Он почти летит, поднимаясь на помост с Джульеттой, таща ее.

Мы все бросаемся за ним — Бо и я, слегка спотыкаясь, — и обнаруживаем, что весь зал погрузился в молчание.

Кроме Джульетты. Она все еще извивается и брыкается, шипит, плюется и рвется к его руке, которой он держит ее за горло. Несмотря на ее сопротивление, он не отпускает ее. Он даже не вздрагивает. Выражение лица холодное и жестокое — глаза совершенно нечеловеческие — и он обращается к залу шепотом.

— Среди вас есть те, кто сомневается в моей силе.

Паша, Иван, Дмитрий и Одесса образуют своеобразную баррикаду вокруг ослабевших спутников Джульетты. Когда один из них пытается подняться, его колени заживают, Паша ломает ему голень, и вампир кричит от боли. Родственник Присциллы все еще щелкает зубами, глаза горят ненавистью, пока Димитрий силой не вырывает клыки из его пасти. Кровь забрызгивает обсидиановый пол, и я поспешно отворачиваюсь и подхожу ближе к Коко и Бо, чье потрясенное выражение лица отражает мое собственное. Почему-то мне кажется, что это гораздо хуже, чем Янник в птичнике. Это похоже на выставку, на спектакль, только актеры и актрисы ползают и истекают кровью по земле, а не мечутся по сцене. Невольно мой взгляд возвращается к Присцилле и ее разорванному горлу.

Это… это больное место.

— Некоторые из вас считают, что я стал слишком слабым, чтобы править этим островом. Вы считаете, что я стал непригодным, неспособным защитить вас от опасностей за пределами Реквиема. — Пауза. — Ты так думаешь, Джульетта? — мягко спрашивает Михаль. — Ты представляешь себя монархом? Королевой? Думаешь ли ты, что настоящая власть проистекает из того, что ты охотишься на тех, кто слабее тебя?

Она оскаливает зубы в ответ.

— Понятно. — Кивнув самому себе, Михаль поднимает ее выше, и ее ноги заскрежетали по полу помоста. — Во что бы то ни стало…позвольте мне ответить на ваши вопросы. — Повысив голос, он обращается теперь ко всему залу. — Позвольте мне решить все ваши проблемы и, наконец, избавить вас от мелких страхов.

Одним движением руки он отделяет голову Джульетты от плеч, и все ее тело сморщивается, превращаясь в кость, после чего он с глухим стуком опускает ее на пол. Я смотрю на ее труп, не в силах моргнуть. Не в силах думать. Все мысли покидают мою голову, пока не остается только Михаль. Стоя над ней, он смотрит на своих людей с таким чужим, таким пустым выражением лица, что я не могу смотреть и на него.

— Черт возьми, — шепчет Бо, и я провожаю его взглядом.

Не знаю, чего я ожидала — может быть, того, что вампиры закричат или зашипят, как сейчас шипит Присцилла. Возможно, я думала, что они в страхе разбегутся при таком проявлении владычества или бросятся на помост, чтобы напасть. В конце концов, они превосходят нас числом. Они могли бы это сделать.

Однако ничто не могло подготовить меня к тому, с каким восторгом они смотрят на Михаля.

Нетерпеливо бормоча, они расходятся, образуя грубое подобие круга в центре бального зала, и, когда заключенные вампиры начинают биться в ужасе, холодный страх шепчет мне предупреждение по позвоночнику. Круг, который они образуют, похож на яму. На клетку. В ужасе я делаю шаг к Михалю, но Бо и Коко хватают меня за спину, а Лу медленно, тошнотворно качает головой.

— Это не для нас, Селия.

Рид серьезно кивает.

— Мы должны уйти.

Но мы не можем просто так уйти, — я в отчаянии смотрю между ними, — потому что Некромант все еще на свободе. Несмотря на все наши тщательные планы, он не пришел, а я все еще чуть не погибла от рук мстительных вампиров. Я просто… я не понимаю этого места. Горло сжимается, когда до меня доходят все последствия этого вечера. Некромант не пришел. Он не пришел, и как… как я буду спать сегодня? Дыхание сбивается на короткие, болезненные всплески. Как я буду жить, если Некромант может скрываться за каждым углом? Он может прятаться в моей комнате уже сейчас, а если нет, то вместо него может быть мсье Дюпон. Это может быть Иван, Паша или даже Дмитрий. Желчь поднимается у меня в горле при одной мысли о них — затаившихся в тени, ждущих — и, не удержавшись, я снова бросаю взгляд на Михаля.

Кровь Джульетты все еще пачкает его руку.

Она бы убила меня. Они все убили бы меня жестоким и ужасным способом, если бы Михаль не вмешался. Что еще он мог сделать, кроме как нанести ответный удар? Что еще я могла сделать, чтобы предотвратить это?

Нет.

Тряхнув головой, я возвращаюсь к Лу, к Риду, к Коко, Бо и даже к Жан-Люку, и при этом движении глаза Михаля переходят на мои. В них застывает невысказанный вопрос. Но я не могу дать ему ответ, которого он жаждет; я не могу больше так поступать, не могу терпеть такое насилие. Неужели он действительно думает, что я смогу жить в таком месте? Думает ли он, что я смогу это пережить?

Лу сжимает мою руку в молчаливом утешении, но даже ее присутствие мало успокаивает меня сейчас. Когда рядом с нами появляется Одесса и берет меня за другую руку, Михаль прочищает горло на помосте.

— Пиршество официально окончено, — говорит он. — Покиньте это место и не возвращайтесь. — Кивнув головой в сторону Паши и Ивана, он говорит: — Делайте с ними, что хотите.

Он поворачивается на каблуке и исчезает через неприметную дверь в стене позади. Одесса все настойчивее тянет меня за руку, шепча, чтобы я поторопилась, поторопилась, пока Паша и Иван поднимают на ноги пленных вампиров. Они тащат их тела в центр ямы.

— Селия, двигайся…

Одесса силой затаскивает меня на балкон, спускается по дереву и выходит во двор — но не раньше, чем я слышу крики.

Глава 49

Пролитый Чай

В моей комнате, где Лу, Коко и я свернулись калачиком в мягких креслах у очага с чашками лимонного чая в руках, потрескивает большой огонь. Часы на камине показывают три часа ночи. Сразу после входа мы переоделись в костюмы, и вскоре раздался стук. Иван и Паша стояли в коридоре, хмуро глядя на поднос с чаем, а потом всучили его нам и объяснили, что сегодня будут охранять нашу дверь.

Я оцепенело смотрю на стену с книгами. Ряды за рядами потрескавшихся корешков. Рядом со мной Лу сидит с Коко, склонив голову на ее плечо и перекинув ноги через ручку их кресла. Серебряная лента, которую подарил мне Михаль, свободно болтается между пальцами, пока я читаю каждое название.

Приключения Ода, Бодрика и Флема.

Брайар и Бин.

Сестра Рен.

Явно из раздела сказок. Я почти смеюсь над иронией. Почти. Всего несколько часов назад я думала, что вампиры способны жить на страницах одной из этих книг, уплывая на тайные островки с корзинами роз и бутылками крови, но эти бутылки крови должны откуда-то браться.

Как же я была глупа.

То, как быстро Михаль расправился с Янником и остальными, заставило меня поверить, что их смерть не принесла ему удовольствия, но сегодня ночью он доказал обратное. Сегодня ночью он был расчетлив, жесток, граничащий с садизмом, ради одобрения своих людей. Эта мысль приносит острую, неожиданную боль, пока я снова не сосредотачиваюсь на титулах. На потускневших золотых буквах. Все, что угодно, лишь бы забыть воспоминания о руке Михаля с алым пятном. О криках Присциллы, бьющих по ушам.

Как Зацвела Маленькая Роза.

Зимняя Королева и Ее Дворец.

Мой взгляд задерживается на последней — корешке из слоновой кости в тканевой обложке с облупившимися буквами. Я узнаю эту книгу. У нас у самих был такой экземпляр, и долгие годы он занимал почетное место на прикроватной тумбочке Филиппы. Она читала мне ее каждый вечер — сказку о ледяной королеве Фростине, которая влюбилась в летнего принца. Каждый год он проезжал на своей солнечной карете мимо ее дворца, растапливая снег и лед, и она люто ненавидела его за это, пока однажды не обнаружила на пороге стебель подснежников. В ярости она раздавила белые лепестки под сапогом. Однако на следующий год она обнаружила целый ковер из них в своем саду, и, поскольку она не могла раздавить их все, ей ничего не оставалось, как влюбиться в принца.