Я посмотрел на полковника: он стоял на соседней плоскости перпендикулярно моей и смотрел на меня.

– А ты почему на стене нормально стоишь? До хера ниндзя, что ль?

– Забудь про ориентацию, как раньше! – закатил глаза я. – В невесомости у тебя только два направления: низ – там, где ты стоишь; и перёд – туда, куда ты смотришь.

Офицер вздохнул.

– Эх, техники… что с вас взять. Уже простой человеческий юмор перестаёте понимать.

Мигунов пнул стену и чуть не рухнул на спину. Ладно, научится. В конце концов, стена под 90 градусов стоит, а взойти на неё в скафандре – уже задача. Минут пять он так промаялся, покуда не свалился без сил. Я только закатил глаза.

– Ладно, учимся по-другому. Вставай.

Полковник как-то неестественно пошатнулся, но принял более или менее устойчивое положение «стоя».

– Подойди к стене спиной.

Глухая вибрация прошлась под ногами – офицер громко грохнулся спиной по металлу переборки (точнее, того, что от неё осталось).

– Теперь оторви правую ногу и согни её в колене. Так. Поставь на стену.

С моей позиции казалось, что полковник ложится на спину. Я подошёл к «лежащему» офицеру и присел рядом, облокотившись на него всем весом.

– Теперь левая нога: то же самое.

Готово.

– А теперь встань – и ходи!

Полковник Мигунов встал и зашатался: по его глазам было понятно, что в мозгу у военного произошёл когнитивный диссонанс и смена мировоззрения.

– О-ух! Не могу даже описать, что за чувства!

– Вестибулярный аппарат, – усмехнулся я. – Привыкнешь!

Теперь по этой стене требовалось миновать оставшиеся несколько десятков метров, и уже оттуда осмотреть двигатель. Старался быть реалистом и не питать тщетных надежд по одному только внешнему виду диагностировать неисправность. Если система диагностики «затроила», то мне тут тем более делать нечего. Но очистить совесть необходимо, ибо её наличие странным образом повергает меня в изумление.

К несчастью, компьютер не потрудился указать, в каком именно модуле аномалия: система диагностики ссылалась на всю ходовую группу. Ну, раз мы вышли возле самого центра корабля на его корме, то от середины и начнём.

Мигунову потребовалось ещё несколько таких «переходов», чтобы более или менее разобраться с ориентированием в мире без гравитации.

Мельком я посмотрел на манометр у офицера на груди: слишком много расходует воздуха, запасов в его резервуаре осталось часа на полтора. Говорить об этом, разумеется, вслух не стал: того и гляди, ещё запаникует. В космосе со всеми такое бывало, даже со мной. Пусть лучше думает, что у него целый экомир в скафандре.

Толщина обшивки внешнего прочного корпуса – около двух метра. Внутри некоторых скрыты проводники различных систем, некоторые – сплошные, некоторые – полые. Видимо, таким образом строители компенсировали массу корабля в различных местах, пытаясь распределить массу и разместить центр масс максимально близко к геометрическому центру корпуса, делая его более или менее устойчивым.

По обшивке мы, не спеша, старясь не тратить и без того не бесконечный запас воздушной смеси, добрались до бронепояса корабля: там, где начинался уже полноценный броненосный борт. Плёнка силового поля, окружавшего «Колыбель зла», тут не стала ближе: его удаление от борта везде было примерно одинаковым. Но красота была неописуемой. Всё же, у Древних получалось делать одновременно технологично, функционально и красиво. Редкое сочетание в технике. Говорю, как техник.

Задумавшись, я не заметил, как в меня чуть не врезался Мигунов.

– Осторожнее, – предупредил я. – Импульс от столкновения гасить нечем. Внимательно следи, куда идёшь.

Так, вот он: задняя пирамидальная надстройка корабля. В её недрах находятся в том числе мостик, обсерватория, отсек дальней связи и локаторы. Отсюда даже кормовые орудия видны, и их командные башни.

В этом месте, полностью открытом, обращённом к местному светилу, света было предостаточно: можно было погасить фонари, чтобы не расходовали энергию понапрасну.

Медленно, с грохотом тяжёлых магнитных подошв, не слышимом в вакууме, но прекрасно ощущаемом физически из-за вибраций, мы шагали к двигателю. Клянусь, если б мы не были в вакууме, звуки от наших шагов слышно было б по длине всего корабля!

Вот, наконец, и геометрическая середина корабля. Посмотрим на двигатели? Я вышел из-за выступа кормовой пушки и заглянул. Вашу ж Машу…

Прямо передо мной виднелась гигантская воронка, вклинившаяся в сверхсветовой двигатель. Не узнать её я не мог: этому типу движителей был посвящён отдельный ряд лекций, читать которые приходили самые именитые исследователи Дальнего Космоса.

Это был концентратор от тоннельного двигателя Древних. Какого хрена он делал на таком древнем корабле – ещё вопрос. Ведь даже на «Атлантиде» он использовался всего единожды. История не сохранила задокументированных сообщений об использовании Древними этой технологии на регулярной основе. Сами Предки им не пользовались, ибо его эксплуатация была сопряжена с колоссальным риском. Малейшая ошибка в невероятно трудоёмких расчётах привела б к аннигиляции корабля при переходе, а расход энергии при его совершении обязан был поставить крест на этой технологии ещё на этапе её разработки. Цифры вырисовывались просто колоссальным. При таком объёме энергии гипердвигатель мог бы работать больше полугода в непрерывном режиме, а сверхсветовой и того дольше: около пяти лет. Почему тоннельный двигатель стоит на борту «Колыбели зла», аккуратненько пристыкованный и с подведёнными шинами питания – тот ещё вопрос, даже для меня.

– Что это? – раздался в динамике голос полковника Мигунова. Я обернулся.

Офицер стоял рядом и с интересом смотрел на концентратор.

– Часть устройства для мгновенного перемещения на огромные расстояния, – вкратце изложил я. – Признаться, изумлён матом до глубины души узреть его тут. Древние не использовали его не без причины, и включать его я бы не счёл разумной идеей в нашей ситуации.

– Об этом в любом случае надо доложить генералу Терентьеву…

– В этом случае он наверняка захочет запустить эту дуру, – процедил я. – Чем убьёт всех на борту. Пока не будет найден способ, как можно безопасно управлять этой хреновиной, лучше бы её не трогать.

– А когда ты этот способ найдёшь?

– Никогда. Я разнорабочий, а не эксперт по инопланетным технологиям с возрастом старше мироздания.

– Даже пытаться не будешь…?

– Полковник, этот корабль летал в космосе между чёрными дырами, когда ещё на Земле царили динозавры! Ты хочешь сказать, что я, троечник из ПТУ, едва отслуживший в армии, разберусь в уравнениях, с какими даже Раш не справился?! Это такая шутка или ты действительно на это свято надеешься? Ни Маккей, ни Картер, ни даже Зеленко с этим не разобрались в течении пяти лет.

Говорить о том, что на ходовую группу ругается система диагностики, не пришлось. Это в любом случае не изменило бы ровным счётом ничего, а уже озвученных аргументов должно хватить с лихвой.

– Но они запустили этот двигатель на Атлантиде.

– Я помню. У них были начальные уравнения Древних, причём решённые. Оставалось только изменить переменные с учётом их текущей ситуации. У меня же нет ничего. Я дифференциалы решать не умею, с квадратными уравнениями не дружу, а ты хочешь, чтобы я рассчитал уравнение перемещения для тоннельного двигателя одиннадцатикилометрового корабля массой свыше двух триллионов тонн?!

М-да. У военных всегда было своеобразное чувство юмора. «Круглое – нести, квадратное – катить», «В армии всё полезно, что в рот полезло», «Солдат спит – служба идёт», «Брось, а то уронишь»…

В армии я запомнил самое главное в жизни правило: «Всё в этом мире можно сделать тремя способами: правильно, неправильно, и по-армейски». Аминь.

Пришла пора возвращаться. Двигатели двигателями, но энергии оставалось всего на час, а воздуха – на тридцать минут.

– Мля-ять, – протянул полковник, глянув на свой манометр. – Попов, шкала в красной зоне! Это что значит? Кончается воздух?