— Не настолько всё плохо. — сипит любимый пристыженно, явно вспомнив момент, когда я, не зная о том, что пришёл Тоха, выперлась к ним в халате, который даже задницу не прикрывает. И о сцене ревности, которую устроил нам за дружеские объятия.

Они ещё о чём-то спорят и переговариваются, но я уже не слушаю. Быстро целую Артёма и иду в сторону ванной. Уже у двери он меня перехватывает, поймав руками за талию. Прижимаюсь всем телом и откидываю голову ему на плечо, зацепив встревоженный взгляд.

— Ты чего, Тём?

— Точно справишься сама, маленькая? — хрипит тихо, опуская ладонь на гипс. — Помощь не нужна?

Даже сквозь него ощущаю жар кожи. По всему телу мурашки летят, когда представляю себе его «помощь». Мы оба знаем, чем это закончится, если окажемся в ванне вдвоём и без одежды, а я пока не готова к такому.

Да, в машине мне снесло крышу от его близости, но теперь в душе зарождаются страхи, а я ещё не понимаю, как с ними бороться, поэтому уверенно обрубаю:

— Справлюсь.

Правда, пока сама не знаю как. Мыться одной рукой наверняка то ещё испытание, но выбора нет. К тому же мне надо настроиться и выбрать тактику поведения, прежде чем рассказать обо всём произошедшем со мной не только Артёму, но и Антону с Егором. Не уверена, что смогу повторить свой рассказ ещё хоть раз. Слишком страшно проходить через это снова, но выбора нет. Я не хочу мучать любимого неизвестностью чрезмерно долго, поэтому принимаю решение покончить с этим сегодня же.

Не могу видеть его потухшие глаза и горькие улыбки. Не могу… Это намного хуже того, что я пережила. Тысячекратно хуже, когда страдаешь не ты, а человек, ради которого живёшь.

Поворачиваюсь в его руках и обнимаю за шею, поднимаясь на носочки. Точнее, перебрасывая весь упор на правую ногу, висну на Северове и шепчу ему в рот:

— Сколько раз принятие душа ограничивалось только мытьём? — Тёма опускает веки и гулко выдыхает, скользя ладонями по моей спине. Глотаю выпущенный им воздух вместе с любимым запахом и прижимаюсь к губам. — Я справлюсь, родной. Пока не знаю как, но что-нибудь придумаю. Пообщайся пока с братом. — по нейронным сетям пробегает несколько десятков вопросов, но я задвигаю их на дальний план. Для этого ещё будет время. — Я быстро.

— Если что, зови. — режет сипом и, поцеловав, разворачивается и возвращается на кухню.

Благо, у Егора ванная, а не душевая кабина. Заткнув пробку, настраиваю воду на приемлемый кипяток, не только потому, что мне холодно, но и для того, чтобы смыть с себя все воспоминания о прикосновениях Должанского.

При мысли о нём со стуком стягиваю челюсти и сгребаю пальцы на здоровой руке в кулак.

Неужели ему удалось сломать меня? Почему от одного его имени или фамилии меня прошибает ознобом, а на коже выступает то испарина, то холодный пот? В ту ночь мне пришлось быть сильной. А сейчас? Могу ли я позволить себе слабость или это меня убьёт?

Стоило только увидеть кровь на своих руках и у меня случилась истерика.

Справлюсь ли я с этим? Смогу ли побороть свои кошмары?

Присев на край ванны, стягиваю с себя больничную одежду и развязываю бинт на бедре. Задеваю взглядом не очень длинный, но широкий, кривой, красный шрам и схлопываю веки. Дыхание учащается, а сердечная мышца срывается в галоп.

Я снова чувствую, как ногу разрезает острой болью, как холодный металл входит в кожу, пробивает мышцы и будто обжигает. Прикладываю ладонь к тому месту и ощущаю, как между пальцев сочится горячая влага.

Меня начинает колотить. Зубы стучат друг об друга. Руки дрожат. Уши забивает ватой, а горло сжимает спазмом, отчего воздух кажется вязким и дышать становится чертовски сложно. Хватаю его непослушными губами, но он с хрипами вырывается обратно.

Я задыхаюсь.

Я, мать вашу, снова умираю.

Перед глазами темнота. Внутри паника и отчаяние.

Соскальзываю на пол, но больно не от удара об кафель, а от того, что тяжёлые ботинки Должанского ломают мне рёбра.

— Настя! — кричит Артём, подрывая меня с пола и несколько раз встряхивая. — Что случилось?! Настя?!

В этот раз из погружения в Ад мне удаётся выбраться гораздо быстрее. Всего через пару минут я фокусирую взгляд и вижу перепуганные глаза любимого.

Выдавить ничего не удаётся, поэтому толкаюсь ему навстречу и утыкаюсь носом в плечо, прячась в крепких надёжных объятиях.

Я плачу. Опять, блядь, реву и никак не могу успокоиться. Меня всё ещё трусит и крупно потряхивает.

Цепляюсь дрожащими пальцами в футболку и просто позволяю Артёму успокаивать меня. Сама я не справляюсь с паникой, но его тихий, но сильный, дрожащий, но твёрдый голос помогает прийти в чувство. Так же, как и горячие ладони, гладящие напряжённую спину.

— Мне лучше, Тём. — шуршу хрипло, когда возвращается возможность говорить.

Парень отстраняется и заглядывает мне в глаза. В его зрачках такой испуг читается, что, несмотря на собственное нестабильное психическое состояние, во мне разгорается желание успокоить его.

Сжимаю ладонями его лицо и целую. В этот раз в поцелуй вкладываю не любовь и желание, а нужду в нём. Я действительно нуждаюсь в Артёме, как никогда раньше. Только благодаря любимому человеку я смогу справиться с прошлым.

Он отвечает на мой поцелуй, но слишком неуверенно, что придаёт ему горький привкус.

— Что случилось, любимая? — шепчет Тёма, сжимая руками мои плечи и отодвигая от себя. — Что это было?

Вдох-выдох.

Если бы я знала… Если бы хоть что-то понимала, то расписала бы своё состояние профессиональными терминами, но я не могу разобраться даже в себе, не говоря уже обо всём остальном.

Цепляюсь в его пальцы и перехватываю тяжёлый взгляд.

Нельзя сдаваться. Я не имею права сломаться.

Вдох-выдох.

— Не знаю, Артём. — говорю неуверенно, глядя в глаза. — Наверное, что-то вроде твоего приступа на кухне.

Он забивает лёгкие кислородом до треска и выбивает сквозь сжатые челюсти:

— Как мне тебе помочь, родная? Что сделать? Как исправить?..

Его голос срывается и глохнет на середине фразы. У меня и самой в груди такое запредельное давление, что даже дышать не выходит нормально, не говоря уже о необходимости ответить.

Я не могу позволить ему винить себя в моём состоянии. Он не виноват. И я не виновна. Только человек, который сделал это.

Вдох-выдох.

Вынуждаю лёгкие функционировать в аварийном режиме.

Вдох-выдох.

Все резервы на работу сердца.

Вдох-выдох.

Спокойствие в глаза.

Вдох-выдох.

Уверенность в голос.

— Будь рядом, Артём. Просто будь со мной, потому что без тебя я не справлюсь с этим. А пока, — вдох-выдох, — можешь всё-таки помочь мне искупаться.

Выжимаю из себя слабую улыбку и подцепляю край его футболки, таща её вверх, пока Север не отстраняется, позволяя стащить её через голову.

Дыхание снова стопорится, когда скольжу взглядом по его обнажённому торсу. Облизываю пересохшие губы и провожу пальцами по грудным мышцам.

— Даже не думай об этом. — хрипит парень, беря меня на руки и осторожно опуская в ванную.

Я и не думала... Нет, правда не думала о том, чтобы заняться с ним сексом, пока он не поднялся, выставляя на обозрение крепкий стояк. Тяжело сглатываю и отворачиваюсь.

— Я и не думала, — бурчу тихо, — просто…

— Что "просто", Насть? — сипит Север, опускаясь на колени рядом с ванной и, сжимая пальцами мой подбородок, вынуждает посмотреть на него.

— Просто я скучала, Артём. — отбиваю едва слышно.

Не знаю, как можно скучать по человеку, находясь в коме, но чувство такое, что каждая секунда, когда его не было рядом, растянулась на года.

— Я тоже, маленькая. — шепчет так же тихо, опуская ладонь мне на шею и подтягивая к себе, сам подаётся навстречу, пока наши губы не соприкасаются. — Я был уверен, что потерял тебя навсегда. Когда позвонил этот уёбок и сказал, что сначала, — тяжело сглатывает, на секунды отводя взгляд, — изнасиловал тебя, а потом убил, я просто…