День отъезда из приюта, ставшего за время пребывания в нём настоящим домом, дался мне очень тяжело. Ранним утром грустная Антонина принесла мне завтрак.

— Поешьте, Елизавета Васильевна, — участливо сказала она. — Путь неблизкий. Я там пирогов вам напекла в дорогу. Не совсем сама, правда. Мне Марфушенька помогала, да и Устинья со Стешей в стороне не остались. Сёстры ещё молочка козьего надоили, гуся запекли.

— Спасибо, дорогие! — искренне поблагодарила я. — И Антонина, хочу тебя отдельно поблагодарить. Без твоей заботы, участия мне было бы намного сложнее привыкнуть к приюту.

— То служба моя. Но всё равно спасибо, что так оценили. Признаться, буду скучать по вам и обязательно свечку поставлю, чтобы всё сладилось. Если Бог даст возможность, то приезжайте к нам хотя бы в гости. Никому не говорите, но Екатерина Михайловна тоже будет очень рада вас видеть вновь. Она себе места со вчерашнего дня не находит. Раздражена сильно, всё ей не так. Только не со зла это, а за вас переживает. Внуку Илье Андреевичу выволочку устроила. Мол, растяпа и тому подобное, раз ничего в своих руках удержать не может. Он всего лишь вилку на ужине уронил, но все догадались, что не про вилочку разговор получился.

— Да нужна я ей!

— Не скажите. Сёстры знают намного больше, чем вы думаете. К нам привыкли и почти не замечают, а мы примечаем всё. И про вас с Ильёй Андреевичем догадываемся. Не моё это дело — в мирское лезть. Но помню, как сама любила. Хотите моего мнения? Говорю не как монахиня, а как, смею надеяться, подруга ваша. Обязательно возвращайтесь! Вы и князь просто созданы друг для друга! Ну а то, что положение в обществе разделяет вас с ним, так не обращайте внимания. Для Бога все люди равны.

— Спасибо, Тонечка! — тепло обняла я девушку. — Обязательно ещё встретимся!

Выйдя на крыльцо, увидела, что проводить меня вышли все: от пациенток до прислуги. Кто-то крестит, кто-то грустно машет рукой. Некоторые слёзы украдкой смахивают. Очень неожиданно и безумно приятно! Мне и самой хочется плакать, покидая этих, ставших очень близкими людей.

— Ну, скатертью дорожка, — сварливо произнесла Екатерина Михайловна. — Хоть ненадолго отдохну от вас, Елизавета Васильевна. Но именно что ненадолго! Дел в Доме Призрения ещё много, так что сильно там не расслабляйтесь. Жду!

— Спасибо, — присела в реверансе я. — Но вы тоже не расслабляйтесь. Знаю, что уже думаете, как пропустить утреннюю гимнастику.

— Ох, и достанется же вредная жена кому-то! — в очередной раз повторила княгиня свою любимую присказку. — Не смею больше задерживать.

Когда наша карета выехала под охраной четырёх солдат церковного полка за ворота усадьбы, не удержалась. Слёзы полились ручьём. Я так боялась когда-то этого места, а теперь словно от сердца отрываю его. Впереди снова неизвестность…

Сидевшая рядом Клавдия не сделала ни единой попытки утешить и позволила в полной мере выплеснуть мне эмоции. Как только я успокоилась, то она сразу же поинтересовалась.

— А чего это князя Елецкого видно не было? Или вы с ним поссорились?

— Не знаю. Я сама его среди людей глазами выискивала, но так и не нашла, — призналась я.

— Раз выискивала, значит, интересен он тебе? Ты подумай лишний раз, стоит ли с ним связываться. Не спорю, что красив, умён и богат. Но влюбиться в такого — это обречь себя на мучения. Так и будешь безродной дворняжкой жить в его тени. Свадьбы между вами быть не может, поэтому рано или поздно ему придётся заключить брак с равной себе. Сам откажется — император потеряет терпение и прикажет, лично подобрав невесту. Прецеденты были.

Мой тебе совет: если оправдают полностью, то не возвращайся в приют. С глаз долой, из сердца вон свои девичьи фантазии. Хотя, не скрою: у нас ты ко двору пришлась. Сама княгиня Елецкая к тебе благоволит, а этого добиться очень тяжело и более знатным дамам. Характер у Екатерины Михайловны тяжёлый, бескомпромиссный. Всех по себе ровняет, а уровень этот высок. Знаешь, как она старшим братьям Ильи Андреевича невест выбирала?

— Как? — заинтересовалась я этими ранее неизвестными мне фактами.

— О! Среди столичных бездельниц до сих пор выражение ходит: “На чаёк к Елецкой угодить”. Означает попасть в ужасное положение. Екатерина Михайловна каждой претендентке на вхождение в семью устраивала собеседования. Да такие, что большинство девушек в панике покидали комнату княгини. Часто в слезах. И после этого многие сами уже не хотели замуж за её внуков. Да и те счастливицы, что породнились с ней, не очень горят желанием к общению. Сама Екатерина Михайловна, кстати, тоже. С внуками общается, а вот жён их на расстоянии держит.

— А правнуки как? Неужели и их игнорирует?

— Почему? Навещают они иногда прабабку, но редко. Она не сюсюкает, а учиться заставляет.

— Прямо какой-то дьявол в юбке! Мне она намного покладистей показалась, хотя и вредная местами.

— Потому что ты, Елизавета, сама не размазня и не только о нарядах да украшениях думаешь. Нашла коса на камень у княгини. Но та от этого не обозлилась, а удовольствие получает, признав в тебе ровню по духу. Считай, в лучших подругах у неё ходишь. Только не обольщайся: всё равно уровень Елецких для тебя недостижим.

Неожиданно тюремная карета остановилась.

— Матушка Клавдия, — свесившись с коня, проговорил в решётчатое окошко офицер церковной стражи. — Там какой-то господин перегородил своим конём дорогу. Велите прогнать или сами хотите побеседовать?

— Вот-те новости! — выйдя на улицу, воскликнула монахиня. — Илья Андреевич? Пропустите! Это свой! Елизавета, кажется, этот гость к тебе. Поди сюда.

— Не положено, — попытался было заупрямиться начальник моего конвоя.

— А это не вам, вахмистр, решать. За эту особу я несу полную ответственность.

Услышав новость, я чуть ли не вылетела из кареты. Действительно, князь! Собственной персоной, на белом коне и с букетом алых роз! Смотрится великолепно, но самое великолепное, что я снова вижу его!

Елецкий подъехал ко мне, ловко соскочил с Тумана и, встав на одно колено, протянул букет.

— Елизавета Васильевна! Хотел лично пожелать вам хорошей дороги и сопроводить, насколько это возможно. И ещё сказать, что вы — лучшее, что было в моей жизни! И надеюсь, что в будущем тоже!

— Цветы возьмём, — не дав мне и рта раскрыть, произнесла Ворона, забирая букет. — Как представительница Святой Церкви, сопровождать нас запрещаю. Не надо, доктор, свой душевный порыв превращать в длинное прощание с картинными жестами. На пользу Елизавете Васильевне такое не пойдёт. А если воспротивитесь моему приказу, то будете ехать рядом, и никакого общения между вами не случится. Так что разворачивайте своего коня в сторону, откуда приехали.

— Да, Илья Андреевич, — улыбнулась я. — Долгие проводы — лишние слёзы. И поверьте, мне очень важно было вновь увидеть вас. Спасибо за столь приятно-неожиданный поступок! Всё будет хорошо и вскоре обязательно встретимся.

— Подчиняюсь вашей воле, — кивнул он. — Тогда позвольте преподнести один подарок.

— Никаких подарков! — отрезала Ворона.

— Поверьте, матушка Клавдия, что такой даже вы одобрите.

Елецкий расстегнул одежду и снял с шеи свой крестик.

— Пусть он оберегает вас, Лиза.

Взяв его в руки, я поняла, что хочу поступить так же.

— Держите и вы мой, князь. С божьей помощью мы справимся со всеми трудностями.

— А ну в карету! Приказываю! — быстро сориентировавшись в обстановке и поняв, что до поцелуя всего один шаг, грозно приказала Ворона.

Тут же охрана оттеснила Елецкого, а Клавдия чуть ли не силой запихала меня обратно в повозку.

Едем молча. Я, улыбаясь, нюхаю подаренные розы, а монахиня о чём-то размышляет, нахмурив лоб.

— Ох, Елизавета, — наконец-то со вздохом произнесла она. — Недооценила я тебя. Уж коль крестиками обменялись, то тут не просто симпатия, и букетиками дело не ограничится. Три упрямца: ты, Илья Андреевич и Екатерина Михайловна… Честно скажу, что хочу находиться от вас подальше, когда вы меж собой отношения выяснять станете.