Овощи и фрукты мало кого могли удивить, но мы их так, как говориться, в довесок. В основном, конечно, мы ориентировались на свои копчёности. Причём, не только рыбу, но и мясо, и кур. Последних нам исправно поставляли наши новые работники – вольные поселенцы или фермеры по-нашему. Мы с ними пришли к консенсусу – они нам ощипанные «заготовки» - мы им готовую продукцию. Ну, и свой процент за работу не забываем, конечно. Подобный товарный обмен устроил всех, я сейчас не имею в виду наших рыбаков, которые возмущались, но, на сей раз, тихо. В основном, ловили беднягу старосту и крепко держали за пуговицы на рубахе, покуда не выскажут наболевшее.

Однако, Себастьен был уже далеко не тот молчаливый мужик, который заступил на вороватую должность вместо Клода, поэтому он вполне успешно кидал собеседникам свои резонные возражения, услышав которые рыбаки с прискорбием были вынуждены признавать свои ошибки.

Как бы то ни было, но наша телега привычно вставала на крошечной площадке между храмом, постоялым двором и местным обезьянником, где частенько обретались тутошние забулдыги до их протрезвения. Повар Симон, будучи нашим бессменным возчиком, помогал Леони поставить импровизированный прилавок и выложить из телеги корзины с гранатами, авокадо, маслинами, бутыли с оливковым маслом и маленькие керамические плошки с майонским соусом – отдельной гордости нашего повара. Я стояла рядом, с прилавком с копчёностями.

Поначалу местные продавцы были отнюдь не рады нас видеть. Это-то как раз понятно, ведь конкуренция мало кому нужна. Причём, доходило до смешного – нам просто отказывали в прилавке и требовали уплаты пошлины за право торговли в такой сумме, что вызывало у меня нервный смех, а у моих домочадцев – огромное желание что-то сломать в организме у «требователей». Во всяком случае, после такого заявления, деда Гаспара на рынок мы с собой больше не берём – нечего нам портить «образ прогрессивного предприятия», как говорил один из председателей правления ЛогоВаза в моём старом мире.

Впрочем, от сомнительной чести платить больше, чем остальные, я отбоярилась, чем вызвала новую волну ненависти. Как бы то ни было, продажи, пусть и небольшие, но были стабильными. Расходы у нас по-прежнему были выше наших доходов, так что мы старались латать дыры, как могли.

Из храма донеслись песнопения, Симон с Леони вновь осенили себя знаком Всемилостивейшего, я тоже, автоматически сделав постное лицо. Это могло означать только одно – то, что долгая и нудная служба закончена, народ повалит из храма. Ну, и заодно завернёт к нам. Как говориться, не верой единой…

- Который раз бываем тут, хоть бы единожды в храме показались, - со скорбью пробормотала Леони, которая чувствовала не в своей тарелке из-за того, что божий человек не мог отпустить ей все грехи, которые накопились за последнее время.

Я же упорно старалась дистанцироваться от религии, иногда бросая монетки в кружку для пожертвований и справедливо полагая, что тем самым плачу ещё один налог – «за веру». Служка, держащий кружку, степенно кланялся, приговаривал, что Всемилостивый нас любит, и цепко смотрел колючим взглядом, достаточно ли наше подношение для того, чтобы бог счёл его достойным.

Вот и сегодня, едва только мы разложили свой товар, как я поплелась к ступеням храма, бренча в карманах серебром.

- Примите в дар, как знак моей веры! – пробормотала я, быстро сунула деньги в кружку и хотела уж было смыться, как услышала позади себя холодный голос:

- Господь с тобой, сестра!

Я обернулась и заметила храмовника, который спускался по ступеням вниз и явно жаждал побеседовать со мной. Так и вышло, местным кюре был довольно молодой мужчина, с импозантной бородкой и холёными руками, которые он сейчас сложил в жесте знака Всемилостивейшего. Я немного помялась, помня, что с этими ребятами не стоит заводить дружбу, но кюре улыбнулся открытой улыбкой и продолжил:

- Какая радость застать вас здесь. Боюсь, что не имел счастья познакомиться с вами раньше, вы не слишком набожна, госпожа, как я вижу.

Я возмущённо заклохтала, что трижды в день неустанно возношу благодарности богу, но вот на службы не успеваю – очень уж рано они начинаются.

На это кюре понимающе покачал головой и заверил меня, что он не сердится на меня, потому как все мы – твари божьи.

Глава 38

- Слыхал я, госпожа Вален, что с вашим приездом старое поместье семьи Гийом изменилось. Поистине, вы вдохнули в него новую жизнь. Этот ваш майонский соус… давече сам пробовал его в заведении матушки Карлотты, весьма, скажу я вам, недурён… весьма…

Говоря всё это, кюре Ксавье с интересом осматривал наши прилавки и даже принюхивался к копчёной курице. Я согласно кивала, стараясь на рассмеяться вслух. Подумать только в каком злачном месте святой отец испробовал майонез! Кюре, очевидно, прочёл что-то по выражению моего лица, потому что неожиданно подмигнул мне и изрёк, что всем нужен господь, и заблудшим душам падших женщин матушки Карлотты в том числе.

- Им он необходим даже больше, чем многим из нас, госпожа Вален, - закончил он, подгребая себе то, на что упал его взгляд на моём прилавке, - вот и приходится заглядывать к ним самолично, доносить слово божье… девушки в заведении матушки Карлотты частенько только собираются спать после тяжёлого рабочего дня, так что я не считаю за труд заглянуть к ним после проповеди и лично отпустить пару-тройку грехов. И потом, вы сами знаете, госпожа, как упорна бывает наша паства, однажды заклеймив кого-то позором, вот и не торопятся бедняжки в наш храм.

Кюре огорчённо вздохнул, сожалея о косности прихожан и обвиняя их в грехе злословия. Я угрюмо закивала, мол, так и есть, местных хлебом не корми – дай только обвинить содержательницу борделя в недостойной деятельности. Леони с пониманием отнеслась к словам уважаемого кюре и добавила, что социальная значимость падших женщин пока остаётся недооцененной. Ведь они делают великое благое дело. Судя по лицу уважаемого кюре Ксавье, ему последнее ему в голову не приходило, поэтому он в очередной раз осенил нас всех знаком Всемилостивейшего, после чего небрежно показал на выбранные им копчёности и корзинку с инжиром.

- Сколько я должен вам за это, госпожа Вален?

Я с сожалением посмотрела на копчёную курицу, глечик с майонезом, маленькую амфору с маслом и сказала, что ничего. Пусть это станет нашим пожертвованием храму. Кюре рассыпался в благодарностях и шустро свалил.

Я распрощалась с ним, с тоской наблюдая, как кюре подходит к другим прилавкам, но надолго там не задерживается. Скорее всего, ничего, стоящего его внимания, там не было. Что-то мне подсказывало, что не далёк тот день, когда я могу увидеть этого храмовника на пороге собственного дома.

***

Пьер с ненавистью смотрел на корзины апельсинов, которые стояли перед ним. Он и раньше-то не слишком любил это занятие – сбор урожая фруктов, а за последние три дня, так и вовсе, был готов возненавидеть. Однако, он с кряхтение поднялся, взял очередную здоровую корзину для фруктов и стал быстро срывать их, не обращая внимание на усталость и боль в спине. А всё они виноваты, поселковые, которые не то, что отказывались разговаривать, а даже норовили перейти дорогу, если только Пьер появлялся в их поле зрения. Они, вишь ты, расстроились, что хозяйка обозлилась на них и оштрафовала всех. Сам Пьер, который также был вынужден заплатить этому пронырливому старосте за рыбу, даже прикрыл глаза на миг, так его расстроило это воспоминание.

Эх, зря он тогда хвастался, что это именно ему пришла в голову идея с копчением рыбы. Потому что селянам нужно было найти крайнего, что они с удовольствием и проделали. И вот теперь даже свояк руки не подаёт, только ругается. А ведь это же несправедливо! Он же не только ради себя старался! Пьер встал на цыпочки для того, чтобы достать плоды на верхушке апельсинового дерева, после чего его мысли потекли в совсем другую сторону.