— Неверно. Не путай прощение с безнаказанностью. Хотя насчёт любить врагов, как себя, ты верно подметила, дочь моя. Мысли говоришь крамольные, но не чувствую в тебе черноты дьявольской. Свет от тебя исходит. Скажи, как ты себя чувствуешь, когда совершаешь злой поступок?

— Ну… — задумалась на секунду я. — Корю, стыдно становится.

— То есть наказываешь себя.

— В каком-то смысле да.

— А кто для тебя враги? Люди, по твоему мнению, носящие в себе зло: подлость, стяжательство, жестокость. Вот и возлюби их, как саму себя, наказав за это. Ну а какими методами… Каждому воздастся по делам его.

— Но ведь и они меня врагом считают. Значит, для них я тоже зло.

— Это постоянная война между Тьмой и Светом. Каждая душа сама выбирает свою сторону. К сожалению, во Тьму легко зайти. Достаточно элементарного равнодушия к людям или к себе. К себе особенно. Не будешь согревать свою душу теплом любви, никого им согреть не сможешь и чужое не впитаешь. Так сердце и очерствеет. Что дьяволу только на руку.

Вижу, на сложном распутье стоишь. Жить тихо хочешь, а выживаешь. Покоя хочешь, а мечешься. Себя до конца не познав, пытаешься менять мир. Я помогу, когда буду нужен. Зайди в любую церковь и обратись. Да и в них заходить необязательно. Каждый человек внутри себя носит храм. Просто одни его строят, а другие разрушают. Сохрани свой!

На секунду я отвела глаза, задумавшись, как поумнее ответить на эти путаные слова. Но когда решила снова посмотреть на священника, то с удивлением обнаружила, что его нет. Совсем нет, словно испарился.

— Дедушка, — повернулась я к молящемуся рядом Прохору. — А поп куда ушёл?

— Какой поп? — недоумённо пожал он плечами. — Не было никого. Почудилось, видать, с усталости.

— Не может быть! Вот только тут стоял!

— Ох, Лизавета Васильевна… Не бережёте совсем себя. Отдохнуть вам надоть, а то чудеса мерещатся.

— Дела никто не отменял. Где находится дом городского главы, знаешь?

— Не перепутаю с другими.

— Вот и пойдём туда.

Дом городского главы действительно ни с чем не спутаешь. Он выделялся среди деревянных двухэтажных построек, из которых в основном и состоял Кузьмянск. Солидный, каменный. Парадная лестница украшена по бокам скульптурами львов. У входа стоит солдат с саблей на боку, одновременно выполняя функции и охраны, и лакея.

— Мил человек, — с привычным поклоном обратился к нему Прохор. — Тута хозяйка моя хочет начальство твоё увидеть. Подмогни, Христа ради.

— Назначено? — важно спросил он

— Откель? Мы ж из самого Озерского к вам добиралися. Путь неблизкий.

— Не положено просто так никого пущать. Приказ. И не сюда вам с барышней надо, а в управу. Там бумагу напишите секретарю и ждите ответа.

— Дык, где ж нам ждать-то? Ужо скоро и домой возвращаться, чтоб дотемна успеть.

— У меня приказ, дед. Хоть до Масленицы упрашивай, а помочь ничем не могу. Но… — внезапно понизил он голос. — Вона карета едет его высокородия. Ежели твоя хозяйка сама к нему подойдёт, то могёт и поговорить, если настроение у графа хорошее.

Я именно так и сделала. Как только пожилой невысокий мужчина в шинели с роскошным меховым воротником ступил на землю, тут же подскочила к нему и затараторила, боясь упустить момент.

— Здравствуйте! Меня зовут Елизавета Васильевна Озерская. Понимаю, что это не очень тактично, так приставать прямо на улице, но не соблаговолите ли вы уделить…

— Озерская? — перебил меня он. — Уж не дочь ли Василия Юрьевича?

— Да.

— Милости прошу в мой дом.

Прошли в его кабинет. Мужчина тут же предложил мне пообедать, но я вежливо отказалась, объяснив, что времени очень мало и скоро должна уехать.

— Тогда лёгкие закуски и сливяночки графин, — приказал он слуге. — Вы что предпочитаете, Елизавета Васильевна, из напитков?

— Горячий чай, а ещё лучше кофе. Соскучилась по нормальному в нашей глуши.

— Непременно побалую, — улыбнулся хозяин кабинета и внимательно окинул меня своим взглядом. — А вы сильно изменились, Лиза. Я помню вас ещё девочкой на похоронах Василия Юрьевича… Жаль, что так нелепо погиб. Такой был человек! Деятельная натура и порядочная во всех отношениях личность.

— Извините, — честно сказала я. — Но я вот вас совсем не помню. Стыдно признаться, до сих пор даже не знаю, как вас зовут. Все эти годы после смерти отца прожила в затворничестве. Это мой первый выход в люди.

— И сразу ко мне? Отрадно! Граф Бровин Станислав Альбертович. Ну и глава Кузьмянского уезда, как вы уже догадались.

— Очень приятно познакомиться! — присела в реверансе я. — Станислав Альбертович… Извините ещё раз за столь наглое вторжение, но я не знала, к кому ещё пойти, вот и решилась к самому важному человеку в городе.

— Ваш батюшка тоже редко мелочился! — рассмеялся он. — И не стоит, право слово, извиняться. Дочь моего друга всегда желанная гостья в этом доме. Имейте в виду! Но, как вижу, у вас ко мне не только познавательный интерес?

— Да. Наше имение приходит в упадок…

— Знаю. О кутежах Марии Артамоновны наслышаны все. Не в моих правилах говорить о людях плохо за спиной, но я никогда не одобрял выбор этой особы вашим отцом.

— А уж я как не одобряю! — согласилась я. — От былого состояния Озерских остались лишь одни долговые расписки, что наплодила мачеха. Я же хочу немного исправить положение. Теперь буду лично заниматься торговыми и другими делами семьи. Прежде всего волнует вопрос, где могу по нормальной цене продавать товар из нашего поместья.

— Нет ничего проще, Лизонька. Я дам распоряжение, и городские власти будут скупать всё на корню. В обиде не останетесь.

— Спасибо. Ещё хотела выяснить на будущее… Мой отец незадолго перед смертью приобрёл механизм по распиловке дров на доски. Если смогу восстановить его, то насколько будет востребован такой товар?

— Доски? — оживился граф. — Хорошего качества пиленые доски — это золотое дно! Готов их скупать сам по… Семьдесят рублей за воз. Это, конечно, цена заниженная, но в нашей глуши все обходятся исключительно тёсанными. Ближе к столице, где располагаются мануфактуры и ведётся серьёзное строительство, можно выручить гораздо больше. Только туда их доставить надо да знать выходы на нужных, проверенных людей. Сколько вы хотите продать? Воз, два, пять?

— Не понимаю. Ещё не изучила документацию. Хотелось бы поставить производство на поток. Ресурсы для этого найду. Главное, чтобы лесопилка заработала. По цене пока тоже сразу не дам ответ. Нужно посчитать для начала расходы на производство и на восстановление машины. Но вы меня обнадёжили. Скорее всего, получится рентабельное производство.

— Елизавета Васильевна. Я поражён, — удивлённо поднял брови он. — Откуда такие специфические слова из уст молоденькой барышни?

— Папино наследство. Много читала книг, что остались после него, — скромно потупила я глаза.

— И головушка светлая, смотрю, тоже от Василия Юрьевича досталась. Читайте, считайте. Если всё получится с паровой машиной и надумаете вести дела со мной, то всегда просим в гости. Да и так просто захаживайте. Моя семья сейчас в Москве. Поэтому всегда буду рад видеть у себя столь яркую и одновременно умную девушку… Не поймите превратно старика: никаких пошлых мыслей в себе не держу. Вышел, к сожалению, уже из этого возраста, а вот с интересными людьми люблю в компании посидеть.

— Спасибо! И за участие, и за приглашение. Непременно заеду. Но мне, — посмотрела я на огромные настольные часы, — уже пора.

— Подождите, Лиза. А давайте я сделаю вам небольшой подарок? Он ни к чему вас не обяжет. Вижу, что вы нуждаетесь. Но дочь человека, благодаря которому я смог стать во главе города и Уездного Дворянского Собрания, должна иметь приличную одежду. Я сейчас же приглашу своего личного портного и…

— Спасибо ещё раз, — перебиваю его, — но тут откажусь. Мечтаю заработать сама на такое платье, чтобы все ахнули. А подарки расслабляют. Не лишайте меня мечты.