Жадно поцеловал, раскрыл их, будто бутончик цветка, сладко посасывая и заставляя тело покрываться щекочущими мурашками. Вот ведь шмель-искуситель! Только вряд ли шмели так страстно рычат, прижимая девиц к себе столь пылко, словно жаждут сделать из двоих одно существо.

Наше рваное дыхание смешалось, когда кончик языка Рэйчэра поддразнил мой. Поцелуй наполнился медовой тягучестью, становясь все более откровенным и настойчивым, заставляя тело изгибаться натянутой струной и петь, стонать, ощущать жизнь во всей ее яркости, пышности и непокоренной дикой свободе.

- Нимфея… - вновь донеслось эхом, когда дракон оторвался от губ и слегка прикусил шею.

Сделав глубокий вдох, он осторожно поставил меня на пол, но не отпустил.

Сердце зашлось бешеным танцем. До разума с опозданием, явным и ошеломляющим, дошло, что только что произошло.

- Жалеешь? – глухо спросил супруг, поглаживая талию.

Зеленые глаза, мягко сияя, уставились в лицо.

- Нам не стоило, - честно ответила.

Я отлично помнила, какой поникшей становилась мама после того, как отец в очередной раз брал с нее обещание больше не заниматься травничеством. Она словно выцветала, теряла желание жить, ходила по дому, не зная, куда себя деть. Потухшие глаза скользили с предмета на предмет и вскоре опухали от постоянно прорывавшихся слез.

Я не хотела повторять ее судьбу. Не могу без свободы, как птица без неба. А значит, нельзя попадаться в ту же ловушку. Брак в нашем мире выгоден лишь для мужчины. Участь женщины – подчинение. И это не для меня!

Но главное – я должна получить документы матери, чтобы выяснить, что привело ее к гибели. И надо мной не должен довлеть супруг, во власти которого приказать жене прекратить все изыскания в этом направлении. Я должна быть сама себе хозяйка, чтобы жить так, как считаю правильным. И никак иначе!

- Прости, не должен был давать волю чувствам, - дракон отстранился от меня. – Я помню уговор, Алина, и буду уважать его. Впредь обещаю держать себя в руках.

Он поднял с пола полотенца и принялся сушить волосы, повернувшись ко мне спиной. Позволив себе полюбоваться напоследок его торсом, отступила на шаг. Бросила последний взгляд на дракона, будто на запретное лакомство. И вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

Вот теперь можно дать волю совести. Пусть грызет, высоконравственная зараза. Куда же ты сбежала, когда была так нужна? А главное, как мне теперь забыть этот поцелуй?..

Следующие несколько дней я старательно избегала мужа. Благо работы был океан, что позволяло мне вгрызаться в нее, будто голодная собака в кость. Да и супруг, похоже, придерживался той же тактики: уезжал спозаранку, приезжал после ужина. Мы почти не виделись. Все было так, как и должно быть в фиктивном браке, который через год завершится тихо-мирно, разводом.

Но увы, метод пугливого страуса не помогал. Все чаще я ловила себя на мысли, что самым бессовестным образом скучаю по ненастоящему супругу. Вздрагиваю всякий раз, как отворяется дверь в таверну, смотрю, не он ли пришел. Ночью не могу уснуть, пока не услышу знакомые уже шаги по коридору. И смущаюсь, когда соседи спрашивают, где же пропадает лорд Тагерт-Хойт.

Соседи, кстати, завалили таверну приветственными дарами. Наверное, вся улица сочла своим долгом заглянуть и поприветствовать новых жильцов, захватив подарочки: горшочки с вареньями и соленьями, пироги и прочие вкусности, а также живность – теперь по двору бегали курочки, ковыляли утки и тряс длинными ушами смешной щенок. Это было очень приятно, но так хотелось поделиться радостью с мужем, а его никогда не было рядом.

Вот и сегодня, едва проснувшись, первым делом я подумала о Рэйчэре. Выглянула в окно, но даже умытый утренним дождичком город с сияющими крышами, примеривший радугу как шляпку набекрень, не порадовал. Не вникая в ссору вечно воюющих, как старые супруги, из-за какой-то ерунды герани и каланхоэ, оделась и спустилась вниз.

Рози, зевая, уже растапливала печь. Тесто, что я замесила вчера перед сном, уже выглядывало из огромной кастрюли, нетерпеливо приподнимая крышку – словно любопытствуя, где это там хозяйка ходит? Томми щипал лучину. Потрепав его рыжие вихры, я надела фартук и принялась стряпать, мысленно злорадствуя на тему о том, что вечером нам с Тагерт-Хойтом придется встретиться, ведь после обеда наша таверна начнет принимать первых посетителей. Уже скоро.

Жаркое доходило до готовности в глиняных горшочках, весело шкворчала на сковородке рыбка, почмокивал на плите сытный густой суп, остужались кругляши хлеба, посыпанного ароматным тмином, когда по таверне раздались уверенные шаги Рэйчэра. Я слышала, как он вошел на кухню, но даже не посмотрела в его сторону, ловко прищипывая края у маленьких пирожков на один кусь.

- Доброго дня, лорд, - поприветствовала Рози.

- Доброго, Розетта, - низкий голос с хрипотцой заставил мои руки задрожать.

- Пойду столики протру, - бросив на меня взгляд, пробормотала девушка и умчалась.

Я продолжала лепить полумесяцы с начинкой, не глядя на супруга. Знаю, глупо, но душу острой занозой колола обида – за несколько дней он не удостоил меня фразой длиннее, чем дежурное «доброе утро» или «спокойной ночи».

- Алина, позволь отвлечь тебя, - тихо раздалось за спиной. – Ненадолго.

- У меня много дел, - сухо отозвалась, разворачиваясь и намереваясь быть неприступной глыбой льда – как те, что хранятся на дне холодного погреба. – О…

Глаза остановились на огромном букете дивно прекрасных белоснежных роз, которые мужчина держал перед собой. План затрещал по швам – вечные льды принялись стремительно таять.

- Это… это на столики? – пробормотала, прекрасно понимая, что такая красота явно предназначена для иного, нежели торчание из деревянных маленьких вазочек рядом с мисками супа и жаркого.

- Туда достаточно и ромашек, - ответил муж. – Если хочешь, нарву. А эти розы – твои, - протянул цветы. – Я безумно благодарен тебе за все, что ты сделала в таверне, Алина. Прими скромный подарок, пожалуйста.

За то, что сделала в таверне, значит. Моя радость поникла, как ромашка, оставленная в вазе без воды. Понимаю, что это тоже было глупо, но ничего не могу с собой поделать. Женское сердце не живет по нормам логики. А когда к нему подбираются чувства, так и вовсе вся разумность летит в тартарары. Как сказала бы наша с братьями повариха, полнейшее тю-тю!

- Тебе не нравятся розы? – дракон нахмурился. – А какие ты любишь? Мне показалось… - мотнул головой, сердясь. – Ошибся. Давай эти выкину и привезу те, что тебя порадуют! – шагнул к двери.

- Стой! – вскрикнула испуганно. – Я тебе выкину, как можно такую красоту?.. Отдай, - взяла из его рук букет и улыбнулась, вдохнув тонкий аромат.

- Значит, все-таки понравились? – лукаво улыбнулся, и стало ясно, что злость он только что разыграл – как и меня.

- Лучше скажи, вывеска где? – выкрутилась, покраснев и продолжая наслаждаться запахом роз. – Через час открываться, а мы…

- Слышишь? – перебил супруг.

Да, стук молотков где-то неподалеку. Будто дятел уселся на крышу и старательно долбит в черепицу крепким клювом.

- Идем, - Тагерт-Хойт вынул из моих рук букет, положил на столик и, сжав ладошку, увлек за собой.

Мы вышли на улицу. «С любовью» - гласила вывеска, выведенная белыми, летящими буквами, и висевшая так косо, что нам с супругом пришлось синхронно склонить головы на бок, чтобы прочитать.

- Почему кривая такая? – дракон недовольно рыкнул на работяг, что ползали по второму этажу, подтягивая веревки.

- Какая любовь, такая и вывеска, - пробормотала я.

- Ща все будь, хозяин, - отозвались мужички и снова деловито застучали молотками. – Дай любви время!

- Шутники, - пробормотал он, зыркнув на меня. – Прости, что оставил тебя одну в таверне, Алина. Делами занимался, - он помрачнел. – Не особо удачно.