Стоит заметить, что смысл визитных карточек с моим прошлым миром тоже разителен. Они — приглашение в ближний круг дарящего. И, судя по той публике, что сегодня здесь собралась, для меня слегка приоткрылись двери в высший свет. Очень хорошо съездила! Подобные знакомства мне действительно ещё пригодятся: не всё же на плечах Елецкого выезжать.

Вернулись домой довольные. Клавдия тем, как я поставила местных “бриллиантовых” на место и вела себя почти прилично. Князь своим решением вытащить меня в свет. Ну а я всеми нами. За поздним ужином, попивая чаёк, делились впечатлениями и пришли к общему мнению, что раут удался по всем статьям.

— Вы теперь, Елизавета, просто звезда в московском обществе, — со смешком сделал выводы Илья Андреевич. — Для великосветских дамочек почти враг. А вот их мужья в полном восхищении от вашего ума, иронии и деловой хватки. Я получил несколько завуалированных комплиментов, что нашёл такую странную, но очень интересную девушку.

Кстати, сегодня у меня был разговор с самим главой жандармерии графом Булгаровым. Он клятвенно пообещал, что в течение двух недель расследование закончится, и вы, Елизавета, станете богатой невестой. На слове “невеста” Булгаров очень выразительно посмотрел на меня и подмигнул.

— Помню его ещё молодым офицером, — пробурчала Клавдия. — Это сейчас выглядит как приличный человек, а тогда повеса был ещё тот. Так что его одобрение сомнительно.

— А вы, матушка Клавдия, — задал провокационный вопрос Елецкий, — сами-то одобряете нас с Елизаветой? Если, естественно, по-людски, в церкви обвенчаемся?

— Спать я пошла. Устала очень, — ничего не ответила она и встала из-за стола. — Вам тоже не мешает отдохнуть. Завтра необходимо возвращаться в Дом Призрения. Мне службу нести надо. Да и оставили Екатерину Михайловну одну на всём хозяйстве. Нехорошо это.

Возвращение в приют прошло буднично. Оказавшись в нём, я поняла, что абсолютно нечего делать, и заскучала. Работы по переделке здания велись в плановом режиме и уже потихонечку подходили к своему завершению. Илья Андреевич вместе с Гансом Краузе опять засели за свою “электрическую материю”. Матушка Клавдия после длительного отсутствия снова взяла бразды правления в свои руки и гоняла всех монахинь с вольнонаёмными слугами, придираясь к каждой мелочи. Мне же достались лишь Екатерина Михайловна и ставшие уже приятной традицией конные прогулки с князем.

Энергичная бабуля тоже стала ощущать себя не в своей тарелке, так как уже не знала, куда ещё приложить свои усилия. Даже гимнастику без понуканий по утрам делала. Но это её не сильно бодрило в моральном плане. Вот с ней мы и проводили почти всё свободное время, сами себе придумывая мелкие заботы.

Кстати, очень княгине пришёлся по вкусу мой первый выход в свет. Она несколько раз просила пересказать его, с удовольствием отмечая, что давно этих глупых гусынь нужно было прищучить. Заодно давала хлёсткие, но очень ценные характеристики не только женщинам, но и мужчинам, советуя, как и кого из них можно с умом использовать в создании женской школы. Причём про мои планы говорила так, будто сама имеет к ним непосредственное отношение.

Даже без моего ведома собрала всех пациенток, которые оказались в Доме Призрения не из-за душевных болезней, а в силу трудных жизненных обстоятельств. Что княгиня им говорила, до конца не знаю. Только многие из бывших “форменных” потом подходили ко мне и выражали желание помочь в этом богоугодном интересном начинании.

Из-за подобного самоуправства мы с Екатериной Михайловной даже поспорили немного. Ну как “немного”? Для остальных подобное выглядело настоящим Армагеддоном, но мы с этой вредной старухой восприняли всё как очередной деловой разговор и маленькое, почти спортивное развлечение. Потом, после почти часового скандала на производственные темы, спокойно пили чай и обсуждали удивительно тёплую для этого времени года погоду.

— Пришло письмо из Москвы, — в один из дней, сказала она, вызвав меня в свой кабинет, в котором уже находились Клавдия и князь. — Всё, Елизавета. Теперь вы можете на законных основаниях стать полноправной хозяйкой всего, что завещал вам батюшка. Более того! Московский дом по решению комиссии, рассматривавшей дело, тоже становится вашей собственностью.

Так что хватит тут прохлаждаться! Собираем вещи и послезавтра отбываем в столицу, пока тут совсем мхом не покрылись. Матушка Клавдия и Илья Андреевич без нас справятся.

— Не поняла, — насторожилась я. — Вы, Екатерина Михайловна, хотите заняться моей собственностью?

— Сама не справитесь. Вернее, справитесь, но лишних шишек себе понабиваете. Ну, а я хорошо знаю, с какого конца к таким делам подойти.

— Я еду с вами! — тут же заявил Елецкий. — Во-первых, нужно официально передать все долговые расписки на имущество Озерских. Они, как вы помните, теперь оформлены на моё имя. Во-вторых, я списался с одним очень интересным человеком, изучающим тайны человеческой психики. Сам я в этом плане потерпел полное фиаско. Хотя и старался. Но не моё это. Не моё… Так что я займусь своими исследованиями, позволяющими создать приборы для лечения людей, а он станет доктором при приюте.

— А меня кто-нибудь спросить хочет? — поинтересовалась я у бабули с внуком.

— Нет, — в один голос ответили они.

— Поймите, Елизавета, — объяснила княгиня. — Никто в ваш кошелёк лезть не собирается. Да и не так он огромен по меркам нашей семьи. Но у нас, у Елецких, упрямство является родовой чертой характера. К себе сложно людей подпускаем, только потом считаем себя за них ответственными. Это вы сейчас не ощущаете никаких подводных камней. Но как только вступите в права наследства, то вокруг вас сразу начнёт виться рой всяких мошенников, проходимцев и прочих тёмных личностей, пытающихся прикарманить ваши деньги.

Опыта в борьбе с ними у вас никакого нет, ну а благородные, богатые фамилии уже не один век имеют все навыки отсеивать таких в сторону. Мне, как и Илье Андреевичу, намного спокойнее, если будете под нашим присмотром. Да и наши деловые связи не отбрасывайте в сторону.

— Правильно говорит Екатерина Михайловна, — кивнула Клавдия. — Уж коль помощь добрые люди предлагают, то грех от неё отказываться. Жаль, с вами поехать не могу… Здесь моё служение, Богом определённое.

— Спасибо, — только и смогла ответить я, понимая правоту доводов.

Так через десять дней я снова оказалась в Москве вместе с Елецкими и со своей Озерской компанией, что без разговоров увязалась следом. Три дня ушло на бюрократические формальности, и, наконец, поместье Озерское, столичный дом и огромный счёт в Московском Императорском Банке полностью перешли в моё владение.

Тут пришлось пережить ещё одну настоящую войну, так как Илья Андреевич наотрез отказался брать деньги за отданные долговые расписки Кабылиных. Екатерина Михайловна была с ним полностью солидарна. Только если князь вежливо, но твёрдо отверг деньги, то бабуля закатила форменный скандал, назвав меня мелочной, неблагодарной особой, выставляющей княжеский род Елецких стяжателями, наживающимися на чужом горе. На самом деле слова были иными, так как Екатерина Михайловна в гневе не следит за выражениями, употребляя даже те, что не в каждом кабаке услышишь. Не знаю, где она научилась этому, но словарный запас впечатляет. Все мои доводы, что я уже большая девочка и в чрезмерной опеке не нуждаюсь, разбивались о её легендарное упрямство.

Разобиделись друг на друга мы знатно, поэтому всё закончилось тем, что я, плюнув на всё, съехала от Елецких в свой новый дом. Он находился не в самом фешенебельном, но достаточно зажиточном районе столицы. Скромное, ничем не примечательное с точки зрения архитектуры двухэтажное каменное здание с небольшим двориком не поражало воображение, но для меня это были настоящие хоромы.

Правда, как только я зашла вовнутрь, эйфории поубавилось. Полное запустение. Пылища, минимум обшарпанной мебели и прочее говорило о том, что Вольдемар Кабылин ни копейки сюда не вкладывал. Есть большое подозрение, что многое распродал, пытаясь раздобыть деньги на кутежи и карточные игры.