По приезде в приют княгиня сразу же развернула бурную деятельность. Первым делом позвала к себе матушку Клавдию. Сцена их встречи добавила несколько штрихов к портрету Вороны.

— И вы здесь, графиня…

— Попрошу без титулов, — прервала Екатерину Михайловну монахиня. — Просто матушка Клавдия. Мирское уже не принадлежит мне.

— Ну, хорошо. Не ожидала вас здесь увидеть, да ещё в церковном облачении. Особенно в церковном.

— На всё воля Божья. Как бесы судьбой моей ни крутили, а Господь по-своему распорядился. И не будем больше об этом. Извольте отужинать, хоть и поздно уже. А вот Елизавете необходимо вернуться в свою комнату на первом этаже. Её поездка в столицу была инкогнито.

— Ну, раз надо, то пусть идёт.

В заключении долго одной сидеть не пришлось. Ужин принесла сама Клавдия. Очень мрачная и чем-то встревоженная.

— Что-то случилось? — поинтересовалась я у неё.

— Прошлое встретила, — отмахнулась та. — Не думала, что княгиня Елецкая сюда лично пожалует. Надеялась, что возраст ей не даст этого сделать.

— Смотрю, раньше знакомы были.

— Не твоё дело, Елизавета. А тут к тебе гости пожаловали.

— Кто? — удивилась я.

— Крестьяне какие-то на возу. Старший Прохор, а также, дай бог памяти, Макар. С ними три девки разных возрастов.

— Устинья, Стеша и Марфа?! — чуть ли не подскочила я до потолка от таких новостей.

— Верно. Они. Значит, не соврали, что от самого Озёрского к нам добирались. Позавчера явились и давай у ворот поклоны бить. Будь одни мужики, то прогнала бы прочь, но больно девочки уставшие были. Пожалела.

— Странно… Ладно бы Макар со Стешкой и Марфой, но почему Прохор с внучкой сорвались с насиженного места?

— Не знаю. Мне достаточно того, что это твои людишки, а дальше разбирайся с ними сама. Но учти, что у нас им не место.

— Разберёмся с этим чуть позже. Скажи, Клавдия, а можно их сейчас увидеть?

— Мне сказано держать тебя здесь. Да и спят, наверное, уже.

— Пожалуйста! Я ведь места себе до утра не найду от волнения! Если даже здесь нашли, то совсем плохи дела дома. Ну а разбужу, так не обидятся.

— Хорошо. Через час отведу на задний двор — там всех поселила. Но ненадолго. Нечего по ночам шастать!

— Спасибо! С меня причитается!

Этот час в ожидании растянулся на целую вечность. Но вот, наконец-то дверь комнаты отворилась, и Клавдия, держа в руках масляную лампу, освещающую путь, лично отвела меня на задний двор. Там, в одной из комнат длинного сруба, и оказались мои земляки.

На настойчивый стук в дверь откликнулся сам Прохор. Подслеповато щурясь, не сразу признал меня в полумраке. Но как только понял, кто перед ним, то рухнул на колени и стал истово креститься.

— Лизавета Васильевна! Неужто господь услышал молитвы наши!

— Здравствуй, дедушка! — кинулась я к нему обниматься. — Вот нежданно-негаданно и свиделись.

Вскоре к нам присоединились остальные обитатели Озерского. После долгих охов-ахов и причитаний, наконец, мы все успокоились.

— Ну, рассказывайте, — сев на лавку, приказала я. — Что-то больно много вас.

— Дык, — понуро ответил Прохор. — Не от хорошей жизни сбёгли. Как барчука шибануло…

— Подожди! Кого и когда шибануло? Начинай-ка с самого начала и с подробностями.

— Вольдемара Потаповича. Других у нас и нету. Значится, увезли вас церковники, а мы думу думать стали, как дальше жить теперича. Барыня с сыночком по первости радовалися, а потом закручинились сильно. Сам не видел, но говорят, что им денег в Кузьмянске давать перестали крендиторы у банке.

— Кредиторы?

— Вот они. Значится, Мэри Артамоновна и разозлилася. Помните тех людишек, что вас у лесопилке оговорили? Так они у нас жить осталися барыне служить. Нехорошие мужички. Как есть разбойники. Барыня решила, что мало мы ей платим, и давай псов этих по дворам пускать. Всё вымели, хотя срок платы за землицу не пришёл ещё. Из деревенских, кто расторопнее, уйти в другие края захотели. Гришкины первыми свой скарб собрали, да в сторону Кузьмянска податься захотели. Ан не тут-то было! Споймали их посреди дороги и взад возвернули. А потом выпороли всех, даже девок, и пригрозили, что ежели кто ещё сподобится уйти, то тех найдуть и живьём спалят. Во страсти какие! А уж как наш барчук лютовал, то не приведи господи!

Потом Вольдемар Потапович решил сам доски делать и продавать. Денег-то нету, всё проели они с барыней. Пригнал мужиков из деревни, кто раньше с вами батрачили, и приказал пилить денно и нощно. Я ж к нему по-людски подошёл и сказал, что вы, Лизавета Васильевна, наказывали котёл сильно не топить и отдых ему давать. Не поверил Вольдемар Потапович и рыло мне расквасил.

Долго лесопилка без продыху дымила, а барчук сидел и крепкое вино пил, глядя, как мы доски делаем. Ну и чтоб не отлынивали тож. Потом по вечору котёл как взорвётся! Я ужо подумал, что конец света настал, так громко было.

— Кто-то из наших пострадал? — взволнованно спросила я, понимая, чего можно ожидать от подобной катастрофы.

— Не. Токмо чутка двоих помяло. Все ж: кто брёвна таскал, кто доски. А вот Вольдемару Потаповичу железяка одна точно в голову вдарила. Как есть разворотила её всю. Грех такое говорить, но думаю, что это ему кара божья за все злодейства.

— Ты, старый, за бога не решай! — подала голос Клавдия, слушавшая наш разговор.

— Уж прости, матушка, но я к Господу со всем уважением. Токмо неспроста такое случилося. Все на ногах, живёхонькие от страха крестятся, а барчук безголовый лежит.

— Идиот! Какой же идиот Вольдемарчик! Кретин жадный! — в сердцах выругалась я от таких новостей. — И себя угробил, и людей чуть не покалечил! Надо было за давлением следить! Всё же в инструкции доходчиво написано! А барыня что?

— Погоревала с недельку, а потом с какими-то тёмными людишками из Кузьмянска спуталася. Совсем невмоготу стало.

— Понятно… А ты что, Стеша, расскажешь? — обратилась я к своей служанке.

— Всё, как дед Прохор сказывал, было. Когда осталися мы без вас, то наказ не забыли. Токмо сразу уходить из усадьбы не захотели. А вдруг вы бы возвернулися, а нас нету? Ждали, ждали, а потом, когда Мэри Артамоновна из дому, прости господи, вертеп устроила, то поняли, что тута больше житья не будет. Но уходить боязно было: барыня дворовым пообещала споймать и шкуры спустить, ежели кто решиться сбечь. Когда совсем невмоготу стало, то Макар ночью нас тихонечко к Прохору и отвёл. Деда лесные дорожки хорошо знает, по ним можно было попытаться от злыдней барыни уйти.

— Во-во! — поддержал Стешу Прохор. — Токмо так и надоть! Эти ж не местные и леса нашего не понимають. Заодно и сам решился с Устькой уходить. Гуртом оно сподручнее. Думали, рядили, кудысь податься, а потом вас искать решили. Уж кто справится с Мэри Артамоновной, так токмо вы. А коль не получится, то рядышком с вами поживём. Всё ж спокойнее.

Макар в Кузьмянск тихо пробрался и к управляющему графа Бровина наведался. Тот его лицо помнит, поэтому к хозяину своему сразу спровадил. Так и узнали, что вас взаперти тута держуть.

— Не совсем взаперти, — пояснила я. — Что-то вроде приюта. Но домой пока возвращаться мне запрещено.

— Может, и нас приютят, Лизавета Васильевна? — тонким голоском пискнула Марфа. — Вы же нас знаете. Мы и работящие, и даже буквы знаем.

— Это не ко мне вопрос, а вот к ней, — кивнула я на Клавдию.

— Тётенька! Оставьте нас, Христа ради, у барышни нашей. Такого страху натерпелися без неё!

Клавдия замялась, не зная, как ответить на подобное, но детский умоляющий взгляд растопил даже сердце Вороны.

— Обещать пока не буду. Пригляжусь к вам, а потом уже с княгиней Елецкой решим вместе. Пока же при храме нашем будете. Денег за работу много хотите?

— Благодарствую, матушка, — важно, но с явным облегчением, что сразу не гонят, кивнул Прохор. — Токмо грех это — за церковную работу денег просить. Крыша над головой, краюха хлебная будут, а с остальным трудом да молитвами справимси.