ЗАКЛИНАНИЕ ВОСКРЕШЕНИЯ МЕРТВЫХ.
А под ним — один ингредиент, написанный тем же почерком:
Кровь Смерти
— Посмотри на это. — У меня в груди разгорается страх, когда я вижу дополнения на странице; он проникает в мой голос, в мое дыхание, пока я смотрю на слова. — Михаль. — Теперь я произношу его имя резче, мои руки дрожат, когда я жестом указываю на книгу. Черная обложка кажется сделанной из какой-то… кожи. — Посмотри, что написано под ней. — Я скорее чувствую, чем вижу, как он приседает рядом со мной, его грудь прохладно и твердо прижимается к моему плечу, потому что я не могу оторвать взгляд от страницы. От свежего знака вопроса, поставленного после — Кровь Смерти.
— Что это?
— Гримуар Ля-Вуазен. — Ответ приходит инстинктивно, мое подсознание узнает маленькую злую книгу раньше, чем мой разум успевает ее подхватить. Коко вытащила его из тела своей тети после битвы при Цезарине, и даже тогда гримуар вызывал у меня странное чувство ужаса. Должно быть, она отдала его Шассерам, чтобы помочь им в расследовании. — В последний раз я видела его в Сен-Сесиле у отца Ашиля. Он спрятал ее за спиной, когда шел на встречу с Жан-Люком и остальными по поводу… убийцы.
— Лютен. Мелузина. — Михаль читает список настороженным голосом рядом с моим ухом. Как и вопросительный знак, чернила, которыми он написан, темнее, чернее, чем оригинальное заклинание. Новое. Каждое существо было выцарапано толстой, злой линией. — Белая Дама, дракон, дама Руж. Лу-гару. Вечные. — Его голос ожесточается на последнем слове, и он протягивает руку мимо меня, чтобы взять книгу. Последнее дополнение — одно имя, обведенное тем же тяжелым росчерком.
Михаль злобно ругается.
— Селия Трамбле.
Так и есть.
Ему нужна твоя кровь, Селия.
Я смотрю на буквы, на чернильные штрихи, из которых складывается мое имя, и только потом тянусь к гримуару. Я оцепенело перелистываю страницы — для Невидимости, для Предсказания, для Полнолуния, — пока мои пальцы не останавливаются на странице с надписью Жажда крови. Я быстро захлопываю книгу.
— Думаешь, Отец Ашиль принес…?
— Нет. — Михаль кривит губы и смотрит на гримуар, словно тоже чувствует неприятное тянущее ощущение за пупком. — Я не знаю.
— Тогда как он попал сюда? Мог ли он отдать его Пеннелопе или другой куртизанке? — Мои мысли бешено завертелись, пытаясь заполнить пробелы и понять смысл всего этого. У его предшественника были тайные отношения с Морганой ле Блан; возможно, Отец Ашиль часто посещал Les Abysses и отдал ее любовнику на хранение? Однако, даже думая об этих словах, я знаю, что это неправда. Отец Ашиль не из тех, кто заводит любовницу, а даже если бы и заводил — зачем ему везти сюда такую книгу? Конечно, она была бы лучше защищена сотнями охотников, живущих в Башне Шассеров. И почему — мои пальцы крепко сжались на корешке гримуара — зачем ему понадобилось писать список магических существ, да еще и вычеркивать каждое, словно перебирая их одно за другим? И почему именно на этой странице?
В ответ в моем сознании всплывает название заклинания.
Заклинание воскрешения мертвых.
Все мое тело холодеет.
Тьма надвигается на нас, Селия. Остальная часть предупреждения Милы эхом отдается в тишине комнаты. Она надвигается на всех нас, и в ее сердце — фигура мужчины.
Эта книга не должна быть здесь.
Больше не остается сомнений: наш убийца и мужчина, о котором говорила Мила, как-то связаны, возможно, это один и тот же человек. Эти смерти — дело рук вовсе не простого убийцы, а какой-то великой тьмы, угрожающей всему королевству. Нет. Угроза царству живых и мертвых.
— Должно быть, кто-то украл гримуар у отца Ашиля. — Рядом со мной Михаль снова замирает, его лицо слегка повернуто в сторону двери перед нами. Я предполагаю, что она ведет в спальню или кухню Бабетты. — Может быть, тот, кто украл тело Бабетты из морга? Это не может быть простым совпадением, что обе пропали примерно в одно и то же время.
Он снова не отвечает.
Однако волнение когтями впивается в мою грудь, и я не могу вынести молчания.
— Итак, убийца украл ее тело и гримуар, и он… что? — Я диким жестом указываю на потрескивающий камин, на чашку с дымящимся чаем. Так близко я вижу красную помаду на ее ободке. — Укрылся в комнатах Бабетты и попросил Пеннелопу прикрыть его? С чего бы Пеннелопе его покрывать? Он убил ее кузину!
Михаль медленно встает.
— Отличный вопрос.
— Если только он не угрожал ей? — Вот и все. Конечно, угрожал. Убийца наверняка угрожал Пеннелопе, вот почему она не рассказала нам о нем сразу и почему она…
Мой взгляд снова падает на красную помаду на ободке чашки.
И почему она пьет чай с ним.
— Ты сказал, что Пеннелопа была в соседней комнате с Джермейном. — Я хмурюсь, осознав это, и тоже поднимаюсь на ноги. — Это не ее чай. — Михаль молча качает головой, продолжая наблюдать за внутренней дверью. Инстинктивно я притягиваюсь к нему ближе. Все это не имеет никакого смысла. — Но Мила сказала, что убийца — она сказала, что все это вращается вокруг мужчина, скрытого темнотой. Как ты думаешь, он пользуется губной помадой?
— Я думаю, — наконец говорит Михаль, его голос мягче, чем я когда-либо слышал, — мы совершили серьезную ошибку. — Он встает между мной и дверью, его руки обманчиво спокойны по бокам, и слегка повышает голос. — Теперь ты можешь выйти, ведьма.
Я замираю за его спиной, когда дверь со скрипом открывается, и в комнату входит знакомая золотоволосая женщина. Ужас, похожий на желчь, подступает к моему горлу. Потому что сейчас мне улыбается не Пеннелопа.
Это Бабетта.
Глава 36
Время Чая
В одной руке она держит серебряный нож, и кровь уже струится из локтя противоположной руки, где — я с трудом сглатываю — из пореза торчит похожее на совиное перо, его стержень воткнут прямо под кожу.
— Привет, Селия, — тихо говорит она. — Я думала, не заглянешь ли ты. — Пауза, пока я смотрю на нее. — Ты всегда была умнее своих сородичей.
Молчание между нами тянется и тянется. Где-то позади нас с Михалем часы тик, тик, тикают, пока не прозвенят куранты в половине седьмого утра. Тридцать минут до рассвета. Хотя мое горло работает, чтобы говорить, мой рот, кажется, забыл, как составлять слова. Мой разум просто не в состоянии понять, что видят мои глаза: Бабетта, снова целая и невредимая, живая, без бледной кожи и следов укусов на горле. Наконец мне удается прошептать:
— Я нашла тебя мертвой на кладбище.
— Ты нашел меня заколдованной на кладбище. — Она отходит дальше в комнату, а моя рука ползет к руке Михаля. Однако он не шевелится. Не дышит. Все его сверхъестественное существо приковано к Бабетте. Кивнув на книгу в моей руке, она говорит: — Достаточно смешать веточку паслена75 с кровью друга, и он погружается в сон, подобный смерти, на двадцать четыре часа. Это хитроумное заклинание, правда, довольно редкое и беспрецедентное. Одно из лучших у Ля-Вуазен.
По моим конечностям разливается ползучее оцепенение. То, что Бабетта стоит здесь свободно, спокойно, что она признается в инсценировке собственной смерти, словно обсуждая погоду, не может быть хорошо. Я тяжело сглатываю и украдкой бросаю взгляд на дверь в потолке. Конечно, мы могли бы сбежать через камин, но куртизанки лгут таким образом — возможно, и сама Пеннелопа. Нет. Если мы сможем как-то обойти Бабетту, у нас будет более четкий путь к спасению. Но сначала…
— Ля-Вуазен мертва, — говорю я. — Я видела, как она погибла в битве при Цезарине.
— Ее работа продолжает жить.
— Это ты… — я заставляю себя обойти Михаля, крепко сжимая конечности, чтобы они не дрожали, — это ты убила тех существ, Бабетта? — Мой взгляд непроизвольно падает на гримуар. Он все еще шепчет мне ужасные вещи, которые я наполовину узнаю, но не совсем понимаю. — Чтобы почтить свою госпожу? Ты пытаешься вернуть ее?
