— Зачем? — всё, что мне удаётся выдохнуть.

— Башню срывает, Насть. — откидывает голову назад и закрывает глаза. Ловит загипсованную руку и гладит кончики пальцев. — От всего. Я не могу не думать о том, что этот уёбок мог сделать с тобой. И о том, что сделал. Я боюсь даже прикоснуться к тебе, потому что не знаю, сколько у тебя ран и где они находятся. И да, блядь, стоит всё же коснуться, как я обо всём на хрен забываю. Слепая похоть, которая отключает голову к хуям.

Он с такой силой сжимает челюсти, что я слышу скрежет. Свободная рука в кулак. Из разбитых костяшек снова течёт кровь.

Понимаю же, что не время сейчас не только для тяжёлого разговора, но и для воспоминаний, которые он обязательно поднимет, поэтому только стискиваю его пальцы настолько сильно, насколько это возможно с переломанными фалангами, и отчаянно выбиваю:

— Он не сделал ничего, что нельзя исправить, Артём. Я жива. Я смогла выбраться из этого кошмара, чтобы вернуться к тебе. Мы вместе, любимый, а это самое главное. — парень поднимает веки и принимает ровное положение, сканируя мои глаза. Я могла бы спрятать бурю эмоций, но вместо этого транслирую в него, чтобы он понял, что мне нечего скрывать. Я понимаю, чего он так сильно боится, поэтому добавляю едва слышно. — Он не насиловал меня. Я скорее умерла бы, чем позволила кому-то, кроме тебя, меня коснуться. И я расскажу тебе всё, что случилось, но мне надо время, любимый. И тебе оно необходимо, потому что если нам придётся снова проходить через это сейчас, мы просто свихнёмся. — опускаю ладонь ему на щёку, избегая прикасаться к царапинам, и прижимаюсь ртом к его разбитым губам. После этой панической атаки кровь не то чтобы не пугает меня, но я справляюсь с этим. Целую мягко и нежно. Обвожу языком раны. Сплетаемся. Жадно и влажно, но с тем же благоговейным трепетом. — Я люблю тебя, Тёма.

— Я люблю тебя, моя девочка.

Мы постоянно говорим эти слова, но каждый раз они влетают прямо в сердце, переполняя его сверх края.

Кладу руку ему на бедро, когда заводит мотор и выезжает вслед за БМВ Егора и Лексусом Антона. Северов накрывает мои пальцы ладонью, но даже сквозь гипс просачивается его тепло.

Пока едем, не произносим ни звука. Нам обоим необходимо привести в порядок и упорядочить наши мысли и чувства.

Я всё пытаюсь понять смысл тех странных снов, которые я видела, пока была в коме. Сны ли это были? Я никогда не верила в душу как в физическое явление, скорее как часть человеческой сущности, но сейчас всерьёз задумываюсь над тем, что пока моё тело валялось, обмотанное проводами, на больничной койке, моя душа всё это время была с любимым человеком. А если это так, то неужели он всерьёз собирался покончить с собой?

Нет. Нет! НЕТ! Не может этого быть.

Наверняка мой воспалённый мозг генерировал в картинки мои самые большие страхи, потому что сама я не смогла бы жить, если бы потеряла Артёма. А смог бы он?

Сгребаю пальцы в кулаки и с шумом выпускаю углекислый газ, что не остаётся незамеченным Севером. Он бросает на меня короткий взгляд, а потом клацает поворотником и съезжает на обочину.

— Что с тобой, родная? — выбивает хрипом, ловя мой потерянный и перепуганный взгляд.

Я знаю, что этого не могло быть. Понимаю, что всё это было нереальным, но не справляюсь с паникой и болью за любимого человека, поэтому вырываю из себя слова, на которые так боюсь услышать ответ:

— Ты собирался покончить с собой?

Из глаз текут слёзы. Соль иссушивает и без того обезвоженную кожу. Я читаю ответ в глубине его зрачков. Я вижу его в сердце, которое не хотело биться.

— Да.

— Неееет! — вою, падая ему на грудь.

Это неправда. Ложь! Всё это было просто сном и не более того.

Мужские руки гладят мою спину и плечи. Пальцы перебирают спутавшиеся пряди. Дыхание обжигает щёку.

— Извини, маленькая, за то, что я оказался таким слабым. Я не мог жить без тебя. Просто не мог, Насть. Я хотел оборвать пустое существование, но ты не дала мне этого сделать.

Даже сквозь рыдания отчётливо слышу каждое слово и, скрипя зубами, вынуждаю посмотреть в любимые бирюзовые глаза.

— Как? — всё, что удаётся из себя выжать.

Сама не знаю, что хочу этим спросить. Как он собирался убить себя? Или как я его остановила?

Не могу смотреть на него, поэтому утыкаюсь лоб в лоб и позволяю векам упасть вниз. Слишком больно. Изнутри на ошмётки полосует это осознание.

Тишина затягивается, но я не готова нарушить её и узнать правду.

Перед глазами снова всплывает страшная картинка: ночь, Артём, пистолет, палец на курке. В глазах отчаяние и такая боль, что я натуральным образом скулю.

Северов сильнее сжимает мои плечи и шепчет:

— Ты была рядом, родная. Всегда рядом. И в ту ночь... — я хочу заткнуть руками уши, чтобы не слышать этого. — Я сдался. Я снова достал ствол, но ты просила меня держаться.

Снова…

Просила держаться…

Я помню это. Господи… Это было на самом деле. Но как? Как?! Разве такое возможно?!

Я не просто плачу. Я реву. Рыдаю. Захлёбываюсь слезами и всхлипами. Я давлюсь звериным воем. Я агонизирую от боли и понимания, что пока я валялась в отключке, мой любимый мужчина не хотел жить. Сколько же ужасного ему пришлось пережить. Сколько страданий и боли. А если бы он сделал это? Что если бы я пришла в себя, а его уже не было бы на этом свете? Я бы отправилась следом за ним. Пока я изо всех сил боролась за жизнь, чтобы вернуться к нему, он собирался оборвать свою.

Все ревущие внутри меня чувства мгновенно перекрывает злость. Вырываюсь из рук Артёма и с такой силой отпускаю ему пощёчину, что из губы снова начинает течь кровь, а хлёсткий звук заполняет всё пространство машины.

Север прикладывает ладонь к щеке и вытирает кровь. Наблюдаю за его действиями, бесконечно хватая ртом горький кислород, который вылетает вместе с животным воем, не усваиваясь в лёгких. Сердце не просто ломает кости, а превращает их в пыль.

Мы ошарашенно смотрим друг на друга, но не предпринимаем никаких действий. Время идёт. Телефон Артёма разрывается звонком, но мы даже не вздрагиваем, убивая друг друга в этом контакте.

А потом…

Потом мы бросаемся навстречу друг другу, не просто целуясь, а вгрызаясь в мягкую плоть. Дико и животно сплетаемся языками. Шарим руками по телам без какой-либо нежности. Мы сгораем в неистовом желании убедиться, что мы живы.

Артём накрывает ладонью мою грудь, сжимая с такой силой, что причиняет боль, но стону я не от боли, а от удовольствия. Ловит двумя пальцами сосок и перекатывает между ними, оттягивает. Разрывает поцелуй и сквозь ткань втягивает его в рот. Выгибаю спину, давая ему лучший доступ. Рукой скользит по внутренней части бедра, размазывая смазку, которой не просто много, у меня между ног целый потоп. Жёстко растирает клитор, но вразрез с общей дикостью, слишком медленно и нежно вводит в меня палец.

Всего один, блядь, палец, а чувство такое, что он разрывает меня на части.

Его движения быстрые и резкие.

Накрываю ладонью его член и с нажимом провожу вниз-вверх, пока не вырываю из его горла стон.

Я хочу почувствовать его внутри. Его жар. Его твёрдость. Его жизнь.

Мне необходимо понять, что мы оба всё ещё живём.

Предпринимаю попытку расстегнуть его джинсы и переползти к нему колени, но Северов осторожно, но твёрдо удерживает меня на месте.

— Я хочу тебя, Тёма. — хнычу, продолжая ласкать его плоть и насаживаться на пальцы.

— Не сейчас, родная. — хрипит парень, вколачивая в меня уже три пальца и растирая большим клитор.

— Поче…му? — выбиваю смазанные, растянутые стонами звуки.

Ответа на следует, но он мне и не нужен, потому что уже через секунды меня накрывает штормовой волной мощнейшего оргазма. Всё тело горит и трясётся. Мандраж по конечностям летит. Я кричу от боли и удовольствия. Я вгоняю зубы в мужское плечо. Неосознанно с такой силой сжимаю член, продолжая водить по нему рукой, что следом за мной и Артём разбивается звериным рычанием, кончая.