Мой взгляд возвращается к Михал., который внезапно и безоговорочно становится меньшим из двух зол.
— Нам нужно уходить. Пожалуйста. Мы не должны быть…
При звуке моего голоса все призраки в зале поворачиваются ко мне лицом.
Все затихают, когда по театру проносится еще один сквозняк, на этот раз более сильный и холодный. Кристаллы люстры звенят над головой, и прядь моих волос поднимается, мягко обдувая лицо неестественным ветерком. Михаль смотрит на нее. Все его тело замирает, напрягается.
— Они уже здесь? — тихо спрашивает он.
Давление в моей голове нарастает до тех пор, пока она не лопается, пока глаза не слезятся и не горят от него. Не в силах больше притворяться, я зажимаю уши и шепчу:
— Они зовут меня невестой.
Он нахмуривает брови.
— Почему?
— Я… я не знаю…
— Разве это не очевидно? — На сцене, положив руки на бедра, суровый мужчина смотрит на нас с неодобрением. — Вы — нож в вуали, глупый ребенок, и вам, вероятно, не стоит задерживаться. В конце концов, он ищет вас.
— К-Кто ищет?
— Человека в тени, конечно же, — говорит женщина с оборкой.
— Мы не видим его лица, — говорит грузный мужчина, — но мы точно чувствуем его гнев.
Из моего горла вырывается хныканье, и я зажмуриваю глаза, пытаясь совладать с собой. Я не буду их бояться. Как сказал Михаль, это место — разрыв в ткани между царствами. Смерть задерживается здесь. Многие погибли, и это… это не имеет ко мне никакого отношения. Несмотря на их предупреждения, все это не имеет ко мне никакого отношения. Все это лишь одно большое совпадение, за исключением…
— Вам вообще не стоит здесь находиться, mariée, — раздраженно говорит мужчина с топором в шее. — Вам нужно покинуть это место, и сделать это немедленно. Вы хотите, чтобы он нашел вас? Вы знаете, что произойдет, если он это сделает?
Мое сердце жалобно замирает.
Вот только они, кажется, узнали меня — меня, а не Михаля, — и по мере того как они приближаются, их голоса становятся все настойчивее, отдаваясь эхом вокруг меня, внутри меня, и их невозможно игнорировать. Прямо как в гробу Филиппы. И действительно, обезглавленная женщина вскоре устремляется к алтарю, держа голову в одной руке, а ее глаза горят серебряным огнем.
— Вы должны выглядеть невинным цветком, Селия Трамбле, но быть змеей под ним.
— Будьте змеей, — вторит ей другой призрак.
— Уходите сейчас же, — рычит другой.
— Михаль, пожалуйста, нам очень нужно…
— Сколько их пришло? — Хотя его голос звучит все громче, я, спотыкаясь, отступаю назад, прочь от него, от них, не в силах ответить и не в силах помочь. Потому что призраки не хотят видеть меня здесь. Чем дольше я здесь остаюсь, тем холоднее становятся их прикосновения — холоднее, чем вампиры, холоднее, чем лед. Слишком холодно, чтобы существовать в этом мире. Я беспомощно стучу зубами.
— Где они? — спрашивает он, теперь уже громче. — Что они говорят? — Затем, резко и злобно: — Почему я их не вижу?
Он их не видит. Осознание этого разбивает последние остатки надежды, и мое дыхание сбивается, скачет, болезненное, поверхностное и… О Боже. Смутно я слышу, как он говорит, но его слова не проникают внутрь. Больше не проникают. Ужасный грохот заглушает его голос, становясь громче с каждой секундой.
Если Михаль не видит призраков, не слышит их, значит, он прав. Каким-то образом это произошло по моей вине. Я вызвала их, а теперь не могу отправить обратно. Они пришли сюда ради меня. Я — невеста, и…
— Покиньте это место, mariée, — шипит человек с топором.
— Вы должны спрятаться, — говорит обезглавленная женщина.
Голос распорядителя сцены переходит в крик. — Вы должны СПРЯТАТЬСЯ…
Из моего горла вырывается рыдание, когда я обхватываю голову руками, а боль рассекает мой череп надвое. Я умру в этом театре, где меня заставят декламировать мертвых поэтов до скончания веков. При этой мысли поднимается истерический смех, и я трясусь от него, не в силах понять, плачу ли я, кричу или вообще издаю какой-либо звук.
Низкий и напряженный голос Михаля доносится до меня, словно через туннель.
— Селия. Открой глаза.
Инстинктивно повинуясь команде, я обнаруживаю, что он стоит гораздо ближе, чем раньше, и неподвижен. Совершенно и абсолютно неподвижно. Черные глаза словно расширяются, когда он смотрит на мое горло, а его челюсть застывает на месте, как будто он пытается не дышать. Еще мгновение он молчит. Затем сквозь стиснутые зубы:
— У тебя гипервентиляция49. Тебе нужно успокоиться.
— Я-Я-Я не могу…
— Если ты не снизишь пульс, — ровно произносит он, — все вампиры в радиусе трех миль обрушатся на этот театр. Нет — слово резкое, смертоносное, когда его рука хватает меня за рукав — не беги. Никогда не беги. Они будут преследовать тебя, поймают и убьют. Сейчас. Сосредоточься на своем дыхании.
Сосредоточься на моем дыхании. Я киваю, глотая воздух, пока голова не начинает плыть, пока чернота в моем зрении не начинает исчезать. При приближении Михаля призраки отшатываются, горько бормоча. Я задыхаюсь в объяснениях. — О-Они хотят, чтобы мы ушли…
— Вдыхай через нос и выдыхай через рот, Селия.
Я делаю, как он говорит, сосредоточившись на его лице, на жесткой линии челюсти. Он по-прежнему не дышит. Не двигается. Когда я снова киваю — теперь уже спокойнее, — он отбрасывает мой рукав и отступает назад. Я делаю еще один глубокий вдох, наблюдая, как призраки постепенно снова рассаживаются по своим местам. Нехотя посмотрев в мою сторону, распорядитель сцены призывает к порядку.
— Пожалуйста, уходите, — говорит он мне, и я чуть не плачу от облегчения, когда Михаль направляется к дверям.
Но прежде чем я успеваю последовать за ним, из темноты за парчовым занавесом доносится другой голос. Более слабый, чем остальные. Настолько слабый, что я могу его представить. Иди сюда, милая. Такая милая маленькая куколка.
Тьма возвращается, и я падаю лицом в грудь Михаля.
Глава 19
Тяжелый День
Мой сон холоден.
Кажется, что лед прилип к моим ресницам и губам, когда я поднимаюсь с кровати и оглядываю незнакомую комнату. Она выглядит знакомой — как место, которое я должна узнать, — но это не детская. И не Реквием. В шкафу висят аккуратное пальто и юбка — обе блестящего голубого цвета, а в другом конце комнаты весело потрескивает камин, распространяя вместо тепла прохладу и отбрасывая на стены странный фейский свет. Я поднимаю руку, чтобы посмотреть, как он танцует между пальцами. Как и воздух, этот свет кажется острым на ощупь, словно погружаешь руку в снег.
Башня Шассеров.
Мысль приходит мгновенно, без усилий, и на крыльях одного осознания приходит другое: Я не одна в этой комнате.
Моя голова вращается, словно подвешенная в субстанции, которая легче и тоньше воздуха, но при этом мне не трудно дышать. Рядом со мной на кровати сидят две молодые женщины с напряженными и озабоченными лицами. Они смотрят на третью женщину — та старше, ее длинные черные волосы начали седеть на висках, — которая копается в небольшом столе возле двери.
— Что-то должно быть, — с горечью бормочет женщина, скорее себе, чем остальным. — Вы не могли как следует поискать.
Молодые женщины обмениваются тоскливым взглядом.
— Возможно, вы правы, мадам Трамбле, — говорит первая, крутя на пальце кольцо с лунным камнем.
Вторая сжимает покрытые шрамами руки на коленях.
— Возможно, мы что-то упустили.
Лу и Коко.
И снова знание просто кристаллизуется, как и тот факт, что я знаю этих женщин. Я называю их подругами. От осознания этого во мне вспыхивает предвкушение, и я вскакиваю на ноги, обходя кровать, чтобы встретиться с ними взглядом. Словно почувствовав мое присутствие, Лу напрягается, слегка нахмурившись, но не смотрит на меня. Никто из них не смотрит. Я не уверена, что это должно меня расстраивать. Более того, я не уверена, что вообще должен что-то чувствовать, поэтому я покорно сижу.
