- А? – обернулся мужик. – Нет, Лапочка, она… жуть, не спорю… а всё же обыкновенная, из плоти и крови! У нас тут после заката что почище твориться – уже который раз бывало, задержусь на рыбалке, сборе фруктов или ещё чего… хочу домой вернуться, а дома-то и нет! Каждый раз у него новый хозяин, бывало, и грозились мне оттуда. А днём так и ничего, дом как дом, без странностей всяких. Так что мой тебе совет – иди домой.

Луи, который уже ничему не удивлялся, только кивнул, выслушивая про эти глупости, свернул и вышел к обрыву. Далеко внизу на чернеющей глади бухты двигался к причалу большой торговый корабль под неизвестным Луи флагом. Даже с такого расстояния можно было видеть суетящихся матросов и господина, который стоял на носу. Луи на мгновение решился было напроситься в попутчики, вдруг это был его шанс исправить что-то в своей жизни? Но тут же отверг эту мысль – кто бы его взял, без денег-то? Уж он бы наверняка никогда так не поступил! Хотя… на дне его котомки была брошь, которая когда-то принадлежала Тейне. Вот на эти деньги он покинет это место и устроится где-нибудь в Сен-Кристобале, где никто и не слыхивал о семье Вален.

А сейчас он будет брести в дорожной пыли, пока это возможно.

***

Однако, сегодня у нас явно приёмный день! Дед Гаспар, сияя улыбкой, заявил, что «радость-то какая» - приезд лорда Седрика, который решил осчастливить нас своим визитом.

- Нету меня! – решительно заявила я, замечая, как гаснут счастливые искорки в глазах садовника. – Уехала… на богомолье, по святым местам. Так и скажи, мол… в Микешин скит.

Я ещё хотела добавить что-то про постриг, но не успела – в кабинет без приглашения зашёл милорд Седрик собственной довольной персоной.

- Госпожа! – он церемонно приложился к ручке, словно не замечая, что ему здесь точно не рады. – Как я счастлив видеть вас! В последнее время вы просто неуловимы. Как ни приеду, так вас никогда не застать дома. Либо же вы сказываетесь на удивление занятой…

Я угрюмо молчала, решив, что моё неодобрение должно быть более чем осязаемым. Между тем, милорд показал себя достаточно толстокожим и явно не замечал того, что ему вовсе не рады. Дедуля и Тейна успели технично скрыться, оставив меня один на один с ним.

- Прошу прощения, хм… – я прекратила поток его красноречия. – Боюсь, что уже довольно поздно. Не желаете ли вы, мы выделим вам сопровождение до пристани. Просто Симон сказал, что Лапочка снова гуляет где-то в одиночестве. А оставаться в этом доме вам будет не совсем удобно, правила приличия пока никто не отменял.

- Вот как? – неожиданно спросил Седрик. – Но мне послышалось из-за двери, что госпожа Тейна распоряжалась о том, чтобы мне приготовили комнаты. Думаю, что правила приличия не касаются будущих супругов.

Когда я поняла, о чём он толкует, меня едва не разорвало на части, как напуганную рыбу-шар. Я высказала ему всё, что думала о его странных высказываниях, о том, что его поведение просто недопустимо и безалаберно, не сказать бы хуже.

- И вообще, я полагаю ваши намёки оскорбительными для себя. Учитывая наличие у вас Эмили Гимбол, леди Нортон! – выкрикнула ему в лицо, со злорадством наблюдая, как оно начинает вытягиваться.

Ага! Я так и знала! Мне удалось сбить с него спесь! А то ишь ты, думал, что приедет, наобещает с три короба, а потом в кусты!?

- Не совсем понимаю, причём тут моя мать? – наконец, выдавил из себя Седрик, опускаясь в кресло позади себя.

То есть как? Я же сама читала то проклятое письмо? И подпись там была, вот я и подумала, а потом решила… вот…

- Пойми меня правильно, возможно, я не твой идеал мужчины, не достаточно красиво ухаживаю и осыпаю комплиментами, да и в море бываю гораздо чаще, нежели в гостиной, - твёрдо глядя мне в глаза, сказал Седрик, - но даже такой, как я, заслуживает счастья, заслуживает того, чтобы любить и быть любимым. Я верю в то, что могу что-то исправить в своей жизни. Осталось только… исправленному верить! Я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Единственной, одной и на всю жизнь!

Я облегчённо сопела, боясь не совладать со своими эмоциями. Я ведь тоже очень, я очень… и даже ещё больше, чем он! Седрик аккуратно привлёк меня к себе, не тревожась о том, что я могу помять его шейный платок.

- Мы будем жить сто лет и умрём в один день! – сообщил он мне и усмехнулся.

- Ещё чего! – совершенно не по благородному шмыгнула я носом и ворчливо пробурчала: - Мы вообще никогда не умрём!

Я обрела то, что никогда не имела – покой. И никому не нужно было доказывать, что ты самая сильная, успешная, деловая и разумная. Я знаю только одно – в тот жаркий московский вечер я приняла самое верное решение – исправить собственную жизнь. И я знаю, что я буду… исправленному верить!

Я сидела возле камина и смотрела в окно. Меня всегда тревожил разгул стихий, и я чувствовала себя по меньшей мере неуверенно, когда понимала, что ветер может сносить крыши со зданий и вырывать с корнями могучие деревья. Хотя, откровенно говоря, что я вообще раньше знала о том, что такое сезон дождей, когда практически вся жизнь замирает на месяц, а то и больше, и в море не выйдет ни один корабль, сколь много бы ему не посулили купцы? Я усмехнулась, откинулась назад в этом кресле-качалке, которое я когда-то давно, ещё года три тому назад, нашла на чердаке, и поднесла ко рту чашку с горячим взваром. Несмотря на то, что шёл дождь, было совсем не холодно, просто мне нравилось сидеть вот так, в тепле, и лениво покачиваться в кресле.

И пусть мои домочадцы посмеиваются потихоньку надо мной, утверждая, что подобные кресла предпочитают старые девы с кучей котов или маленькие сморщенные старушки с мерзким характером, всё равно я стою на своём и категорически запрещаю Леони выбрасывать кресло-качалку как старый хлам. Вот именно потому, что очень люблю свой комфорт и то, как я изредка позволяю себе заниматься блаженным ничегонеделанием. Очередной порыв сильного ветра пригнул финиковые пальмы далеко внизу, возле побережья, и бросил пригоршню дождя в окно. Как обычно в это время года, смеркалось очень рано, поэтому экономка, что-то ворча про себя, принесла горящую лампу и поставила её рядом со мной на маленький столик для рукоделия.

Супруг писал мне о том, что он не успевает вернуться домой до начала сезона штормов и ему, скорее всего, придётся остаться в Бортмунде на пару месяцев, я очень огорчилась, конечно, но не подавала вида, как я скучаю по нему и по тому, как он улыбался, обнимая меня и сообщая: «Здравствуй, жена! Я рад вернуться домой!». Может, кому-то это и покажется глупым – влюбиться без памяти и в кого – в собственного мужа! Ну и пусть. Я представила, как он вернётся, прижмёт меня к себе, и я непременно поведаю о том секрете, что заставляет моё сердце биться чаще. Подумать только, я снова стану мамой. Я услышала открывшуюся дверь за спиной и поняла, или скорее, просто почувствовала… да нет!

- Здравствуй, жена! Я рад вернуться домой!

***

- Миша! Как ты? Ты решил дождаться меня на парковке? – мужчина коротко улыбнулся сыну.

Конечно, парень не просто так торчит на парковке – подняться наверх ему не дают «внутренние разногласия» с новой супругой отца. Разумеется, Михаил всегда был вежлив и корректен с ней, но какая-то детская глупая ревность не давала найти им общий язык. Впрочем, никто особо и не стремился к сближению – у каждого были свои дела и заботы.

- Пап! Привет! Скажи честно, ты горишь желанием пообщаться некоторое время со своим внуком? – кареглазый молодой человек радостно улыбнулся отцу. – Просто мы с Маринкой думали отдохнуть пару дней с друзьями. Обмыть получение диплома – святое дело, сам понимаешь.

- Прости, Михаил! – огорчённо вздохнул мужчина и виновато развёл руками. – Милана давно просит сходить куда-нибудь вместе. Я приобрёл билеты в театр на премьеру спектакля. Надеюсь, что ей придётся по душе.

- Учитывая возраст твоей новой супруги и её пристрастия, полагаю, что она выбрала бы премию МузТВ, - усмехнулся сын и не удержался от того, чтобы добавить: - А мама бы только рада была провести время со своим внуком…