Я одариваю его своей самой милой улыбкой и наслаждаюсь тем, как сужаются его глаза в ответ.

— Всегда. А теперь — куда мы идем? — Словно ожидая моего сигнала, небо распахивается всерьез, обрушивая на наши головы жирные капли дождя. — К свечному мастеру? В магазин зонтиков?

Он мрачно усмехается.

— Нет, питомец.

Мы останавливаемся перед входом в театр.

С балюстрады свисают мокрые от дождя бархатные сваги⁴⁶, а из черно-золотых дверей не льется музыка. Криков тоже не слышно. Очевидно, на сегодня никакого представления не запланировано.

Михаль все равно протискивается через вход, совершенно не заботясь об этом, как раз в тот момент, когда над головой сверкает молния. Она освещает теневые фигуры в пустом фойе, и мне вдруг становится еще менее интересно наше незаконченное дело. Замешкавшись на ступеньках, я спрашиваю:

— Зачем мы здесь? Что вам от меня нужно?

— Ты знаешь ответ, по крайней мере, на один из этих вопросов. — Стоя на пороге, он снимает пиджак и отбрасывает его в сторону. Рубашка под ним белая и насквозь промокшая. Во рту резко пересохло, я оторвала взгляд от скульптурной формы его груди и обнаружила, что он ухмыляется мне. Мои щеки вспыхивают. — Не стесняйся, заходи, — язвительно говорит он, его глаза стали еще темнее, чем раньше. Я смотрю на него сквозь ливень, вода стекает по носу. Портрет аристократического изящества. — Нет, пока ты не скажешь мне, зачем мы здесь.

Он снова усмехается, закатывая каждый рукав медленными, ловкими пальцами.

— Но ты же вся мокрая.

— Да, спасибо за это умное замечание. Я бы никогда не догадалась, если бы ты не…

— Заходи в дом, — повторяет он.

Я убираю с лица мокрые волосы, сопротивляясь желанию топнуть ногой, как ребенок.

— Скажите мне, почему мы здесь.

— Ты довольно упряма, не так ли?

— Чайник, встречай чайник. — Скрестив руки, он прислоняется плечом к открытой двери и рассматривает меня. — Может, сыграем еще раз? Если я объясню, почему мы в L'ange de la Mort, ты пообещаешь зайти внутрь?

L'ange de la Mort.

Ангел Смерти.

Я скрещиваю руки, медленно утопая в сапогах, и стараюсь не дрожать от холода. Он считает себя вполне разумным — я вижу это по снисходительному изгибу его губ, по самодовольному блеску в глазах. Для него я всего лишь ребенок, нуждающийся в управлении. При других обстоятельствах я могла бы попытаться изменить его мнение, доказать, что я способная, компетентная и сильная, но сейчас…Я пожимаю плечами, перенимая у него его дьявольский настрой, и оглядываюсь вокруг него в театр.

— Я не даю никаких обещаний. Маленький дождь еще никого не убивал, и я не заинтересована в том, чтобы помочь вам сделать… что бы вы ни привели меня сюда.

— Не стоит искушать Смерть в этом месте, Селия. Она может ответить.

— Во что бы то ни стало, расскажите мне больше. Вы даже не представляете, как я хочу не заходить внутрь.

Он долго смотрит на меня — выражение его лица непостижимо, расчетливо, — прежде чем его губы изгибаются в очередной жестокой улыбке. На мгновение я начинаю бояться, что переиграла — он может заставить меня войти в дом, в конце концов, может заставить меня сделать все, что он захочет, — но затем он наклоняет голову.

— Очень хорошо, — говорит он. — Я — нежить, и поэтому одной ногой нахожусь как в царстве живых, так и в царстве мертвых. Каждая из них взывает ко мне. Каждый служит другому. Когда я наслаждаюсь теплом живых — когда я пирую на их крови, — я держу в руках холодную смерть. Ты понимаешь?

Любой ответ, который я могла бы дать, застревает у меня в горле. Это совсем не то, чего я ожидала, и намного больше того, с чем я могу справиться. Каждый из них взывает ко мне. Каждый служит другому.

— Нет, не понимаю, — говорю я, настороженно глядя на него. — Я вообще ничего не понимаю.

— Думаю, да. — Он отталкивается от двери и приближается ко мне, засунув руки в карманы. — Однако всегда есть места — прорехи в ткани между мирами, — где Смерть проскальзывает и задерживается, и L'ange de la Mort — одно из них. Многие умерли здесь.

— Это должно облегчить процесс…

— Какой процесс?

— Процесс вызова призрака.

Глава 18

Нож в Вуали

Я отступаю на шаг, мои глаза расширены, а руки холодны.

— Я же сказала, что не могу…

— Я потратил последние двадцать четыре часа на то, чтобы прочесать этот остров в поисках любого другого объяснения, и все — все, вплоть до последней поганкой, — осталось таким же, как и два дня назад. — Он следит за моими шагами с жестким, решительным блеском в глазах. — Все, кроме тебя. Вуаль истончилась с твоим появлением. Я почувствовал это тогда, и снова почувствовал сегодня вечером. Не хочешь объяснить?

Вуаль истончилась, когда ты приехала.

Мне не нравится, как это звучит. Совсем не нравится.

Требовать ответов — это одно, а вот применять их на практике — совсем другое.

По позвоночнику пробегает ощущение беспокойства, и я смотрю то налево, то направо сквозь дождь, готовая бежать, если это позволит избежать такого резкого поворота в нашем разговоре. Он, конечно, погонится за мной, но мое бегство может отвлечь его. И уж точно уведет меня подальше от этого — этого разрыва в ткани между мирами. Михаль уже одной ногой в стране мертвых — насколько я понимаю, он может следовать за ней прямо в Ад. Я не буду принимать в этом никакого участия. Я не стану вызывать призрака.

Словно прочитав мои мысли, он медленно качает головой, его голос становится низким.

— Никогда не убегай от вампира.

Слишком поздно.

Подняв подол, я бросаюсь за проходящей мимо парой и мчусь к ближайшему магазину — причудливому флеристу из крашеного кирпича с букетами золотых роз на витрине. Конечно, Михаль не может существовать в таком веселом месте. Конечно, мы не можем вызывать призраков на глазах у симпатичной цветочницы, которая уже приподнялась на цыпочки, чтобы понаблюдать за нами…

Холодные руки хватают меня сзади, и прежде чем я успеваю вскрикнуть, Михаль обхватывает меня за талию невероятно твердыми руками, поднимая с ног и взваливая на плечо. Дыхание вырывается из моих легких.

— Отпусти ме… — Задыхаясь, я бьюсь о его бедра, колочу кулаками по спине, но это похоже на схватку с горой. Его тело тверже камня. — Отпусти меня! Как ты смеешь…? Отцепись от меня, ты… ты, отвратительная пиявка!

— Кажется, мы начали не с той ноги, дорогая. — Его локоть упирается мне в колени — адамантиновый⁴⁷, несокрушимый, — и он несет меня обратно в театр. Когда я выпрямляюсь, целясь ему в ухо, он легко ловит мой кулак и зажимает его в своей руке. — Позвольте нам начать все сначала. Я задам тебе вопрос, а ты ответишь. Больше никаких игр и лжи. — Он дергает меня за захваченную руку, и я падаю в его объятия. Его лицо, его зубы нависают слишком близко. Я отшатываюсь от него, но он все равно наклоняется ближе, так близко, что я вижу дождь на его ресницах и тени под глазами. — Никогда больше не убегай от меня, — дышит он, уже не улыбаясь, а смертельно серьезно.

Распахнув двери театра, он ставит меня на ноги.

Я тут же скрываюсь за одним из постаментов в фойе. Мраморный бюст прекрасной женщины смотрит мне вслед, прежде чем Михаль со зловещим грохотом закрывает двери и наступает полная темнота. Здесь нет свечей. Здесь нет света.

Паника впивается мне в горло.

Только не это.

— М-Михаль. — Мои пальцы вслепую ищут бюст, что-то, что поможет мне закрепиться в комнате. — Можем ли мы… можем ли мы… пожалуйста, зажечь…

Свет мгновенно вспыхивает слева от меня, освещая Михаля рядом со статуей в натуральную величину; эта статуя поднимает канделябр над своей сладострастной фигурой, полуодетая в струящиеся одежды из обсидиана. Михаль с любопытством наклоняет голову и задувает спичку в своей руке.