— Извините, — беру себя в руки. — Неожиданно просто.

— Да ты не извиняйся. Самой себе в рожу плюнуть хочется. Я ж раньше красавицей писаной была, пока волки не подрали. Теперь только и остаётся, что бабкой Кривушей век доживать. Но одно уходит, а другие дары появляются… Ну-кась, барыня, дай мне свою руку.

Послушно исполнила приказание. Старуха сняла свой платок, взлохматила седые густые волосы и скороговоркой забормотала с такой интонацией, что аж мурашки по телу побежали.

— Не сеяно, но взращено. Незвано, но пришедшее. Бесами науськанное, лихом обученное. Нет тебе здесь дома. Нет тебе здесь пищи. Дай, луна, терпение. Дай, солнце, радость. Отдай, жнива, силу. Отступи, Ворог Людской, от рабы божьей Лизаветы. Аминь!

И вдруг я почувствовала, как по телу стало разливаться тепло. Не болезненный жар, а что-то мягкое, согревающее. Сразу стало легче дышать. Хотела сказать о новых ощущениях, как внезапно бабка Кривуша вылила мне на лицо кружку ледяной воды и, не давая подняться, прижала к кровати.

— Бог сил дал много, — задумчиво, к чему-то прислушиваясь, продолжила она. — Значит, рано тебе к нему, раз столько отмерил. Но и Диавол глаз положил на душу твою. Старую сгубил и новую хочет.

— Кой дьявол? — пропищала испуганным голоском из тёмного угла Устинья. — Настоящий?

— А какой бы ни был, всё одно на кривую дорожку заманивать начнёт, — не оборачиваясь, ответила Кривуша. — С виду она лёгкая, цветочками усыпанная, но затягивает, как болото смрадное. Токмо до этого ещё далеко.

Старуха замолчала и долго сидела, держа меня за руку. Даже показалось, что задремала. Но мне почему-то очень не хотелось, чтобы она прерывала контакт. Реально настоящая целительница! Экстрасенс! Хотя я в подобную чушь и не верю, больше полагаясь на науку… Не верила! То, что сейчас происходит в моём организме, говорит об обратном: можно лечить не только химией и физиотерапией.

— Всё! — неожиданно очнулась ведунья. — Больше я тебе не помощница. Сама дальше выкарабкивайся.

Она попыталась встать, но зашаталась и осела обратно, на грубо сколоченную небольшую лавку.

— Совсем развалина стала… Чую, времечко приходит… До дома проводишь, — строго приказала она, повернувшись к Устинье. — А то ноги не держат.

— Я? На ночь глядючи?! — в панике прошептала девушка.

— Ну а кто? Будешь перечить, в печи испеку. Давно свеженьких дурочек не ела.

— Ой! — и Устя упала в обморок.

— Взаправду, дура у тебя, Прохор, внучка. Слова не скажи, сразу дух вышибает, — как ни в чём не бывало продолжила старуха. — Уж и пошутковать нельзя.

— От твоих шутеек и мужик обделаться может! — возмутился дед. — Сам за речку отвязу!

— Не. Я Устьке твоей крынки дам с отварами целебными, а они в полнолуние не для мужицких лап. Как принесёт, сразу в темень кладите. Будете хозяйку поить. Ты ж, кажись, грамоту знаешь?

— Да уж, дал бог ума! — гордо ответил Прохор.

— Ну и складно. Я там напишу, когда и что пить. Ежели слово незнакомое увидишь, то у барыни спроси.

С этого дня я пошла на поправку. Болезнь ещё приковывала к постели, но дышать становилось всё легче и легче, да и температура снизилась до некритической. Вместе с робко возвращающимся здоровьем пришла способность нормально мыслить.

То, что это не бред, понимаю теперь отчётливо. Слишком всё детализировано, натурально. Не замечаю никаких нелогичных переходов, как это часто бывает во сне. Запахи тоже ощущаются… Хотя последнее не особо радует: деревенская изба совсем не благоухает французскими ароматами. А уж настоящий хлев за перегородкой не оставляет никаких шансов даже просроченным китайским подделкам, что продаются на разлив.

Но не в них дело, а в том, что я в другом мире или времени. Скорее всего, последнее, так как исконно русские вещи перепутать ни с чем нельзя. Да и язык хоть и слегка странноватый, но родной. Про имена и говорить не приходится.

В этом всём меня больше настораживает то, что знаю историю этого тела, сохранив собственный разум. Две в одной? Исключено. Я ощущаю себя полностью цельной натурой. Как там говорила эта старая карга? “Одну душу дьявол сгубил”. Допускаю, что так оно и есть. Воспоминания остались, а душа погибла в той реке… Веля название.

Значит, тот бог не просто перенёс меня, а дал и необходимый минимум для понимания этого мира. Благодарность ему за это, хотя и покритиковать есть за что. Не знаю, какая теперь красавица на свой вкус, но вот богатой и счастливой меня назвать тяжело. И всё дело в родственничках.

Мой отец, Царство ему Небесное, стал вдовцом, когда мне было всего три года. Горевал лет пять. Но статный, богатый отставной полковник Василий Юрьевич Озерский — слишком лакомый кусок. Окрутить его пытались многие, только всё безрезультатно. Удача улыбнулась лишь Марии Артамоновне Кабылиной. Женщине, насколько прекрасной внешне, настолько же и беспринципной внутри. Отец воспылал к ней такой страстью, что от свадьбы не остановило даже неприятие этой гражданки обществом и ребёнок, невесть от кого нажитый. Любовь слепа, и козы пользуются этим недостатком не хуже козлов.

Ну а дальше всё развивалось почти как в сказке “Золушка”. Уже Мэри Озерская успешно транжирила денежки мужа, основательно попавшего “под каблук”. Потом его скоропостижная смерть после падения с коня. И вот уже всем заведует Мэри, превратившаяся на отцовских харчах из восхитительной красавицы в откормленную жабу.

Да и плевать бы, но они вместе с сынишкой Вольдемарчиком устроили настоящий моральный геноцид с апартеидом для несчастной бывшей хозяйки этого тела. В какой-то момент Лизонька не выдержала и решила свести счёты с жизнью. Во время этого процесса я и появилась.

Ну и что мне теперь делать со всем этим “богатством” после выздоровления?

— Тама эта… — заглянул в комнату Прохор. — Барыня прознали, что вы богу душу отдавать не собираетесь. Попеняла мне, что сразу не доложил. Гневались сильно, даже веером своим оприходовали. Теперя вас к себе везти требует.

— Обойдётся. Быстро езжай обратно и скажи, что я чёрной мокротой кашляю.

— Ох ты ж! — привычно всплеснул руками старик. — Да как же ж так?! Эх! Надо было баньку топить… Надо!

— Не волнуйся, истопишь ещё, — улыбнулась я. — Со мной всё нормально, но пока лучше пусть так думает барыня. Очень надо, дедушка! Пожалуйста!

— Врать хозяйке… — нахмурился он. — Ну да грех невелик. Я сам нутром чую, что негоже вам, Лизавета Васильевна, тама покедова появляться. Щас и поеду, чтоб лишний раз лошадку не запрягать.

Я откинулась на подушку, набитую слежавшимся сеном, и облегчённо выдохнула. Пока встреча с мадам Кабылиной откладывается. Я ещё слишком слаба для неё. Необходимо поднабраться сил, а там уж посмотрим, кто кого. Несмотря на “святую душу”, характер у меня совсем не ангельский. Я с буйными больными справлялась, так что с наглой помещицей тоже должна!

Прохор прибыл где-то через час.

— Ну как? — спросила я у него.

— Сделал, как велели. Ох и испужалась барыня! Как начала причитать… Ну, орала, стало быть, что проклятье на вас, раз чахнете и чернотой кашляете. После этого прогнала. Велела, покедась в усадьбу и носа не совать, а то вдруг и на меня перекинулась чертовщина. Лизавета Васильевна… — немного помялся старик. — А точно не кашляете?

— Кашляю, но как все нормальные люди в моём состоянии, — ободряюще улыбнулась я. — Честно говоря, думала, что мачеха на другое подумает, но и проклятие тоже неплохо звучит.

— Чё ж в этом хорошего?! Ты, матушка, не шути с такими вещами! Вон Кривуша по молодости тоже ехидничала да посмеивалась. А потом пошла в лес за травками, на волков напоролась и теперь страшённая, никому не нужная! Бог наказал за неверие!

— Да… Своеобразная бабушка.