— А я кто?

— Падчерица ейная. Вы уж не серчайте, но мыльного раствору только на чуток бельишка хватит. Можно завтра на речке ваше постирать, если барыня прикажет.

— Ладно. Иди. Но чтобы вода горячая была!

Девушку как ветром сдуло.

Вырисовывается новая интересная картина. Оказывается, я даже старое расползающееся постельное бельё на свежее поменять вовремя не могу. Да что там бельё?! Самой помыться в относительно нормальной воде и то проблематично. Жди субботней бани, до этого знаменательного события грязным рукавом морду вытирая. Нужно исправлять ситуацию. Зачуханной ходить — себя не уважать. Воду, по идее, скоро принесут, но вот с бельём…

Если служанка его меняла, то, скорее всего, Мэри сейчас не у себя. А где? Неважно!

Быстро прошла в её комнату, осмотрелась. Да уж, разительное отличие от моей убогой комнатёнки. Огромная кровать с резными лакированными купидончиками на изголовье — прямо настоящий сексодром. Главное: не утонуть в высокой пуховой перине и в куче атласных подушек.

Тёмно-бордовые плотные шторы, словно их спёрли из актового зала моей школьной молодости. Шикарная, инкрустированная золотом мебель. Натёртый воском наборный паркет блестит, как лёд на свежезалитом катке. На нём вольготно расположилась медвежья шкура.

Но больше всего в глаза бросался портрет на полстены. На нём изображена сама Машка Кабылина … видимо, в лучшие свои годы. Важная, величественная, с ярко-алой розой в руках. Хороша, зараза! Хотя тут слово “зараза” ключевое, если вспомнить бедную, унылую обитель Лизоньки и её притеснения.

Так! Не до экскурсий! Быстро подхожу к кровати и, воровато прислушиваясь, сгребаю с неё одеяло и простыню. Немного подумала… Эх, была не была! Наглеть нужно капитально!

Минут через десять в моей комнате появились несколько отличных атласных подушечек, а также прочие постельные принадлежности, радующие отменным качеством и свежим запахом. Даже духами обрызгано всё. Вот это плохо: тяжеловат аромат. Но он всё равно лучше, чем бывшие тряпки, отдающее прелостью.

Как теперь выглядит кровать мачехи, описывать не буду. Наверное, резные купидончики никогда ещё не видели подобного позорища.

Вскоре поспела и горячая вода. Принёсшая её Стешка хотела улизнуть, но я остановила её и заставила поливать меня из ковшика. Это очень напомнило детство, когда вот так маленькой девочкой стояла в тазу у бабушки в деревне.

Хотя у неё было всё равно лучше. Чистка зубов доконала меня окончательно. Разжёванная веточка, обваленная в золе, привнесла ощущение не свежести, а пепелища на все дёсны. Ну, хоть так…

Бедные женщины этого времени! Где нормальный душ? Где шампуни, лосьоны, зубные пасты и дезодоранты? Чтобы быть относительно чистыми и красивыми, им приходилось идти на настоящие подвиги, неведомые в избалованном двадцать первом веке. И ведь умудрялись же! И ведь воспевались поэтами, влюбляли в себя мужчин так, что те стрелялись на дуэлях ради дам сердца.

Эти серьёзные думы прервало настойчивое урчание желудка. Спустилась в столовую, но тут вспомнила Лизиной памятью, что ела там лишь тогда, когда приезжали гости. А так моя порция должна ожидать на кухне.

Слава богу, Стеша и девочка, примерно годков шести, не дали мне умереть голодной смертью. Парное молоко, вчерашний хлеб и миска одуряюще пахнущего мёда вернули к жизни и к хорошему настроению. Вот теперь можно и погулять! Благо погода сегодня хорошая, солнечная. Уже накинув свою полулысую шубку, хотела выйти во двор, как сверху раздался громкий визгливый голос.

— Стешкаааа! Тварь такая! Сюда!

Опаньки. Кажется, “пациентка” прибыла и любуется своим ложем. Музыкально вопит. Не Фаринелли, но всё равно очень высокие ноты. Понять Мэри можно: на её месте я бы тоже разозлилась… Хорошо, что нахожусь по другую сторону этой баррикады. У меня-то кроватка застелена красиво, пусть и бельишком не совсем по размеру. Но лучше больше, чем меньше. Думаю, что мачеха сейчас полностью согласна с этим утверждением. А ещё с тем, что клоп мал да вонюч. Прямо как мои старые простыня с пододеяльником на её безразмерном ложе.

Спотыкаясь на лестнице, Стеша ломанулась к хозяйке с такой скоростью, что можно смело на Олимпиаду бегуньей выставлять.

Ох, ей сейчас и влетит! Несправедливо как-то получается. Скинув шубку, я пошла к месту будущих разборок, могущих перерасти в рукоприкладство.

Я полностью оказалась права. Мачеха сразу набросилась на ни в чём не повинную Стешку с кулаками.

— Убью, тварь! Паскудница! В навозе утоплю! Плетями кожу сдеру! Лично! Голой на мороз!

— Неплохой словарный запас в плане наказаний, — иронично сказала я, встав между Мэри и испуганной служанкой. — А из-за чего такой сыр-бор?

— Вот! Полюбуйся на это! — ткнула она пальцем в сторону кровати. — Охамела до такой степени, что мне, своей хозяйке, как последней скотине, постелила какое-то тряпьё! Собаками затравлю!

— Пардон, Мария Артамоновна…

— Елизавета! Сколько раз повторять, чтобы звала меня Мэри!

— Не знаю. Потом подсчитаем. Главное, что с отчеством не напутала. Но у меня к вам один важный вопрос возник. Это бельё достойно лишь в хлеву валяться?

— А сама не видишь?! Только скотине зад подтирать!

— Тогда почему оно было на моей постели? Я что, скотина для вас? А как же “кровиночка мужа любимого”?

— Елизавета! Не передёргивай факты! — возмутилась мачеха, гневно тряся вторым подбородком. — Естественно, мы все одна семья. И я никого в ней не выделяю. Всё готова отдать за твоё счастье. Сама видишь, сколько с тобой мучиться приходиться.

— Верю. Искренне верю, что готовы и что за счастье. Поэтому помогла вам немного, чтобы не так напрягались. Стеша тут ни при чём. Это я поменяла бельё. У вас же нет возражений? Вы же меня любите?

— То есть как? — опешила она.

— Ручками, естественно. Помучилась с непривычки, но зато теперь буду спать, как приличная девушка, а не пойми кто.

— Елизавета! Это воровство! Самое настоящее воровство! Немедленно верни украденное тобой!

— И что же получу взамен? Это? Которым, как вы выразились, скотине зады вытирать? Извините, но не вижу повода для нового обмена.

— Стешка! Перестелить, как было! — устав от спора, приказала мачеха.

— Как было не получится, — продолжала я гнуть свою линию. — Если посмеете это сделать, то спалю во дворе не только ваше надушенное бельишко, но и портрет. Не знаете, холсты хорошо горят?

— Ты не посмеешь!

— Проверим? Учтите, я после болезни ещё не совсем отошла, и могут быть нервные срывы.

— Хорошо. Что ты от меня хочешь, негодница?

— Нормальное чистое бельё и замену его хотя бы раз в неделю. Горячую воду по утрам… Это раз.

— Будет ещё и два? — видя, что я замолчала, зло спросила Мэри.

— Много чего будет. Нам вместе ещё долго жить.

— Уж не бесы ли в тебя вселились, Елизавета? Раньше ты была благовоспитанной девицей, а теперь ведёшь себя похуже рыночных хамок.

— К сожалению, с подобными особами не знакома, поэтому с кого и беру пример, так только с вас.

— Лиза. Я ведь могу быть не только доброй. Моему ангельскому терпению скоро придёт конец.

— Я тоже. Так что? Перестилать будем, или я пошла горящее полено из печи доставать?

— Ты знаешь, как дорого стоит нормальное бельё?

— Не знаю. Но если покажете мне домовые книги со всеми расходами, то готова удивиться.

— Будет тебе нормальная кровать! А лезть в финансы — не твоего ума дело.

За обедом Мария Артамоновна узнала, как я представляю себе второе условие. Сижу на кухне у печи, прямо из чугунка уплетаю курицу с картошкой, как вдруг раздаётся знакомый визг. Влетевшая ко мне испуганная Стеша начинает метаться из угла в угол.

— Ты чего? — с набитым ртом спрашиваю у неё.

— Барыня поститься передумали! Еды нормальной требують!