Весь день я провела… А как ещё его можно провести в запертой комнате? В ожидании следующего дня, конечно. Этот доктор-князь не выходил у меня из головы. Раньше подобного за собой никогда не замечала. Растаяла, как мороженое через минуту знакомства. Даже стыдно немного. Ох уж это молодое тело!

Но, признаться, в Елецком было что-то особенное, что редко встретишь. Несмотря на лёгкий снобизм, он не кичился своим высоким положением. Серьёзен, но расслаблен. Мужественен, но без налёта дешёвого мачизма. Манера речи тоже подкупает: без всяких этих “голубушек-душечек”, а сродни тому, что привыкла слышать в своей родной больнице.

Даже его комичный побег хоть и вызывал улыбку, но понять Илью Андреевича можно: не каждый день нарываешься на “умных Лизавет” среди томно вздыхающих барышень, образование которых заключается в паре прочитанных романов и многочасовых наставлений от мамаш: как удачно выйти замуж. Тут местному мужчине осознать размер катастрофы необходимо.

Следующим утром вся извелась, покуда дождалась обхода. Илья Андреевич явился с… цветком.

— Это вам, Елизавета Васильевна, — протянул он мне белую розу. — Как спалось?

— Спалось превосходно. Надо было всего лишь положить голову под подушку, а подушку обмотать одеялом. И получается, что я у вас вчера выклянчила подарок? Спасибо, что не отказали. А почему всего одна?

— Получается так, — с лёгкой улыбкой ответил он, испытующе глядя на меня. — А то, что один цветок? Решил приучать постепенно. Сегодня один…

— А завтра два?

— Пожалуй, чётные числа опустим. Как-то рановато для них, не находите?

— Уговорили. Буду жить долго и счастливо.

— Я вчера внимательно ознакомился с вашими сопроводительными бумагами, — резко перешёл он на серьёзный тон. — Признаться, с разными душевными расстройствами здесь бывали, но такой интересный случай встретил впервые. Вы действительно оскверняли кладбища?

— Только соседние и исключительно ночами… Вы правда поверили в этот бред? Представьте меня с лопатой, разрывающую могилу. А потом и зарывающую её. Я хрупкая девушка, а не землекоп. Нанять крестьян? После первого же раза они к ближайшему священнику побегут с доносом или как ведьму сожгут на костре. А посторонним лихим людишкам платить у меня денег нет. Найдёте другой способ, как я могла достать мертвецов из земли?

— Ну… — задумался доктор. — Ничего на ум не приходит. Но монахи-дознаватели не просто так вас сюда направили. Значит, были серьёзные доказательства для обвинения.

— Они пошли по ложному следу, рассуждая со своей колокольни. Разубеждать их не стала, да и не в том состоянии была. Быть может, когда-нибудь я поделюсь с вами своей тайной, а пока пусть она остаётся моим маленьким женским секретиком.

— Уговорили, Елизавета Васильевна. Но учтите, что память у меня хорошая, и ещё обязательно вернусь к этому вопросу. А сейчас давайте решим другой. Ваши бумаги и мои личные наблюдения показывают, что вы можете спокойно находиться среди людей. Хотя матушка Клавдия и против, но решил перевести вас в более приличные условия.

— Не удивлена, что она против. Эта “невеста Христова” с первых же минут возненавидела меня.

— О! — рассмеялся Елецкий. — Поверьте, что не только вас. Хотя тут стоит говорить не о ненависти, а чрезмерной строгости. Я сам, несмотря на титул, побаиваюсь её. Матушка Клавдия искренне верит, что приличный человек, почитающий Бога, ни за что не может повредиться рассудком. Ну а я не лечу, а прикрываю грешниц, помогая им избежать заслуженной кары.

— Я бы с ней поспорила.

— А вот этого лучше не делать. Её смотрительницей поставили сюда не просто как. Про каждый мой шаг и шаги моих подопечных Клавдия сообщает в высокие церковные инстанции. Ссориться с ними — это всё равно, что собственными руками закрыть Дом Призрения. В остальном, поверьте, она незаменимая женщина. Весь порядок держится на её плечах.

— Уговорили. Тем более что мы и так с ней уже поссорились, — легко согласилась я. — Вы меня проводите в новые апартаменты? Могу уже собирать вещи?

— Какие вещи? — не понял мужчина.

— Решётка, серые стены и незабываемые ночные концерты соседок. Роза вот появилась… Ещё раз спасибо за неё.

— Продолжаете шутить? Со мной можно, но помните, что здесь мало кто оценит ваш юмор. Матушка Клавдия лично проводит вас, как только освободится во дворе.

— Могу поспорить, что освободится нескоро. По её мнению, под замком я смотрюсь лучше.

— Допускаю, Елизавета Васильевна, что именно так и будет. Всегда нечто подобное происходит. Но плохое всё равно когда-нибудь заканчивается, так что отчаиваться не стоит. Позвольте откланяться. Меня ждут другие пациентки.

Как мы и предполагали, до самого обеда о моём существовании забыли напрочь. Лишь после него заявилась недовольная смотрительница Клавдия с двумя монашками, которые держали в руках платье, обувь и ещё несколько обязательных предметов нижней одежды.

— Переодевайся, — буркнула она мне. — Ничего в этом тряпье ходить.

Я послушно исполнила приказание. Высокие, со шнуровкой ботинки из тёмно-коричневой мягкой кожи и небольшим каблучком оказались впору. А вот платье меня разочаровало. Длинное, чёрное с белым воротничком, оно смотрелось на мне как чехол от трактора. Очень велико. Неужели мне таким пугалом ходить придётся?

— Так… — задумчиво произнесла Клавдия и достала коробочку с булавками. — Тут подтянем, здесь укоротим.

Как заправский портной она за несколько минут подогнала всё по размеру и приказала своим помощницам.

— Аккуратно снимайте с неё и подшить. Чтобы к вечеру было готово. А ты, Лизка, пока свои обноски надевай.

— Вежливо не пробовали разговаривать? — не выдержала я этого грубовато-хамского тона. — Я не прошу меня любить, но и вытирать ноги о себя не позволю.

— Каждому воздаётся по делам его! Ты же должна не здесь прохлаждаться, а в нормальном монастыре постоянными молитвами душу свою очищать!

— А я твоего мнения, Клавка, не спрашиваю. Куда определили более умные, чем ты, люди, там и нахожусь.

— Как ты смеешь со мной разговаривать в таком тоне?! — вмиг взвилась она.

— Каждому по делам? Правильно? Теперь слушай, как выглядят твои в моих глазах… Хамишь, запираешь в тюрьме. Да ещё и выше тех себя считаешь, кто тебя служить направил. Кто тебе дал право критиковать решение дознавателей Святой Церкви? Возгордилась или власть разум затуманила?

— Не тебе меня судить, грешница!

— И не тебе меня! Не доросла ещё до судей. Твоя служба здесь заключается в ином: следить за порядком. Вот и следи! А то развела грязищу…

Лицо Клавдии после последней фразы приняло свекольный оттенок. Видимо, это задело её за живое больше, чем все остальные мои слова, раз резко перешла на иную манеру речи, выдав своё непростое происхождение.

— Клевета! Гнусная клевета! Я ночами не сплю, чтобы вы, греховодницы, здесь ни в чём не нуждались! Я с утра и до поздней ночи на ногах и не намерена выслушивать подобные оскорбления от той, что прибыла из какого-то захолустья! Всякая помещица мне, урождённой…

Тут она резко замолчала, поняв, что зашла слишком далеко. Ну а я молчать не стала, так как всё кипело внутри. Сняв с подушки наволочку, провела ею по подоконнику.

— Это что? — показала след от пыли на белой материи. — Или, по-твоему: что не видно, то не грязно? Уверена, везде так. Лучше к своим обязанностям относиться надо! Но тебе же некогда: время на второстепенные, не твоего ума дела тратишь. И про грешниц тут кричать не стоит. Если ты, урождённая там какая-то в монастыре оказалась, то не просто так. Видимо, свой хвост из грехов имеешь знатный, раз простой прихожанкой его не отмолить.

— Через полчаса служба в храме, — явно сдерживаясь, чтобы не продолжить разбирательства, сквозь зубы произнесла она и быстро вышла из комнаты, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью и запереть её на ключ.