Его голова дернулась.

— Мы и есть партнеры…

— Но мы не партнеры. — Мой голос повышается почти до исступления, когда я сжимаю руки. Остальные, конечно, слышат меня — возможно, вся Башня слышит меня, — но я не могу остановиться сейчас. И не остановлюсь. — Мы не партнеры, Жан. Мы никогда не были партнерами. На каждом шагу ты пытался засунуть меня в стеклянную коробку и держать на своей полке, нетронутой, непроверенной и неистинной. Но я уже сломалась. Разве ты не понимаешь? Моргана разбила меня, и я использовала эти осколки, чтобы нанести ответный удар. Я убила ее, Жан. Я сделала это. Я. — Слезы бесконтрольно текут по моему лицу, но я отказываюсь их вытирать, вместо этого шагнув вперед, чтобы взять его за руку. Пусть он увидит. Пусть они все увидят. Потому что неважно, что они говорят — я достойна, и я способна. Я преуспела там, где все остальные потерпели неудачу.

Жан-Люк грустно смотрит на меня, его глаза полны боли, когда он подносит мою руку к своим губам. Он качает головой, гримасничая, с видом человека, не желающего наносить смертельный удар.

Однако он все же наносит его.

— Ты не убивала Моргану, Селия. Это сделала Лу.

Я поднимаю на него глаза, и праведный гнев в моей груди сходит на нет, превращаясь в нечто маленькое и постыдное. В нечто безнадежное. Из всего, что он мог сказать в этот момент, я никак не ожидала этого. Не от него. Ни от Жан-Люк а. И, возможно, именно неожиданность выбивает ветер из моей груди. До сих пор эта мысль никогда не приходила мне в голову, но, очевидно, она пришла ему.

— Что? — вздыхаю я.

— Ты не убивала ее. Ты могла помочь — ты могла оказаться в нужном месте в нужное время — но мы оба знаем, что она перерезала бы тебе горло, если бы Лу не было рядом. Ты застала ее врасплох, сделав инъекцию, а такое везение недолговечно, Селия. На нее нельзя полагаться.

Мы оба слышим его истинный смысл: Я не могу на тебя положиться.

Я смотрю на него, оцепенев, а он тяжело вздыхает и продолжает.

— Пожалуйста, пойми. Все, что я сделал, я сделал, чтобы защитить тебя. Ты должна стать моей женой, и я не могу… — хотя его голос слегка ломается на этом слове, он прочищает горло и быстро моргает. — Я не могу потерять тебя. Однако я также дал клятву народу Бельтерры. Я не смогу защитить их, если буду беспокоиться о твоей безопасности, гоняться за тобой по кладбищам и спасать тебя от убийцы.

Когда я вынимаю свою руку из его, он опускает голову.

— Прости меня, Селия. Просто, пожалуйста… иди наверх. Мы можем закончить это после заседания совета. Я принесу тебе ужин, все, что ты захочешь. Я даже… я отпущу сопровождающего на ночь, и мы сможем поговорить по-настоящему. Как тебе это?

Я смотрю на него, не в силах понять, что еще он может сказать. По крайней мере, слезы исчезли. Мои глаза никогда не были такими ясными.

Вздохнув еще раз, он направляется к двери и отходит в сторону, чтобы жестом пригласить меня пройти через нее.

— Селия? — Мои ноги инстинктивно следуют за ним, пока я не оказываюсь перед ним, а тишина между нами нарастает, отдаваясь в моей груди, как колокол предупреждения. Как предвестник. Он прикасается рукой к моей щеке. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Моя няня всегда говорила, что семь — это магическое число: для гномов, для грехов, для дней недели и для морских приливов. Возможно, оно удачно и для слов. Хотя по всему телу бегут мурашки, я поднимаюсь на ноги и в последний раз целую щеку своего жениха, шепча:

— Я докажу, что ты ошибаешься.

Он отстраняется.

— Селия…

Но я уже пронеслась мимо него в коридор, где сняла с пальца его кольцо и сунула в карман. Я не могу больше смотреть на него. Возможно, я больше никогда на него не посмотрю. Так или иначе, я не оборачиваюсь, направляясь в Парк Бриндель.

Глава 9

Парк Бриндель

Вскоре дом моего детства возвышается надо мной в Вест-Энде — самом богатом районе Цезарина, а сразу за ним раскинулся Парк Бриндель. Его деревья слегка шелестят на вечернем ветерке, скрывая большую часть Долера за его пределами. До того как мы с Пиппой стали достаточно взрослыми, чтобы осознать опасность, мы пробирались сквозь неземные светящиеся деревья к берегу реки и окунали пальцы ног в ее серую воду. Теперь я изучаю знакомую сцену, крепко держась за кованую ограду, окружающую участок моих родителей.

Потому что деревья больше не светятся.

Нахмурившись, я подкрадываюсь ближе, не сводя глаз с бывшей входной двери.

Хоть это и злобно, но я не хочу видеть своих родителей. Они… не одобряют мою связь с Шассерами, но их неодобрение похоже не просто на разницу во мнениях, а на отчаяние, как кандалы, зажатые на запястьях, кирпичи, привязанные к моим ногам, когда я с головой погружаюсь в море. Всякий раз, когда я думаю о них — последних живых членах моей семьи, — мне вдруг становится трудно дышать, а в эти дни я и так с трудом держу голову над водой. Нет. Сегодня я не могу позволить себе утонуть в своем стыде, обиде или гневе. Я должна сосредоточиться на поставленной задаче.

Если Жан-Люк и остальные подозревают правильно, по улицам Цезарина бродит убийца.

Медленно вдыхая, я позволяю прохладному ночному воздуху окутать меня, пройти сквозь меня и заморозить прилив эмоций в моей груди. Затем я прикладываю ладонь к стволу ближайшего Бриндельского дерева.

Хотя я ожидала холода, кора почти замерзла, а ее цвет — когда-то светящийся серебристый — потемнел до черноты. Нет. Она засохла. Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть в луки дерева. Словно почувствовав мой взгляд, ветер услужливо подхватывает ветку, и одна из веток трещит от его прикосновения, рассыпаясь в мелкий порошок. При очередном порыве ветра порошок взвивается к моей вытянутой руке и покрывает пальцы. Его частицы слегка поблескивают в лучах умирающего солнца.

Я хмурюсь еще сильнее. Моя мать много раз обращалась к королевской семье с просьбой уничтожить Парк Бриндель на протяжении всего моего детства. Однажды Король Огюст даже согласился. Однако деревья выросли за одну ночь, стали выше и сильнее, чем прежде, и ярче, вынудив аристократов Западной Стороны смириться со своими тощими соседями. Бриндельские деревья стали упрямым присутствием в Западной Стороне. В самом королевстве.

Что могло стать причиной их… смерти?

Еще одна ветка ломается, и мои мысли возвращаются к розам на кладбище, к тому, как они поникли на земле. Может ли убийца быть ответственным и за них? И за деревья? Хотя раньше я не чувствовала запаха колдовства, дождь мог смыть его аромат. Жан-Люк считал, что здесь может быть замешана магия крови, а все жертвы действительно принадлежали к магическим видам…

Когда позади меня затрещала третья ветка, я с визгом обернулась.

— Спокойно. — Лу поднимает руки с непривычно серьезным выражением лица. — Это всего лишь я.

— Луиза. — Я быстро вытираю черный порошок с лифа, притворяясь, что у меня не защемило сердце. Притворяюсь, что не притворялась мышью. — Ты следовала за мной сюда?

Одетая в блестящий белый плащ, она подходит ближе, протягивая в мою сторону полосу пунцовой шерсти. Еще один плащ, понимаю я ровно в ту же секунду, когда по моим конечностям пробегают мурашки. Свой собственный плащ я оставила на кладбище вместе с Бабеттой.

— Это прислала Коко, — говорит Лу, вместо того чтобы ответить на мой вопрос. — Она бы пошла со мной, но… она зашла в морг. Ей нужно было попрощаться. — В ее глазах вспыхивает острая боль, когда она пытается взять себя в руки. — С Бабеттой, — уточняет она через мгновение. — Они любили друг друга когда-то, очень давно. До того, как Коко встретила Бо. — Она снова делает паузу, ожидая, что я скажу, и молчание затягивается еще дольше и напряженнее, чем прежде. Я не делаю никаких движений, чтобы принять плащ. Наконец она со вздохом опускает его на бок. — Мы подумали, что тебе может быть холодно.