Валланто просто тихо и незаметно отказалась, Бранд же до сих пор не отошел от чересчур активной личной жизни в империи Турсы. Еще один незаметный признак старости. Бранд, конечно, мог, если бы это потребовалось для дела, но просто не хотел.

— Надо сказать, мне тоже! — добавил Дж’Онни. — Постарался за себя и за друга!

Смех снова понесся над степью и Бранд неожиданно поймал себя на мимолетном, давно забытом ощущении. Словно он снова шел куда-то с командой, они смеялись и шутили в дороге, а опасность и подвиги впереди лишь придавали жизни остроту и смысл.

— А мне ничего и не досталось, — простонал Минт.

— Ладно, — снисходительно отозвался Дж’Онни, — в следующий раз, как хуй расчехлю, так тебя к спине привяжу!

— Зачем?

— Чтобы тебе тоже досталось! Полюбуешься, вдохновишься на новую песню!

Кентавр завалил троллиху

И предался любви с ней лихо

А сверху, поедая облепиху

Бард наблюдал за этим тихо

Не столько пропел, сколько продекламировал Минт и неожиданно смачно рыгнул, словно только стихов не хватало для выпуска скопившихся газов.

— Лучше «засунув жопой в облепиху», — предложил Дж’Онни. — И почему облепиху?

— Для рифмы! — горделиво провозгласил Минт, которому явно полегчало.

— В целом, образ недоработан, — продолжил критику Матершинник, — надо что-то такое, погорячее, копытом в лоб, троллиха расщепляет телом дерево и застревает в нем, а бравый кентавр пользуется моментом. Сидящий же на ветках бард записывает песню неровным почерком!

— Почему неровным?

— Потому что дерево и троллиха трясутся под натиском кентавра! — заржал Дж’Онни.

Почти сразу же оборвал себя, чуть дернул головой.

— Сюда скачет кентавр! — объявил он.

Бранд ощутил его чуть раньше, но торопиться с предупреждениями не стал. Может, просто мимо скачет, донесение там несет или на свидание в соседнее стойбище отправился? Кентавры, как и орки, кочевали небольшими группками, по пять-шесть семей, где каждая семья обычно состояла из мужчины-кентавра и нескольких его жен, а также десятка детишек. В итоге получался целый «табун», да еще и иногда со своим домашним скотом, включая лошадей, связь с которыми так любили поминать, желая оскорбить кентавра.

— Радуйся! — объявил Матершинник Минту. — Скоро у тебя будет полно травы, все, как ты любишь!

Бард невольно ухватился за живот, а Дж’Онни заржал призывно, словно опасаясь, что неведомый кентавр проскачет мимо. Зря, тот скакал прямо сюда, похоже, тоже уловив звуки их голосов, благо в степи любые звуки разносились далеко.

В широкой привольной степи кентавры и орки плодились и размножались, молодежь быстро подрастала и выплескивалась во все стороны, гибла в схватках и стычках, опасностях, сражениях с диким зверьем и друг другом, и на следующий год уже новые вставали на их место. Скакавший к ним кентавр, похоже, был из такой вот молодежи, полной сил и энергии, уверенной в собственном бессмертии.

Те, кому было мало степи и стычек в ней могли отправиться на восток и столкнуться с пограничниками Турсы, могли спуститься к югу и схватиться с конниками Морании, а то и добраться до гор Казада, испытать крепость копыт и топоров против щитов и брони гномов. Могли устремиться на восток, набегом на приморские королевства, окаймлявшие берега Клина, длинного залива, разделившего материки Мойна и Сии. Имелся и север, где в густых непролазных чащах жили особо светлые эльфы, северные, бледные, как их еще называли, а дикие каменистые и заснеженные пустоши скрывали в себе массу опасностей. Народы Севера, жившие еще дальше, по слухам не брезговали горячим мясом забредших к ним степных удальцов, но то по слухам.

— Горячая кобылка, — прищелкнул языком Дж’Онни.

Скачущий кентавр оказался кентаврихой, причем одетой «по-боевому». Из-за несколько иного строения тела сердце у кентавров было больше обычного и располагалось на границе человеческого и лошадиного тел, словно занимая собой живот. Поэтому в бою его обычно прикрывали «сердечной пластиной» и именно такая и была прикреплена к кентаврихе. Мелкие, коричневые от загара груди со сморщенными сосками, не были прикрыты, в этом кентавры, орки и тролли сходились друг с другом. Задняя часть тела, в случае кентавров — круп, и ноги считались самыми привлекательными у всех трех народов, а грудь, если и скрывали, то небрежно, скорее от солнца или от холода, нежели от взглядов.

На левой руке кентаврихи был прикреплен круглый щит, правая словно тянулась к рукояти чего-то вроде секиры, закрепленной вдоль тела. Налобная пластина, наколенники из толстой кожи, «боевые» подковы, и толстая накидка, скрывавшая круп целиком и служившая дополнительной защитой.

— Приветствую вас, гости степи! — звонким, срывающимся голоском провозгласила кентавриха, подлетев ближе и лихо затормозив. — И особенно вас, великий герой Дж’Онни Матершинник, гордость кентавров всего мира!

— Слышал, Бранд, я — охуенно великий герой и гордость! — заржал Дж’Онни.

— Просто скажи, что хочешь заглянуть в гости к сородичам, — проворчал Бранд.

Кентавриха, несомненно, знала, кто идет в их группе, «степной ковыль» уже разнес все, обковылял всю степь, как еще говорили в таких случаях. Но она явно представляла Бранда каким-то другим, кем-то вроде Вайдабора, судя по ее взгляду. Также она сообразила, что все это время говорила на кентаврином диалекте великой степи, вместо Общего, и вдруг смутилась, залилась краской, не хуже какой-нибудь юной селянки из Благой Тиши.

— Мир вам, гости степи, — сказала она, склоняя голову и подгибая передние ноги. — Приглашаю вас посетить наше скромное кочевье, ибо сказано богами и предками, что гость в дом — радость в дом.

Говорила она на Общем довольно чисто, с легким имперским акцентом.

— Мы всего лишь сопровождаем короля и несравненного барда Минта Вольдорса в его паломничестве в Город Любви, — уже почти привычно ответил Бранд, указывая на барда. — Как он решит, так и будет.

— Я и так вчера пережрал, — лицо Минта исказилось мукой, — куда еще?

— Если великий певец, благословенный не… — кентавриха вовремя заметила свою ошибку, остановилась.

Привычное восхваляющее приветствие звучало насмешкой в случае Минта, если не оскорблением. Какой-нибудь горячий кентавр или орк уже вскинулись бы, схватились за оружие.

— недюжинным талантом, слава о котором облетела всю степь, соблаговолит принять наше приглашение, обещаю, он может есть и пить только то, что пожелает и мы готовы забыть все обычаи гостеприимства, ради того, чтобы слушать его голос! — кентавриха вскинула руки над головой, в знак искренности своих слов.

Сообразительна, умна, толкова, явилась в броне и при оружии, все было ясно без лишних слов. Нелегок путь молодого героя, пока вырвешься наверх, пока приподнимешься уровнями, сотню раз можно сложить голову. Бранд посмотрел еще раз и дополнил свои выводы. Явилась от имени кочевья, готова добиваться своего силой, поединком, а также уповает на помощь и сочувствие Дж’Онни, только пояса, повешенного на шею, не хватает.

Стоило бы пройти мимо, сославшись на живот Минта, но Матершинник уже явно настроился на прогулку под луной и благосклонность этой юной красотки. С другой стороны, они и так каждый вечер где-то да ночевали, слава о Минте разнеслась по степи, как ясно показывало появление кентаврихи, стоило ли тратить время?

Бранд молчал, поддерживая легенду, что всем заправляет Минт.

— Не, на сегодня без меня, — отказался Минт, продолжая держаться за живот.

Во взгляде кентаврихи полыхнули огонь и злоба, возможно усиленные тем, что несравненный бард так и продолжал ездить на Дж’Онни, дабы не задерживать остальную группу.

— Тогда я требую поединка, по обычаю! — заступила им дорогу кентавриха.

Бранд чуть улыбнулся. По обычаю! Он сам его и ввел три дня назад, не желая тратить время на посещение каждого встреченного кочевья. Пускай они и не торопились, но Бранд не собирался торчать в степях полгода, а для разнесения слухов степных ковылем хватило и вечерних концертов, и просто песен по дороге.