

— Стоя здесь, мы не сможем добраться до храма регистрации, — заметил Бранд, складывая руки за спиной. — А без обращения в храм регистрации из Города Любви не приедут верховные жрецы, чтобы снять Проклятие с несравненного барда Минта Вольдорса.

«Верховные», «сам несравненный бард», «смотри, целых три героя его охраняют», побежали шепотки.

— Э-э-э, — не слишком уверенно сообщил командир патруля, здоровенный зеленый орк.

У него явно вылетели из наголо выбритой головы все инструкции, и он пытался сообразить, перевешивает ли статус героев Проклятие на Минте или лучше все же не пускать барда дальше? Жрецы, прибежавшие на помощь припадочному собрату, тоже притихли, но взамен демонстративно молились возле барабанов (цилиндры на шестах, в сущности, только заряженные молитвами и верой жрецов) и натирали их подолами рубах и рукавами.

— Как у вас тут относятся к двойникам? — спросил у командира патруля Бранд.

— Как и везде, — нахмурился тот, подозревая подвох.

Один из воришек ощутил неладное, бросился бежать, но цепь Бранда захлестнула его за шею на втором же шаге. Воришка споткнулся и влетел головой в каменную стену одного из домов, упал, оглушенный. Тело поплыло, изменяясь, началась шумиха и суматоха, если не паника, даже без снятия статуса все сразу стало понятно.

Доппельгангер и особо наглый или голодный, раз полез так близко к жрецам и средоточию их храмов.

— Э-э-э, проходите, — решился командир патруля. — Храм регистрации — вон там.

Бранд только улыбнулся, показывая, что и так это знает, и они пошли дальше. За спиной шумела и бесновалась толпа, подозревала друг друга, а воришки с удвоенной энергией взялись за свои дела. Бранд хотел отпустить замечание насчет связи верующих и преступности, но тут взгляд его зацепился за одного из живых. Тот сидел на парапете крыши одной из гостиниц, с интересом наблюдал за суматохой и толпой, и грыз какой-то сушеный фрукт.

Бранд подал серию знаков Дж’Онни, чтобы тот вез барда дальше, пока он сам отлучится в сторону по делам.

— Очиститесь молитвой! — кричал кто-то.

— Вон туда побежал — лови его!

— Мой кошелек!

— Реликвии украли!

«Отвод глаз» активирован!

Бранд считал, что жизнь всегда подкидывает шансы и возможности, надо просто успеть их разглядеть, ухватить и на ходу перестроить планы. Да, он справился бы и так, но раз подвернулся случай, то почему бы и не воспользоваться? На здании гостиницы стояла обычная сигнализация от Отвода Глаз, Сокрытия и прочих дел, и ее дополнял «Счетчик Веры».

Чтобы знать, с кого брать по удвоенной ставке.

Поэтому Бранд не стал ломиться внутрь, а просто отошел в сторонку и запрыгнул на крышу четырехэтажной гостиницы, отменив «Отвод Глаз» в последнее мгновение перед приземлением. Маг обернулся, вздрогнул и едва не свалился с парапета на улицу, но Бранд уже оказался рядом и придержал его, попутно подсовывая под нос кольцо Олессы.

— Знаешь, что это? — поинтересовался Бранд.

Маг-телепорист (и весьма неслабый в своей профессии), подданный империи Турсы, скосил взгляд, затем закивал часто и мелко. Человек, светловолосый и голубоглазый, белокожий, в общем, тоже типичный имперец, как и Олесса.