- Не своё, оно и есть, не своё… - тихо пробормотал дед Гаспар, который догнал меня и теперь стоял рядом, переводя дух.

Я зло кивнула, можно и не пояснять – я уже поняла, что сады были «временно ничейными». Не Управе же, в конце-то концов, этим заниматься? Они деньги за аренду земли получили, и ладно. Государство в явном плюсе. А крестьянин, он же как – «что не съем, так надкушу».

Я подняла голову вверх, смотря на ярко-синее небо, которое виднелось в кронах высоких чинар. Пожалуй, не стоит с таким настроением беседовать с людьми, которые творили тут всё, что хотели, всё это время.

- Когда мы уже придём? С утра ползём, а деревни не видать! – сказала я, резко обернувшись к притихшему дедку. – Тем более что у меня уже столько вопросов появилось к местным!

- Ну так, пришли уже… - Гаспар кивнул туда, где заканчивался сад, посмотрел на меня исподлобья, словно сомневаясь, прилетит ли ему, затем удовлетворённо кивнул, вытер увлажнившиеся глаза и добавил: - Оно и верно! Хорошая вы госпожа у нас, добрая, но справедливая, всем бы такую…

Дед Гаспрар хотел ещё что-то вставить, но я подняла руку, прося его помолчать, мне было необходимо какое-то время остаться без его комментариев. Дед послушно заткнулся на минуту, затем, бодро передвигаясь позади меня, забормотал мне в спину:

- От это верно! От так им и надо! А то ишь ты, волю почуяли, ироды гефсиманские! Сейчас они наплачутся, паскудники…

Я решила не вслушиваться в слова деда, учитывая, что каждый раз, когда я оборачивалась для того, чтобы напомнить о его обещании молчать, дед смотрел на меня преданными глазами и затихал. Зато, едва я поворачивалась и двигалась дальше…

Впрочем, мы покинули сады, вернулись на дорогу и увидели деревню. Точнее, рыбачий посёлок. Наше появление не вызвало ровно никакого оживления, разве что нас проводили взглядом двое ребятишек, которые стояли возле одного из домов, да женщина, которая набирала воду в колодце. Деревушка состояла из трёх улиц, параллельных друг другу, и производила самое лучшее впечатление – добротные, крепкие дома, украшенные разноцветной черепицей. Рядом с крестьянскими домами были маленькие садики, в которых росли фруктовые деревья, кусты роз и азалий. Во дворах были вывешены рыбачьи сети. Позади – огороды. Строились широко, вольготно, никто в земле себя особо не стеснял, во дворах стояли какие-то сарайчики из популярного здесь слоистого камня, так что, как я понимаю, на этой земле они проживали не один десяток лет. Одним словом – лепота!

Наконец, дед Гаспар, который брёл позади меня, оживился и закряхтел, из чего я сделала вывод, что тот мужик, который направлялся в нашу сторону - как раз тот, что нам нужен.

- Вот, значит, староста местный, Клодом кличут, - сказал дед Гарин, - он тут старший над всеми, и отец его тоже старостою… значит… Хороший был мужик, ничего не скажу…

Из чего я сделала вывод, что нынешний староста – «мужик не очень хороший». Хотя, доверять градации деда Гаспара мне было пока сложно, если честно.

- Вот, полюбуйся, Клод! – сообщил дед Гаспар, выпрямляясь в свой невеликий рост и выступая вперёд. – Госпожа Вален Тина, хозяйка поместья, выходит. Вот, извольте-полюбуйтесь, вчера прибыли и сразу к вам, вот оно как выходит! Смотреть, что тут у вас и как делается. Оно и понятно, без хозяйского-то догляду столько годов.

Староста был изрядно удивлён, но особого беспокойства пока не проявлял, снисходительно посматривая на меня. Я внутренне усмехнулась – подобный взгляд был мне знаком со времени моей работы в управе. И имел он значение: «Не бабское эта стезя – делами заниматься, ежели охота есть, так шей там… или ещё чего…».

- Доброго дня вам, госпожа! – степенно поздоровался староста и снял шляпу.

- Здравствуй, Клод. Ну что, показывай свои владения, - пасмурно ответила я.

Тот равнодушно пожал плечами, мол, желает дамочка проявить праздный интерес, так пусть её. Оказалось, что практически в каждом доме была лодка и сети. То есть, неподалёку должна быть бухта, удобная для рыбной ловли, не в океан же они выходят на утлых судёнышках. Кроме того, каждая крестьянская семья держала своё подворье с животными и огородом. Одним словом, не бедствующие, совсем даже как… после увиденного мне даже показалось неловким предлагать крестьянам заработок на ремонте моего дома. А ещё эти сады… Н-да… ладно, пожалуй, пора заканчивать с обзорной экскурсией, ничего нового я в любом случае не увижу. Люди стали на нас коситься, они не совсем понимали, чего это местный староста прогуливается по деревне и выдаёт: «А это вот, изволите видеть, жилище Анри-гончара. Хоть и маленькая у него хибарка-то, но не жалуется он, потому как Всемилостивый велел честным трудом кормиться да не роптать! Семью имеет, детишки вон… мал мала меньше… но не голодают, конечно, огородом кормятся да где отец что заработает…». В подобных местах староста всхлипывал и неловко косился на дедка, который в кои-то веки решил послушаться моей просьбы и ходил за нами тихой тенью.

Я же только кивала головой, оглядывая и красивый дом под коричневой черепицей, и упитанных мальчишек, вероятно, недоедающих детей гончара, бегающих возле калитки сада. Я повернулась к старосте и поинтересовалась:

- А где же ваш дом? Покажите, сделайте милость.

Он немного стушевался, но отступать было некуда, поэтому мы повернули обратно. Староста в двух словах сообщил, что семейный, двое дочек на выданье, так что работать приходится от рассвета до заката, а ещё жена у него хворая. Я покивала, слушая его горести и со вздохом сказала:

- Сочувствую вашему горю. Покажите мне расчётные тетради за последнее время.

- Тетради? – вроде как, огорчился староста Клод. – Конечно, не извольте беспокоиться, завтра же самолично вам вручу. А сейчас, позвольте, за прошлый месяц должок за нами образовался… мы как раз телегу собирали, а тут вы сами прибыли!

Глава 25

Телегу собирали? Какую телегу? Если я чётко помню всё, что рассказывал дед Гаспар, то выходит, что владельцев у поместья не было, соответственно, и «возить телегами» было, вроде как, некому? Я обернулась и заметила ошарашенный взгляд дедули. Очевидно, он тоже не ожидал такого исхода дела. Однако, ощутив желание старосты нас осчастливить, решила ему, желанию, то есть, не препятствовать.

О чём и сообщила нервному мужику. Тот радостно кивнул головой и засуетился, замахал руками и горячо что-то зашептал одному из людей, которые стали собираться неподалёку, привлечённые несвойственным для вальяжного старосты поведением. Парень, услышав что-то от старосты, коротко кивнул, бросил на нас косой взгляд и убежал. Наверное, складывать до конца то, что они ещё не сложили. Празднолюбопытствующие, которые начинали потихоньку подтягиваться, тянули шеи, не совсем понимая, отчего здесь непонятная суета и нужно ли им переживать.

- Собирали телегу мы… вот… собирали… удачно вы зашли. Маслице свеженькое, сливочки, молочко опять же. Курятина, мясо, всё есть, всё свеженькое, рыбка утреннего улова, уж не побрезгуйте! Винограда корзинку вам положили, пару дынек да яблок свежих бочонок малый. У вас же детки! Такие сладкоежки! Маленькие ангелочки! – в этом месте староста Клод сложил ладошки под упитанную щёку и выглядел презабавно.

Далее он стал рапортовать, что вся деревня в целом и он в частности переживали за судьбу хозяйских детей, вместе с ними скорбели по поводу той огромной утраты, что они понесли, и поддерживали, как могли. Вот, и молока давали…

Мы находились возле аккуратного домика старосты, добротного, с кустами цветущего гибискуса и упитанным котом, который караулил что-то в большой ёмкости возле развешанных сетей. Из дома вышла высокая статная женщина, под стать своему супругу. Про таких моя бабушка говорила «кровь с молоком». Интересно, что за хвороба прицепилась к этой даме? Вот так, навскидку, и не скажешь. Она повела удивлённым взором и на лихорадочно активного супруга, и на людей, которые были привлечены присутствием чужаков. Однако, отчего-то староста Клод был вовсе не рад тому, что супруга посетила наше скромное собрание, исподтишка махал ей руками и зверски выпучивал глаза.