— Трогать нельзя, — пояснила Ира Деньгина. — Это не для нас.

— Кто сказал? Ворона?

— Нет. Так они решили, — кивнула она в сторону “бриллиантовых”. — Кто мы такие, чтобы высшей аристократии Российской Империи перечить?

— Понятно… Ангелина, останься здесь. Будут тебе и яблочки, и грушки, и малинка.

После этих слов я подошла к роялю, рядом с которым стоял фруктовый стол, и взяла оттуда пару ваз. Немая сцена среди “бриллиантовых дам”. Видимо, никто не ожидал от меня такой наглости. Первой опомнилась, естественно, графиня Зобнина.

— И кто тебе разрешал трогать своими грязными руками наше угощение?

— Руки чистые, фрукты не ваши, а общие. Наше содержание здесь оплачивают, так что имеем полное право на все удобства.

— Ты действительно сумасшедшая, раз так думаешь! Идиотка! Наши семьи сделали такие благотворительные взносы, какие вам, нищенкам, и не снились!

— Ну, ты-то свой давно прожрала за столько лет.

— Как ты смеешь мне тыкать?! — завопила графиня.

По её лицу и наливающимся кровью глазам видно, что переходит в своё “боевое” состояние. Не удивлюсь, если сейчас полезет в драку.

— Ещё один шаг в мою сторону, — лучезарно улыбаясь, предупредила я, — и размозжу твою голову этой замечательной тяжёлой вазой. Кровь… Мозги по ковру… Хочешь? Давай, Зинка! Подойди ко мне. Не лишай такого удовольствия.

А графиня оказалась не только гневливой, но и трусливой. Видимо, отпора никогда не получала и поэтому, привыкнув к безнаказанности, легко впадала в бешенство, не заботясь о последствиях. Но мой внешне дружелюбный вид и одновременно страшные слова отрезвили её получше ушата холодной воды. Графиня отпрянула назад и обвела своих товарок возмущённым взглядом, явно ища поддержки.

— Действительно, Озерская, — проблеяла сидящая за роялем молодая женщина с огромными миндалевидными глазами. — Это выходит за рамки приличий.

Баронесса Наталья Дмитриевна Витковская, кажется. Несмотря на ангельский вид, она соблазнила всё мужское население не только в своём доме, но и у соседей. Попала к нам после того, как голой залезла в кровать к родному брату. Тот адекватно оценил подобную “сестринскую любовь”, и теперь баронесса музицирует в лечебнице.

— Милочка, — повернулась я в её сторону, — за рамки приличий выходит причина, по которой вы здесь. Играйте лучше на рояле: у вас хорошо получается. Музыкальный инструмент, кстати, тоже общий. Ещё вопросы у кого есть?

Я обвела внимательным взглядом местный бомонд, держа вазы с фруктами на уровне плеч. Наверное, красиво смотрюсь со стороны с такими “боевыми натюрмортами”. Больше никто не посмел перечить, поэтому спокойно подошла к своим подругам, поставила на стол добычу и предложила.

— Угощайтесь. Теперь бегать туда-сюда из-за каждой мелочи не придётся.

— Я поражена, — выдохнула Ира Деньгина. — Лизонька, ты очень смелая. Но и безрассудная. Эти просто так твою выходку не оставят.

— Плевать, — отмахнулась я, беря грушу.

Ира была права: не оставили. “Бриллиантовые дамы” составили целую петицию о том, что их жизни и душевное здоровье подвергаются опасности со стороны некой помещицы Озерской. Так как князя Елецкого нет, то они вручили свою жалобу матушке Клавдии. Та, не будь дурой, провела своё расследование, и… Уже на следующий день в общей гостиной не было ни фруктов, ни рояля. Вообще ничего не было, кроме эха в пустом помещении.

Дождавшись, когда все частые посетительницы соберутся в зале, Клавдия появилась сама. Настоящей Вороной вошла и остановилась на том месте, где недавно стоял рояль.

— Не умеете делить дары Божьи, — прокаркала она, — значит, не заслуживаете их!

Не став слушать комментарии присутствующих, она вышла, больше не проронив ни слова.

Тут же “бриллиантовыми” была составлена новая петиция, что, мол, всё не так было понято и что делить никто ничего не собирался, так как все находятся в полной любви друг к другу. А всеми обожаемая Лизонька Озёрская — новенькая и просто не разобралась в ситуации. Рояль, мебель и фрукты опять заняли свои законные места. Пикнуть, что благами пользуются теперь все пациентки, больше никто не посмел.

Вот такая вот она, матушка Клавдия…

Сегодня маленький праздник — вернулся из Москвы доктор. Илья Андреевич вошёл в мою палату сразу после завтрака. В руках у него было три розы алого цвета.

— Спасибо, — хихикнула я. — Очень мило, хотя и опрометчиво.

— И в чём же моя ошибка? — поинтересовался он.

— Если вы и дальше намерены держать своё обещание, каждый раз увеличивая количество цветков, то вскоре это будет выглядеть так… Благородный, но уставший и сильно сопревший князь Елецкий тащит через весь особняк тележку с розами. Потом останавливается у моих комнат и начинает напряжённо размышлять, как через дверь протащить этот цветочный стог.

— Живописно! — рассмеялся Илья Андреевич. — Но вы недооценили моё коварство. Я просто оставлю их у входа, а дальше сами думайте, как поступить.

— Вот так всегда! Вы, мужчины, понапридумываете, а нам, хрупким женщинам, отдувайся за вас.

— Что поделать? Нет в жизни совершенства. Елизавета Васильевна, пройдёмте в мой кабинет, — мягко, но настойчиво предложил он. — У нас сегодня предстоит долгий разговор. Мне хочется лучше понять вас, чтобы решить, как действовать дальше.

— С удовольствием! — не стала скрывать я своих эмоций. — Это намного интереснее, чем отвечать на вопросы ваших не очень смышлёных коллег.

— Чем же они вам не угодили? — удивился доктор.

— Не переживайте, список длинный. Боюсь, что и вам достанется.

— Заинтригован…

Кабинет Ильи Андреевича впечатлял. Огромное, но уютное помещение с зелёными обоями на стенах было обставлено книжными шкафами. На массивном столе из красного дерева расположился малахитовый письменный набор, а также подсвечник. Широкое кожаное кресло троном возвышалось над столом. Позади него на стене висел портрет немолодой знатной дамы с умными, но жёсткими глазами. Фамильное сходство с князем налицо: либо мать, либо бабушка. У окна стоял ещё один столик, рядом с которым тоже были кресла, но попроще.

Всё вместе создавало непередаваемую атмосферу богатства, уюта и некой сказочности. Словно я попала не в кабинет врача, а к волшебнику-учёному, который долгими вечерами сидит тут и придумывает новые заклинания.

— Нравится? — поинтересовался Илья Андреевич.

— Очень. Но чего-то не хватает. Часов не вижу.

— Верно. Напольных часов. К сожалению, сломались. Механизм сложный — английский, поэтому пришлось везти на ремонт в Москву.

— Вы за этим туда ездили? — спросила я.

На лице князя промелькнула лёгкая тень озабоченности.

— Нет, Елизавета Васильевна, это семейные дела. Присаживайтесь, где вам удобно. Начнём нашу беседу.

Недолго думая, я уселась за рабочий стол доктора.

— Так пойдёт?

— Неожиданно, — улыбнулся он. — Словно не я вас, а вы меня лечить собираетесь. Но сегодня давайте обойдёмся без игр. Предлагаю расположиться у окна и любоваться чудесной летней погодой, непринуждённо ведя беседу. Сейчас нам принесут по чашечке кофе, если не возражаете.

— Против хорошего кофе устоять не могу, — вздохнула я, вставая с кресла. — Вы знаете, как выманить девушку с царского места.

— Всего лишь с княжеского. Скажите, Елизавета Васильевна, а вы всегда такая энергичная?

— Что вы имеете в виду?

— Пока я был в отъезде, вы успели разворошить устоявшуюся жизнь нашего заведения. Матушка Клавдия мне дала устный отчёт по последней неделе. И почти во всех событиях фигурирует ваше имя.

— О! Представляю, как я выглядела в её рассказе!

— Вы знаете, но на удивление хорошо… Для “греховодницы”, конечно. Но лично мне не понравилось то, что вы внесли некий разлад среди моих пациенток. Многие женщины серьёзно больны, и им не нужны нервные потрясения. Достаточно и того, что Ворона их гоняет.