В карете мне завязали глаза. Повязку сняли лишь когда привели в комнату. Это был женский будуар в лилово-алых тонах, со стенами, обшитыми шелком, по которому вилась вышивка золотом. В соседней спальне располагалась огромная кровать с балдахином. На нем красовался герб нашего короля.

Это меня вовсе не порадовало. Влезать в тайны сильных мира сего нельзя, им ведь ничего не стоит стереть тебя в порошок. Сживут со свету и даже не заметят. Считают, что им можно все. Живут, будто в игру играют, распоряжаясь чужими жизнями, как оловянными солдатиками.

Балдахин раскрыли, и я едва сумела сдержать вскрик – ведь женщину, лежащую на пышных подушках, сложно было не узнать! Почти в каждом доме имеется портрет Ее Величества королевы!

Но раз меня позвали ее лечить, следовательно, недуг держится в таком строжайшем секрете, что его не сочли возможным доверить даже личному лекарю королевы, у которого добрая сотня помощников. А это ничего хорошего твоей маме, Аленький, не сулило. Боюсь, что уже не увижу тебя после этого. Очень боюсь…»

Я судорожно сглотнула и отвела глаза от последнего письма матери. Глаза наполнились обжигающими слезами. По щекам потекли горячие дорожки. Все-таки королева, будь она трижды неладна! Паучиха в центре паутины, куда угодила моя родительница, а следом за ней и я. Как же жаль, что ничего уже не вернуть!

Достала платок и промокнула лицо. Страшно читать дальше, ведь я знаю, что ничего доброго там не ждет. В глубине души дрожит наивная надежда, но время уже все расставило по местам, с ним не поборешься, оно всегда побеждает.

- Я так скучаю по тебе, мамочка! – прошептала, погладив страничку, заполненную ее почерком. – Безумно скучаю!

Словно в ответ на эти слова, в животе заворочалась наша с Рэйчэром Горошинка. Впору ее переименовывать в Фасолинку. Крошка растет. Месяцы беременности пролетят быстро, и я смогу взять ее на руки. Почему-то мне кажется, что будет девочка. Малышка, которая получит имя Элиссон, в честь бабушки. Думаю, муж не будет против.

Осмотрев королеву, я поняла, в чем ее секрет. Женщина была беременна. Вернее, она рожала. Роды и без того очень опасный процесс, но Ее Величество рисковала вдвойне – ведь все прекрасно знали, что после ссоры правящие супруги уже год живут раздельно. Он в столичном дворце, она в летней резиденции. Даже на балах в честь своих дней рождений они не пересекались.

Как лекарь я не имела права судить. Сейчас эта женщина, что корчилась от боли и обливалась потом, была моей пациенткой. Надо помочь ей разрешиться от бремени, все остальное потом. Я приступила к делу и поняла, что дела плохи. Спросила про течение беременности и услышала в ответ то, чего и опасалась. Чтобы скрыть пикантное положение, Ее Величество до последнего утягивала корсет так, чтобы талия оставалась осиной.

Я подавила желание выругаться, как грузчики в порту. Когда уже до высокородных леди дойдет, что талия – дело наживное, а вот вред, нанесенный ребенку, уже ничем не восполнишь. Если он вообще выживет. Да и сама роженица не факт, что не отправится следом.

Роды длились долго. Ягодичное предлежание. Что бы ни делала, стоило мне развернуть малыша головкой вниз, как он тут же принимал прежнее положение. Королева тужилась, кричала, проклинала дитя на чем свет стоит, но ничего не помогало. Процесс застопорился. Первые сутки результата не принесли.

Это было очень плохо. Роженица слабела на глазах. Ребенок перестал шевелиться, и я никак не могла услышать его сердцебиение. Слуховая трубка скользила по багровой коже надутого живота, но ответом на мои молитвы была лишь тишина.

- Сделай что-нибудь! – прохрипела королева, цепко ухватив мое запястье. – Что угодно! Пусть это закончится! Хоть по кускам его достань, только останови это, слышишь?!

Глаза, ставшие красными из-за полопавшихся сосудов, будто проткнули меня насквозь. Снова стало страшно. По жилам ядом потек ужас. Я снова перевернула малыша головкой вниз и, к счастью, на этот раз он не стал упрямиться. Процесс пошел.

Вскоре его крик наполнил спальню. Слабый писк, но все же лучше, чем ничего. Я сделаю, что смогу, остальное в руках Господа. Тяжело дышащая роженица обмякла.

- У вас мальчик, Ваше Величество, - сказала я и, вымыв сына, поднесла ей.

- Убери, - раздалось в ответ. – Не хочу его видеть.

Такое бывает. После стольких часов адской боли многие женщины отталкивают дитя. Потом природа берет свое и со временем они забывают о пережитых страданиях. Те меркнут в их памяти. И тогда они начинают учиться любить ребенка. Надо просто подождать.

Я уложила кроху в колыбель. Потом приняла послед, привела пациентку в порядок, поменяла белье и замерла, не зная, что делать дальше. Королева забылась сном. Ее ужас закончился. А мой только начинался.

Слуги постелили мне в соседней комнате. На вопросы не отвечали. Принесли поесть, поставили в углу стул-горшок и велели быть готовой по первому зову.

Позвали ночью. Роженица билась в лихорадке, сердце колотилось сверх меры. К утру принятые меры дали результат. Жар спал, женщина забылась сном. Меня вернули в комнату. Где сейчас и пишу эти строки.

Аленький, что бы ни случилось, умоляю, оставь все это Господу. Пусть он решает, какое наказание кому понести. Побереги себя, моя девочка, заклинаю! Знаю, что ты захочешь выяснить правду, потому и пишу это. Но на этом твой интерес должен закончиться. Живи, моя хорошая, полюби, стань матерью, тогда и я буду счастлива и спокойна.

Люблю тебя, дитя мое, всем сердцем!»

Я перевернула страницу. Там было пусто, только несколько настоек, схема лечения сухого кашля и почему-то рецепт пирога с почками. Мельком вспомнила, что мама пекла его по воскресеньям, повторяя, что так делала ее бабушка, обожающая это блюдо. Но больше в последнем дневнике ничего не было.

Все? Неужели все? Я смахнула со щек слезы, глядя на то, как написанные раствором змееголова строчки бледнеют, выцветая и растворяясь на глазах. А что дальше случилось с моей мамой?..

- Алина, - после стука войдя в комнату, сказала Рози. – Уж прости, что беспокою в такой момент, но к тебе кое-кто пришел.

- Кто? – встала со стула.

Может, и к лучшему сейчас будет от всего этого отвлечься немного.

- Пойдем, сама увидишь.

Мы с девушкой спустились в холл. Два мужчины в рясах, явно чувствующие себя не в своей тарелке, почти хором сообщили:

- Леди Тагерт-Хойт, не прогоняйте, беда у нас стряслась! Тяжкая хворь свалила господина Альгата!

- Есть Бог на свете! – выпалила Рози и перекрестилась, пробормотав, - прости, Господи!

- Значит, вода из реки все-таки не очень полезной оказалась, - я вздохнула.

- Просит, умоляет господин Альгат вас приехать и заняться его лечением! – выдохнули гости.

- И у него хватило наглости?! - прошипел мой дракон, спускаясь по лестнице и испепеляя просителей взглядом.

- Плохо очень ему, - съежившись, проблеяли они. - Помирает уж будто.

- Да простит меня Бог, но он заслужил!

- Рэйчэр, - посмотрела на него.

- Алина, только не говори, что поедешь к нему!

- Лекарь обязан помогать страждущим, никому не отказывая и не судить их, - тихо ответила.

Так поступала моя мама. Даже с теми, кто лишил ее жизни.

- А ты говорил, что не будешь мешать мне. Не поступишь так, как мой отец делал с моей матерью. – Пытливо вгляделась в его лицо. - Твои обещания в силе?

- Но ты ждешь ребенка, Нифея моя, - мягко возразил, подойдя ближе. - А если Альгат заразен?

- Нутрянка только через воду передается, - успокоила его. – Да я и не буду там задерживаться долго. Распишу схему лечения, оставлю лекарства и вернусь домой. Думаешь, мне хочется быть рядом с этим… - приличного слова не нашлось, поэтому выбрала нейтральное, - специфичным пациентом?

- Иди, - выдохнул муж, сдаваясь. - Я не буду запрещать, как твой отец. Но буду рядом, и не отговаривай. Пригляжу за тобой и Горошинкой, хорошо?