Улавливаете суть, Матушка? Или предпочитаете в гордыни жить, считая себя особенной? И что должно всё само по себе случаться, без приложения ваших усилий и мозгов? Дадите разрешение — помогу. Не дадите: я знаю, что сделала всё возможное, чтобы его получить. Смерть несчастной будет полностью на вашей совести.
— А ты непроста… — усмехнулась Матушка. — Уговорила. Лечи. Но учти, что ничего тебе за это не будет.
— Ошибаетесь. Внутреннее удовлетворение иногда бывает важнее денег.
— Неожиданные умения в риторике. Не для деревенской барышни. Но сразу ставлю условие. Никакого применения Дара колдовского! Я сама имею кой-какие способности, так что сразу почувствую подобное. Ждать, пока ты осквернишь сестру нашу дьявольскими заклинаниями, не стану: сразу прерву твою грешную жизнь.
— Боль будет нестерпимая. Нужно усыпить больную. Ещё хочу в рану свои силы влить, чтобы зараза не так быстро развивалась. Никаких заклинаний и заговоров. Буду читать молитвы, пока не закончу. И вы можете читать, если так спокойнее будет. Святой водой меня поливайте, крест целовать заставляйте. Не мне вас учить, как дьявольскую силу отгонять.
— Верно. Не тебе, грешница. Делай, как я сказала, или ничего не делай.
— Хорошо…
Операция началась плохо. Несмотря на весь свой стоицизм, надзирательница зашлась в диком вопле и стала вырываться, пытаясь разорвать верёвки, которыми её предварительно связали. И это только первый разрез, прошедший через отмершую ткань и доставший до живой.
— Усыпляй! — сдавшись, приказала начальница этой странной организации.
Я быстро положила несчастной руку на лоб и громко стала читать молитвы, чтобы никто не подумал, что колдую. Как только женщина затихла, продолжила иссекать ткани. Запущено… Ох, как запущено! Даже если и выживет, то хромать будет до конца своих дней. Столько почти серо-чёрного мяса я давно не видела. Нервы задеты. До кости не дошло, но близко к этому.
Изначально примитивное вскрытие абсцесса растянулось на почти часовую операцию. Охрана и Матушка, стоящие вокруг меня, находились в шоке от увиденного и даже слова не сказали, когда самовольно применила свой Дар на ране.
Наконец поняла, что больше ничего путного не смогу.
— Воды, — попросила я, выронив инструмент.
— Святой? — шёпотом спросила одна из надзирательниц.
— Холодной. В горле пересохло от волнения.
Тут же дали напиться и отвели обратно в камеру.
Почти ничего не поменялось в отношении ко мне. Всё так же молча приносили еду неразговорчивые, теперь уверена, монахини. Но неожиданно каша стала с мясом, а вместо простой воды был лёгкий фруктовый компотик, отлично утоляющий жажду. Значит, больная идёт на поправку. Кулинарный “комплимент” Матушки… или игуменьи этого места я поняла и оценила. Мелочь, но серые тюремные стены уже перестали казаться такими унылыми.
Через несколько дней ко мне зашли знакомые люди. Отец Серафим и отец Иннокентий. С ними была Матушка. Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки…
32
— Казнить нельзя помиловать. Где собираетесь запятую ставить? — с грустной улыбкой спросила я у своих посетителей. — Приговор вынесен?
— Казнить нельзя помиловать? — переспросил пожилой монах… Серафим. Так, кажется, его зовут. — Интересный казус, Елизавета Васильевна. И верно: порою от одной запятой жизнь зависит. Но в вашем случае её ставить рано. В том, что вы не якшаетесь с тёмными силами, мы установили и в этом вопросе полностью оправдали.
— Спасибо. Ура.
— Погодите. Но также мы подозреваем вас в других, очень неприятных делах. Признайся, дочь моя! Уж не на кладбищенских ли трупах ты строение человека изучала, чтобы так ловко операции проводить? А?
— Эээ…Нет… — растерянно помотала головой я, получив удар, которого совсем не ожидала.
— Тогда объясни, как знания такие получила.
Я замолчала, не зная, что ответить. Прав монах, со своей колокольни оценивая мои поступки! Лаясь с Кабылиной, подобное не освоить. Нужны обязательные вскрытия тел, практика. А где, по мнению местных жителей, можно взять безропотного добровольца, готового к тому, что его разберут на части? Только на кладбище. Очередной мой прокол! И как теперь выкручиваться?!
— Не хочешь отвечать? — продолжил отец Серафим. — Понимаю. Сознаться в таком святотатстве страшно. Верю, что для благого дела старалась, но нормальный человек подобным заниматься не будет. Поэтому, Елизавета Васильевна, рано вам к людям. Нужно свои душевные страсти для начала побороть, чтобы ещё какой беды не случилось. И я знаю одно такое место. Скоро в него и отправитесь.
— Куда? В другой монастырь?
— Нет. Место наполовину светское. Неподалёку от Москвы. Не волнуйтесь, вам там должно понравиться.
— Подождите! — решилась я. — А если скажу, что не из этого мира? Что меня сюда бог переслал?! Я вам расскажу свою историю, и вы поймёте, что не вру!
— Лечиться! Непременно лечиться! — замахал руками он. — С такими фантазиями — тем более! Даже слушать крамольные бредни не хочу, а то и куда построже отправить искус появится. Лиза, вы мне очень симпатичны в некоторых своих деяниях. Не надо разочаровывать в себе. Примите болезнь свою, а после молитвами, аскезой и раздумьями искорените её. Бог вам в помощь!
После того как эта троица ответила на кучу моих вопросов и ушла, я долго не могла успокоиться, наматывая круги по узкой камере. Обалдеть! Признали невменяемой! В дурку отправить хотят! Сразу встали картинки из учебников, как на моей земле в таких местах морили голодом, пытали током и сверлили дырки в головах. Не хочу! Уж лучше в монастырь, чем закончить жизнь в застенках садистов-психиатров!
Примерно круге на сотом робко проклюнулась возможность мыслить более здраво. Этот Серафим говорил, что место исключительно для знатных господ или богатых семей… Женщин. Туда многие хотят отправить своих спятивших родственниц. Даже приличные деньги платят те, у кого знатность знатная не дотягивает до определённого уровня. Значит, должно быть всё не так плохо. И граф Бровин не стал бы тратить свои кровные, чтобы насолить мне: он реально очень тепло ко мне относится. Спасибо ему за это! Приятно и неожиданно такое участие!
К тому же появляется шанс выйти оттуда, показав, что полностью здорова. Есть смысл месяцок-другой пожить там, чтобы не привлекать лишнего внимания к чудесному исцелению, а потом доказать местным эскулапам свою адекватность. Это всё же лучше, чем годами сидеть за монастырскими стенами.
Наверное, стоит попробовать и согласиться… Реально я сбрендила! Будто бы меня кто-то спрашивает и дожидается царственного кивка головы придурковатой Лизоньки! Взяли в охапку и потащили! Могу, конечно, побрыкаться для приличия, как украденная невеста в ковре из фильма “Кавказская пленница”, но это ничего не даст. Лишь усугублю неприятности: решат, что буйная, и реально в монастырь сошлют.
Решено. Паниковать не буду до прибытия на место. Да и там тоже не стоит, если хочу выглядеть нормальной. Это всё молодые гормоны прошлой Лизы продолжают шалить. Ничего, укоротим! Мне не впервой!
Дней через десять, когда утрясли все формальности, я отправилась в новое путешествие. Сама Матушка вышла меня проводить.
— Как там моя подопечная? — спросила у неё.
— Хворает, но я вижу, что ей лучше. Вы вот что, Елизавета Васильевна… Если после выздоровления будете в наших краях, то заезжайте. У вас есть интересный опыт, который с удовольствием освоили бы. И, признаться, впервые выпускаю узницу с лёгким сердцем. Вот… — незаметно протянула она мне мой нож. — Возьмите. На собственном горьком мирском опыте знаю, насколько он иногда нужен. Жалею, что у меня его не было под рукой… Тогда… Желаю, чтобы не пригодился.
— Оставьте на память, — отказалась я. — В новом месте у меня всё равно его отберут. Пусть лучше у вас останется, как напоминание, что женщина может за себя постоять. Мы не вещи, мы люди. Бог нам дал возможность мыслить, значит, и защищать свои мысли тоже. Про чувства даже не упоминаю. Испоганить их — это уже за гранью добра и зла.