— Неужели ты никогда не слышала о внушении, дорогая?

— Одесса, — предупреждает Димитрий, его ямочки исчезают. Он отходит от меня, чтобы пройти между нами. — Даже не думай об этом.

Она рассеянно пожимает плечами, но судя по ее челюсти и плечам, она вовсе не рассеяна. Ее отражение встречается с моим в окне, и крошечные волоски на моих руках поднимаются. Внушение. Даже в мыслях это слово кажется странно запретным, странно… чувственным. Но это всего лишь слово. Покачав головой, чувствуя себя нелепо, я говорю:

— Конечно, я никогда не слышала о внушении. Я даже никогда не слышала о вампирах до этого вечера.

Эти кошачьи глаза переходят на меня.

— Хочешь узнать, что это такое?

— Одесса, прекрати…

— Я сказала тебе, Дима, что буду защищать твою шею и свою, даже если ты откажешься сделать то же самое. Селия должна понять истинную опасность Реквиема. Если она собирается и дальше провоцировать Михаль, то должна понимать, чем рискует. — Она подходит ближе и протягивает мне руку. Предлагая мне выбор. — Мне внушить тебе, Селия?

Я смотрю на Димитрия, чье красивое лицо застыло, как камень, когда он смотрит на сестру. Однако он ничего не говорит. Он не помешает Одессе принудить меня — что бы это ни было — и не помешает мне попросить ее об этом. Возможно, мне стоит отказаться от этой затеи. Очевидно, Одесса все еще раздражена, а раздраженный вампир, даже с моим ограниченным опытом, не сулит ничего хорошего. Я уже знаю, как опасна их скорость, их сила. Я знаю, как опасны их зубы. Что еще может быть?

Что еще может быть?

Этот вопрос может убить меня. Надеюсь, удовлетворение вернет меня обратно, потому что Одесса права. Я хочу знать. Я беру ее за руку.

— Покажи мне.

Расправив плечи, она наклоняет голову с жесткой улыбкой.

— Отлично.

Мы встречаемся взглядами.

Сначала ничего не происходит. Я неуверенно бросаю взгляд на Димитрия, но Одесса ловит мой подбородок в свои руки, удерживая мой взгляд.

— На меня, дорогая. Смотри только на меня.

Странное ощущение проникает в мой разум, словно призрачная рука протянулась, чтобы коснуться его, приласкать, соблазнить спокойствием. Нет. К покорности. Часть меня хочет откликнуться на это прикосновение, а другая — отпрянуть, убежать как можно дальше и быстрее. Но прежде чем я успеваю что-то предпринять, она мурлычет:

— Расскажи мне, как ты планируешь напасть на нас до Кануна Всех Святых.

— Дес, — резко говорит Дмитрий.

Она не разрывает наш зрительный контакт.

— Я планирую предупредить Коко о ловушке Михаля. — Ответ слетает с моих губ сам собой, мягкий, уверенный и безмятежный. С каждым словом спокойствие становится все глубже, окутывая меня чудесным теплом, пока я не могу не улыбнуться. Это и есть опасность? Никогда в жизни я не чувствовала себя более довольной. — Я планирую манипулировать Димитрием, чтобы он раскрыл ваши слабости, и я планирую отомстить за смерть Бабетты и остальных, убив вас, если это возможно. Я планирую убить всех Вечных на этом острове.

— Черт возьми, Одесса. — Димитрий проводит рукой по лицу, нарушая каменное выражение. — Почему ты спросила ее об этом?

— Разве это не очевидно? Я хотела услышать ее ответ.

— Но почему? Ты же знаешь, что она не может причинить нам вреда…

— Конечно, знаю, но теперь и она это знает. — Она говорит мне: — Вот и все. Внушение. Не могу сказать, что ожидала другого ответа. Однако на твоем месте, — она поворачивается, чтобы продолжить прогулку по улице, покручивая зонтик на плече, — я бы держала весть о своих планах подальше от Михаля и оставила бы брата в покое.

В ту же секунду ее глаза покидают мои, ее власть надо мной ослабевает, восхитительное тепло исчезает, а мои мысли сбиваются и закручиваются в смятении. В ужасе. Потому что она не могла… не могла просто сказать ей…

Нет.

Хоть я и зажимаю рот рукой, толку от этого мало: я не могу взять слова обратно. Теперь они живут между нами, такие же скользкие и темные, как дождь на булыжниках. Я стучу зубами, когда на меня накатывает волна холода, а сердце замирает где-то между ног. Я только что все им рассказала. Одесса, конечно, уже знала, что я желаю им зла, и я уже знал, что вампиры владеют какой-то формой гипноза, но та легкость, с которой она выудила мои сокровенные мысли… настораживает.

Хуже того — она хотела, чтобы я знал. Она хотела, чтобы я поняла, насколько я слаба в сравнении с ней.

Кажется, меня сейчас стошнит.

— Я… — Я ищу нужные слова, чтобы заполнить тишину, но не нахожу их, и предательский жар пробегает по моим щекам от внимательного выражения лица Димитрия. — Я прошу прощения, — наконец говорю я. Даже для меня самой эти слова звучат жалко. — Я не должна была пытаться…

Его темные глаза искрятся добрым юмором.

— Соблазнить меня?

— Я бы не назвала это так.

— Ваши ресницы грозили взлететь.

— Как я уже сказала, — повторяю я сквозь стиснутые зубы, — мне очень жаль…

— Не стоит. Мне очень понравилось. — Его плутовская ухмылка вскоре исчезает, что бы он ни увидел в моем выражении лица. — Мы с сестрой не причиним вам вреда, мадемуазель Трамбле, — говорит он со вздохом, — но вам следует забыть о своих планах мести. Вы не сможете нас убить, а если попытаетесь, то только разозлите Михаля. Пойдемте?

Когда он протягивает руку в качестве оливковой ветви, я смотрю на нее с холодным недоверием. Я только что призналась, что замышлял гибель его и всей его семьи, а он все еще хочет дружить.

Я не могу решить, является ли этот жест утешительным или оскорбительным.

Глава

16

Boutique de vêtements de M. Marc³⁵

Хотя золотые буквы на витрине объявляют его как Boutique de vêtements de M. Marc, а на витрине медленно вращается захватывающее дух платье с павлином, магазин одежды, кажется, разваливается по швам. Плющ покрывает почти каждый сантиметр темной витрины, которая была залатана несочетаемыми камнями, а крыша с одной стороны провалилась. Кривая серебристая береза изогнулась над дырой, заслоняя дождь, но вместо него в магазин залетают бронзовые листья.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться гирлянды из прекрасных голубых цветов, украшающих дверь.

— Осторожно. — С молниеносной быстротой Димитрий отводит мои пальцы, когда лепестки начинают дрожать. — Цветы Синей Бороды начали кусаться.

Я недоверчиво сжимаю руку.

— С какой стати им кусаться?

— Потому что островок стал непослушным. — Дверь открывается, и из нее выходит невысокий хмурый вампир с распущенными белыми волосами и тонкой кожей, скрестив руки при виде нас. Две точки розового румянца окрашивают его щеки, а подведенные углем глаза — древние. — Вы опоздали, — огрызается он. — Я ждал вас шестнадцать минут назад.

Через его плечо Одесса бросает самодовольный взгляд на своего брата.

Димитрий отвесил безупречный поклон.

— Мои извинения, мсье Марк. Мы не ожидали дождя.

— Ба! В Реквиеме всегда следует ожидать дождя. — Он поднимает нос в мою сторону, презрительно фыркая. — И кто же вы такая? Должен ли я просить о представлении?

Димитрий подталкивает меня вперед.

— Позвольте представить вам мадемуазель Селию Трамбле, которой требуется совершенно новый гардероб, соответствующий замку, а также особое платье для Кануна Всех Святых. Она гостья Михаля, — объясняет он с дьявольской улыбкой, — так что расходы, конечно, не помешают.

С вновь обретенным чувством цели я следую примеру Димитрия и делаю реверанс. Это знакомая территория. В конце концов, за свою жизнь я побывала на сотне примерок платьев, меня протыкали всеми иголками и одевали во все мыслимые ткани по приказу моей матери.

Мсье Марк рассматривает меня сузившимися глазами.

— Увы, я не терплю опозданий от своих клиентов. Даже от гостей Михаля. — Он достает из жилета большие, громоздкие карманные часы — черные шелковые со звездами из слоновой кости — и хмыкает: — Семнадцать минут.