— Матрёшка, что ли? — уточнил тот и, не дожидаясь подтверждения, ответил. — Нет, она внучка одного моего хорошего друга, он покойный теперь. Мамка её дочкой ему была. Умная девка, способная учиться, а занятие себе так и не нашла по способностям. Мыкается, то тут схватится, то там, а всё не идёт у неё никак.
— А зачем ей работу надо?! — искренне удивился Сархат. — Мужчина, воин или деловойный, обеспечивает пускай!
— Да, так и было, пока не погиб её муж, — Илья печально вздохнул и продолжил стучать киянкой по стамеске.
— Значит, вдова Воина, — он призадумался и добавил. — Трудно совсем, одна женщина и дочка.
— А кому сейчас легко, Сархат? Жизнь, она такая. Всё течёт, всё меняется. Может, завтра легче будет, а может и сложнее.
— Тепло будет — легче будет, — утвердительно ответил южанин. — Мать девчонку третий день не забирает. Плачет. Сестра говорит, она всё время мама подзыват и плачет. Кушает мало совсем стала. Я мужчина, но мне так жалко это маленький новый женщина. Красивый будет женщина.
— Да уж, ты прав, долго уж что-то она, — Илья оглядел свою мастерскую кругом. — Ты давай-ка тогда столешницами занимайся, а я пойду людей поспрашиваю за Ольгу, может, узнаю чего.
— Ольга. Это мать её? Да? А куда она уходила?
— Да вот же посыльные носились, сильно грамотных искали для службы в Белом Дому! Забыл, что ли?
— Э!!! Она грамотный, что ли?! — парень сильно удивился. — Женщина зачем грамотный?! Ей одна знать надо, как муж хорошо наделать. Дом чтобы ровно, кушать тут чтоб надо мужик. Дети надо ели. А этот! — сплюнул он. — Муж воина убивал пока, она грамота уходил?! Да?! Очень плохой женщина! Муж, если бы пришёл живой с война, как узнавал такое, убил бы вот эта! — он сплюнул ещё раз.
— Успокойся, — широко улыбаясь, перебил плотник. — Грамотная она уже была до того, как женой стала. Она же дочь самого умного здесь мужика была. Само существование обязывало.
— Дед вот этой Матрёшка самый умный мужик! — он указал пальцем в потолок, помня, что его сестра сейчас на жилом этаже нянчится с маленькой гостьей. — Где тогда родственники этот дорогой невеста?! Или ты один тогда родственник?
— Нет, я только, друг её деда.
— Эээ! Такой большой народ, такой город большой, а родственник нет?! — горячий молодой Сархат ходил из угла в угол и ярко жестикулировал, возмущаясь всё больше. — Это как надо ненавидеть родственник, забыть родственник, чтобы детёнок посероткой получался?!
— Сиротой, — поправил Илья.
— Что?! — негодование парня залило ему глаза и он готов был любого разорвать на части, но вовремя опомнился. — Ой! Извини мне это, конечно, но я совсем возмущаюсь!
— Правильно говорить «сиротой» или «сироткой». И твоё возмущение мне понятно. Ну вот так тут всё случилось, что теперь нет у них родни больше. Война, она же какая бывает? — выдалбывая в древесине паз, продолжил философское учение Илья. — В основном, за землю да за власть над людьми. А кровь проливается в любом случае. После великой войны у Демидыча родных и так мало осталось, жена да дочь малая. Брат ещё был, появился, три года побыл да пропал бесследно со всей своей семьёй.
— Как семья пропал?! Целый семья пропал?! Никто не увидал?! Так не бывает.
— Ну, не все сразу, конечно, а по одному, но друг за другом, и за пару месяцев все пропали. Кто как, одного сына в пьяной драке прибили, другого на охоте медведь порвал. Дочь у него старшая долго служила в Белом Доме да вдруг просто исчезла. Говорят, из дома ушла, а на работу не пришла и концов нет. А жена его ещё задолго до этого от сильной болезни скончалась. Сам он, говорят, застрелился от горя, что один остался. Да только тело его тоже никто не видел, и не хоронил никто даже.
— А брат этот умный тоже, как твой друг?
— Умный-то умный, да только так, как Демидыч, людей никто не понимал, а потому и помочь так не мог, как он. К Демидычу любой мог за советом прийти и каждому он если не делом, то словом помогал обязательно.
— Старый тогда был, умер? — предположил Сархат.
— Возраст, конечно, у него был почтенный, но только не своей смертью ушёл он.
— Почему ушёл?!
— Ну, надо сказать, что он сам служил в Белом Доме и на высоком посту. Да что там, можно сказать, он один из тех, кто вообще основал этот город.
— Вах! Какой человек! — искренне оценил тот.
— И вот само существование этого человека сильно мешало смене режима власти, да и самой власти тоже. Обвинили его в измене народу и без суда публично расстреляли.
— Так, — почесал свой подбородок парень. — Я ваш обычай мало понимаю. И всё равно думаю так, что теперь этот ребёнок, — он опять указал пальцем в потолок, — совсем одна оставайся из этого рода. Даже если живой будет, под мужа будет, всё равно роду друга твоего каюк. Такой плохой история на этот род получился, сестра расскажи, реветь много будет.
— Такие времена, Сархат. Пойду узнавать про Ольгу. Хотя маловероятно, что что-то хорошее узнаю, но хоть знать будем.
— Послушай, уважаемый Илья. Ещё совсем чуть-чуть твоего время подержу я, просто тут сейчас такой разговор пошёл, да? Надо тогда позаканчивать до совсем уже чтобы, так?
— Ну говори, конечно, да не затягивай, темнеет рано уже.
— Да, — парень проворно пододвинул к нему длинную лавочку и, потянув за рукав, усадил хозяина дома, сев рядом плечом к плечу. — Ты только не обижайся, пожалуйста. Я, конечно, не всё в твоём обычае понимаю. Вы все здесь подругими глазами на разные дела и поступайки человека смотрите, вот это понятно. Но вот на вещи же по-другому не посмотришь, да? Ну вот табуретка, да? Я гляжу — у меня табуретка. Ты глядишь — у тебя табуретка. Так? А, ну вот вода, да? Тоже гляжу. Я пить хочу, и ты пить хочу. Вещи мы одинаково глядим. Так?
— Ну да, согласен. — Илья улыбнулся и не скрывая любопытства продолжил слушать его.
— Вот тогда ещё чуток послушай, ладно? Тут, когда мужик в свой дом женщина принёс, показал, куда спать, куда есть. Надавал ей тепло, мясо там, фрукты ей тоже каждый день надавал. Сказал ей: вот тут живи мой дом. Вот. Теперь скажи, он её как называл теперь станет? А?
— А, нуу… Женой, конечно, а как же?…
— Вот. У нас тоже так называет. Теперь скажи тогда, почему ты моя сестра жена не называешь? Она каждый ночь плачет!
— Так ведь же…..
— Эээээ!!! Не пробивай меня, пожалуйста! Давай вот я всё поговорю своё, потом ты всё скажешь тогда! Ты её в свой дом принёс?
— Привёл.
— Ээээ! Вот какой ты трудный встал мне! Я тебя очень уважаю, вот дай мне тоже уважаемый быть. Короче, ты моя сестра привёл? Привёл. Дом и все дела показал? Показал. Еда дом приносишь — она готовит, ты кушаешь? Кушаешь. Ты сказал ей: живи мой дом? Сказал. Ты ей сказал: бери тут всё делай по-хозяйскому? Сказал.
— Послушай, но ведь я и тебя вместе с ней привёл…
— Вот ты человек, мой уважаемый! — начал вновь закипать южанин. — Вот зачем ты не всё послушал, а уже говоришь обидно?! Не понимаешь ещё хорошо, а обижать спешишь. Я тебе кто?! Женщина какой-нибудь?!
— Ну, ты же тоже живёшь с нами?
— Что, ТОЖЕ?! Какой тоже?! — он вскочил с лавки. — Тебе разница не видно!? Тебе штаны надо снимать, разница показывать?! — он так же быстро успокоился, сел обратно и продолжил гораздо тише. — Как ты, старый мужчина, и такой большой разница не понимаешь?!
— С этой разницей вообще вопросов нет.
— А что тогда?! Или ты думаешь, что у неё там между ног не сестра, а брат что ли?! — он опять вскочил, и побежал к лестнице на второй этаж — Ээээ!!! Байзо!!! Сюда давай! — он вернулся на лавку. — Сейчас я покажу, что она сестра там. Ай, нет, женщина она там. Ай, нет, совсем даже не женщина ещё. Там сестра это, ай как вам, девучка ещё, да! Сам будешь проверять!
— Да я в этом совсем даже не сомневаюсь. Успокойся, Сархат, друг дорогой.
— Слушай, уважаемый Илья, я может это ваше обычай непонятный пойму потом, но вот Байзо это даже не станет понимать. Ты принёс её в свой дом, она теперь знает, что жена твоя. Ты этот ситуация понимай уже, пожалуйста. Ты в своём доме — хозяин, она — твоя женщина. Что хочешь с ней делай, хоть убей, — он опять встал и очень серьёзно продолжил. — Но если я узнаю, что просто так её убил, я должен буду за неё кровь твою проливать! Ты можешь выгнать её, тогда я должен буду наказать её, что не угодила тебе и вернуть в твой дом. Ну а если ты не примешь и тогда её, то она умрёт от моя рука. Она впереди меня родилась на три года, я живу двадцать года. Столько живёт и по-другому не думает она. Научилась так она.
