Я трепетно хихикаю и тяну ее к широкой, мощеной булыжником улице перед городским домом. Ее пересекает огромный мост, перекинутый через великую трещину, расколовшую королевство на две части во время битвы при Цезарине. В прошлом месяце Шассеры вместе с сотнями добровольцев заложили последний камень. Бо и королевская семья устроили праздник в честь этого события, открыв у входа на мост табличку с надписью: Mieux vaut prévenir que guérir.

Отец Ашиль выбрал слова, предостерегающие всех, кто переходит мост.

Лучше предупредить, чем лечить.

Я протягиваю руку, чтобы проследить за буквами, когда мы проходим мимо. Здесь больше не на что смотреть, к тому же Лу сказала правду — мы отморозили наши аппетитные попки, а наши волосы теперь пахнут рыбой.

— Как бы мне ни хотелось посмотреть, как он корчится, Жан-Люк сейчас находится под большим давлением. Проклятие может только усугубить ситуацию. Однако я даю вам полное разрешение проклясть его после того, как мы найдем убийцу.

Лу театрально застонала.

— Ты уверена? Даже немного? Я была так близка к тому, чтобы покрасить его волосы в синий цвет в прошлом году. Или, может быть, мы могли бы сбрить брови. Жан-Люк выглядел бы нелепо без бровей…

— По правде говоря, любой человек выглядел бы нелепо без бровей.

Снова хихикая, я поднимаю капюшон Коко, чтобы прикрыть свою все еще влажную голову. Когда Лу в ответ просовывает руку мне под локоть, заставляя меня скорее покачиваться, чем идти по мосту, поток эмоций в моей груди замедляется до тонкого ручейка — пока крестик не звякает о кольцо в моем кармане. Напоминание.

Мое сердце снова замирает.

Вдалеке медленно и глубоко звонит колокол Сен-Сесиля, и Башня Шассеров вырисовывается за собором, как тень, грозная и внушительная в темноте. Ничего не поделаешь. В конце моста я осторожно высвобождаю свою руку из руки Лу.

— Мне пора идти. Нам с Жан-Люком нужно… закончить нашу беседу.

Она бросает взгляд на мой оголенный палец и вскидывает бровь.

— Правда? По-моему, он выглядит законченным.

— Я… — Щеки снова запылали, и я спрятал руку в плащ. — Я еще ничего не решила. — Когда она ничего не говорит, а лишь поджимает губы, я поспешно продолжаю: — Действительно, не решила, и даже если бы решила — не всякий выбор вечен.

К сожалению, эти слова не вызывают ровного заверения Отца Ашиля, и мои плечи опускаются в смирении. В изнеможении.

Ну и дела.

— Хм… — Сжалившись надо мной, Лу стукнула меня по бедру и потащила в противоположном направлении. — Ты не ошибаешься, но тебе также не нужно делать этот выбор сегодня. Более того, я настаиваю на том, чтобы ты позволила нашему дорогому капитану повариться в своей глупости хотя бы несколько часов. Коко и Бо придут к нам на вечер после очень долгого дня, и Рид будет очень рад тебя видеть — Мелисандра тоже, если ты извинишься за то, что отменила встречу в прошлом месяце. Она даже приготовила для тебя прекрасный подарок на завтрашний день рождения. Уверена, она принесет его как раз в тот момент, когда мы будем разрезать торт. — Поколебавшись, она оглянулась на городской дом из бледного камня и увитый плющом. — Если только ты не хочешь остаться здесь?

— Нет, — говорю я слишком быстро.

— Отлично. — Сияя, она засовывает прядь моих растрепанных ветром волос обратно под капюшон. — Тогда я предлагаю сыр под столом в качестве оливковой ветви, но подсунь его, когда Рид не видит. Он не любит, когда Мелисандра ест объедки со стола…

Мои ноги сами собой замедляют ход, и я неохотно останавливаюсь. Не знаю, почему. Я тоже скучаю по кошке Лу — по всем им, — но я не могу заставить себя сделать еще один шаг. — Иди вперед, — говорю я ей, заставляя себя улыбнуться. — Я догоню. — Когда она хмурится, я киваю в знак заверения и предлагаю ей продолжить. — Не волнуйся. Я должна извиниться перед Мелисандрой, так что поверь мне — я встречу тебя там. Я не могу допустить, чтобы она ушла вместе со мной.

Солнце уже полностью село, и она обводит глазами темную улицу, прежде чем вернуться к моему лицу.

— Ты ведь знаешь, что опасно бродить одной ночью, когда убийца на свободе?

— Ты видела, — говорю я.

Она снова колеблется, явно раздумывая.

— Лу. — Я умоляюще сжимаю ее запястье. — Кто бы ни убил Бабетту, я его мало интересую. Они могли бы схватить меня на кладбище после того, как я нашел ее, но они этого не сделали. Обещаю, я буду рядом с тобой. Мне просто нужно несколько минут, чтобы… собраться с мыслями. Пожалуйста.

Лу качает головой, быстро выдыхая.

— Точно. Конечно, тебе нужно. А еще у тебя есть Балисарда, верно? — Когда я качаю головой, она поднимает мою левую руку и с опаской вздыхает, пощипывая сложную вышивку на подоле плаща. — Как удачно, что Коко хранит в каждом рукаве по тонкому клинку. Скорее всего, они тебе не понадобятся, но если вдруг, то застежка на правом рукаве заедает. Возьмись за левый.

Я стараюсь не выглядеть испуганной. Конечно, Коко хранит ножи в своей одежде.

— Обязательно.

Лу снова кивает.

— Увидимся через час?

— Увидимся через час.

— Помни, Селия, — она нажимает большим пальцем на застежку моего левого рукава, и в мою ладонь скользит острое как бритва лезвие, — у каждого есть пах.

Положив нож на место, она коротко обнимает меня, а затем исчезает на улице. Я смотрю вслед удаляющейся фигуре с тоской, которую, кажется, понимает только она — за исключением, конечно, того, что она вообще ничего не понимает. Не совсем. Я закрываю глаза, стараясь не обращать внимания на свои затекшие ноги. Лу нашла свое место в жизни — она нашла свою семью, свой дом, а я просто…

Не нашла.

Это отрезвляющее осознание.

Словно почувствовав мои нездоровые мысли, входная дверь городского дома открывается, и оттуда выходит моя мать, наспех одетая в сверкающий черный халат.

— Селия? — тихо зовет она, вглядываясь в тень Бриндельских деревьев. Окно ее спальни тоже выходит на Парк; должно быть, она увидела, как я крадусь внизу, возможно, услышала, как я препираюсь с Лу, и пришла выяснить, в чем дело. — Дорогая? Ты все еще здесь?

Я стою совершенно неподвижно на мосту, желая, чтобы она вернулась в постель.

И действительно, я смотрю на нее так неподвижно, что не замечаю, что волосы на моей шее поднялись, что ветер улетел вместе с Лу. Я не замечаю, как тень, отделившаяся от улицы, стремительно — слишком стремительно — движется по моей периферии. Нет. Когда седьмая ветка рушится в Парке Бриндель, я вижу только несчастную фигуру моей матери, и мне хочется — хочется, хочется, хочется — чтобы я могла найти свое место с ней, свою семью, свой дом. Я бы хотела найти его с кем угодно.

Мне следовало бы знать лучше.

Моя няня всегда говорила, что семь — магическое число, и эти деревья — возможно, они не так мертвы, как я себе представляю. Возможно, они тоже помнят меня. Их сверкающий порошок висит в ночном воздухе, наблюдая, ожидая, зная, как опускается тень.

Острая боль пронзает мой висок, и весь мир становится черным.

Глава 10

Птица в Своей Клетке

Проснись.

Слова звучат в моем сознании чужим голосом — знакомым, глубоким и богатым, — и мои глаза немедленно реагируют, распахиваясь по властной команде. Вот только… Я моргаю, слегка отшатываясь, когда темнота остается абсолютной. Такое ощущение, что я вообще не открывала глаза. Ни малейшего проблеска света не проникает в окружающую меня черноту.

Сердце начинает колотиться.

Удар-удар, ты ли это.

Удар-удар, испуганная.

Удар-удар-удар, милая?

Я снова захлопываю глаза. Потому что темнота моих век гораздо лучше, чем темнота неизвестности, темнота моих кошмаров, и… где я? Мысли путаются, чувства обостряются до предела, сходятся в тошнотворном порыве. Здесь пахнет не рыбой, а чем-то сладким и острым, чем-то странно металлическим, что означает, что я оставила Долер позади. Может быть, я в безопасности в комнате Лу? Да. Возможно, я больше не чувствую холодного воздуха Парка Бриндель, потому что заснула в ее фаэтоне¹³. Возможно, они погасили все огни, потому что не хотели меня будить. Да, конечно…