— Курицу с картошкой не отдам, — честно предупредила я. — Тем более, я туда уже своей ложкой залезла, а благородные люди из одного чугунка не хлебают. Этикет не позволяет. У каждого должен быть свой. Можешь щей ей налить, я в них почти не ковырялась.

Видимо, мачеха устала любоваться на хлеб с водой и сама решила ускорить процесс сервировки стола, влетев разъярённым бегемотом к нам. Немая сцена, потом очень сложный для неё диалог, во время которого я ясно дала понять, что кто ближе к еде, тот и получает самое вкусное. Остальные обслуживаются по остаточному принципу.

В результате дипломатических переговоров, подкреплённых шантажом с моей стороны и визгливыми упрёками со стороны Марии Артамоновны, было принято соломоново решение. Я не лезу в составление меню, а она будет рада видеть меня за обеденным столом.

Что ж! Очередная маленькая победа за мной! Кусочек территории отвоёван!

Я не злой человек, но всегда выбешивала несправедливость. Ещё у меня есть память Лизы и понимание, кто довёл бедную затюканную девушку до самоубийства. Такое прощать не намерена, так как я теперь и есть Лиза. Всю жизнь прогибаться под всяких “Мэрей” не собираюсь. А судя по молодому и почти здоровому телу, до смерти мне ещё ой как далеко.

Тихая музыка. Такая красивая, что хочется плакать, растворяясь в её нотах. Я иду по родной больнице… Медсёстры искренне улыбаются. Пациенты лежат в палатах, не страдая от боли, а словно на курорте под зонтиками от солнца, блаженно щурясь, попивают разноцветные коктейли через трубочки или мажут себя кремом для загара. Дверь главврача. Пётр Юрьевич сам на себя не похож. Молодой, подтянутый и с букетом огромных роз в руках.

— Это тебе, — произносит он и встаёт на одно колено. — Выйдешь завтра на дополнительное дежурство? Я тебе за это цитрамона таблетку прикачу. Большую! С канализационный люк!

— Я всё не съем, — немного испугавшись, мямлю в ответ. — А поменьше нет?

— Нет. Но зато есть пребиотики в капсулах. Тоже большие, и принимать только через нос. Но я мужиков позову. Ноздри раздвинут и протолкнут.

— Эй! — крикнул он, и в дверь ввалилась толпа бородатых ухмыляющихся качков в комбинезонах. — Держите её, а то вас сам лечить буду! Да не спите вы, а то сейчас сбежит! Проснитесь, идиоты! Просыпайтесь! Просыпайтесь. Просыпайтесь…

Внезапно голос Петра из мужского баса превращается в тонюсенький женский.

— Просыпааайтеееесь…

Чувствую, что кто-то тормошит меня, и открываю глаза. Стешка склонилась над кроватью. Блин! Это сон! Вот присниться же такая ерунда! Всё как наяву. До сих пор мурашки бегают.

— Чего тебе? — рывком сажусь, кулаками протирая заспанные глаза.

— Барыня отбывать изволит. Приказала передать, что к вечеру будут. И чтобы вы, Лизавета Васильевна, не шлёндали по усадьбе, а молитвы почитали. В пост оно самое то.

— Поняла. Сразу после завтрака и начну. Что у нас на него, кстати?

— Грибочки солёные, — стала перечислять Стеша, — блины постные, суп гороховый. Кашица с вареньем. Медок.

— Это только на завтрак?

— А то ж! Барыня сказала, чтоб теперь ели, как и она.

Понятненько. Значит, Кабылина втихаря заглянула в мой дневник и боится отравиться. Надо туда ещё чего-нибудь кровожадного написать.

— Мне блины и чаю с вареньем. Остальное не надо. Хотя… Давай вместо чая кофе.

— Он токмо для барыни, и она его к себе унесла, в горницу… Покои, стал быть.

— Хорошо, — не стала спорить я. — Потом разберусь.

— Ох и чудная вы стали, Лизавета Васильевна, — вздохнула служанка. — Раньше всё что-то в книжках своих бубнили да в окошко так тоскливо смотрели, что плакать хотелось. А теперя вас даже Мэри Артамоновна стороной обходит. Зыркнет вслед и креститься начинает.

— Это она святость мою видит, — мрачно отшутилась я, зябко кутаясь в одеяло. — Чего так холодно?

— Барыня уезжала и топить сильно не велела. А правда, святость вас обуять угораздила?

— Вот то-то и оно, что угораздила. Воду горячую неси.

После банных процедур настроение немного улучшилось. Но этот идиотский сон никак не хотел отпускать. Я очень соскучилась по своему времени. Как же мне здесь неуютно! Уже неделю призраком слоняюсь из угла в угол, не зная, чем себя занять. Одно развлечение — выбесить гражданку Кабылину. Мачеха реально начинает меня бояться, раз за разом проигрывая мелкие стычки.

Вроде бы должна получить моральное удовлетворение за потрёпанную Лизину жизнь, но… Скучно! Бесполезное время, к которому прилагаются медлительные люди, сонно ползущие, как мухи по весеннему холодному окну. И никакого движения вокруг.

Я сама ничем не отличаюсь. Красивая природа, конечно, хорошо, только хочется не просто вдыхать ароматы девственного воздуха, но и делать хоть что-то полезное. Пробовала вышивать. Прошлой Лизе, может, и нравилось такое времяпрепровождение, но мои мозговые извилины заточены под другое.

Один раз, задумавшись, я очнулась и посмотрела на пяльцы. Матерь Божья! Вместо орнамента половина ткани заполнена различными вариантами хирургических швов! Нет… Такое в музей народного творчества явно не примут. Ещё и полицию вызовут, чтобы привлечь за оскорбление… Кого? Ай! Не суть и важно! Был бы повод, а обиженные найдутся! Но руки вырвут с корнем однозначно. И будут правы — половина швов неровные.

Спустившись вниз, позавтракала. Помня о том, что теперь придётся и обед хомячить по полной, остановила себя, хотя блины сами так и просились в рот. Вкуснотища! Признаться, раньше никогда не пробовала замешивать их на воде…

Да что там говорить! Даже нормальные блины не пекла, предпочитая покупать всё либо к кулинарии за углом, либо, вымотавшись после смены, просто заваливаться на диван и спать, вылакав перед этим йогурт, купленный по акции. Повариха из меня, как из… меня повариха.

По идее, должно быть стыдно. И меня иногда душило это чувство. Тогда я вооружалась поваренной книгой, открывала кулинарные сайты и начинала готовить. Наверное, ведьмовское мутное зелье в котле, из которого торчали лягушечьи лапки, выглядело более аппетитно, чем мои кулинарные шедевры. И ведь всё точно по рецептуре клала.

Думала, что к себе придираюсь, и пару раз приносила свои поделки на работу. Коллег “порадовать”. После первого раза были просто открытые окна для экстренного проветривания ординаторской.

На второй и третий раз, уже наученный горьким опытом, персонал больницы срочно находил себе не менее срочные дела и не показывался в нашей комнате, пока либо я не уйду, либо не увидит в мусорке мои “вкусняшки”.

Что ж… Винить их в этом нельзя. Зато я убираться люблю! Некоторые жалуются, что все выходные на генеральную уборку тратят, а мне достаточно часа, чтобы всё было до такой степени стерильно, что хоть СЭС вызывай за смывами.

Да, были времена. А сейчас от них только воспоминания. И почему-то ни одного яркого, не связанного с работой. Даже обидно становится. Словно нигде, кроме медицинских карточек, не отметилась.

Пройдя по двору несколько кругов с одухотворённым выражением на лице, задумалась. Мэри слиняла надолго. Что это значит? Что её кабинет, вернее, бывший кабинет отца Лизы, пустует. Память подсказывает, что там много книг, и это отнюдь не любовные романы. Скучные научные труды по истории, географии. Философские трактаты и прочее, что не должно волновать приличную барышню.

Ну, это Лизу не должно было волновать. А я ещё не до такой степени “оприличилась”! Кажется, самое время сделать небольшой набег в целях просвещения цивилизованной варварки. Главное, чтобы лишние люди на глаза не попались. А то ведь потом заложат Мэри и жди очередного скандала, в котором я не смогу выиграть, не раскрыв своей истинной сущности. Мне пока такая радость совсем не в радость.