Я даже не понимаю, чего боюсь больше: того, в каком состоянии Настя, или встречи с прошлым.

Когда наваливается всё разом, то тебя не просто придавливает, а размазывает по асфальту.

И я размазан. В кровь. В мясо. В пыль.

Как? Как, блядь, эта ебаная вселенная додумалась до такого?

А ведь мне ещё предстоит объяснять любимой какого долбанного хрена мои восставшие из могилы родственники вытаскивали её с того света.

Класс, блядь. Просто, мать вашу, треш. Пиздец пиздецовый.

Дорога занимает дочерта времени не только из-за почти пяти сотен километров трассы, но и стоящего в пробках города.

Вынуждаю себя оставаться на месте, а не выпрыгивать из машины и лететь ещё пятьдесят километров на своих двоих.

Когда вижу за окном знакомые места, скрежещу зубами.

Натягиваю броню.

На следующем светофоре поворот к моему личному дому ужасов.

Пробивает. Безжалостно. Болезненно.

Новый слой металла. Внутрь заливаю.

Прошибает. Неотвратимо. Безвозвратно.

Душу заковываю. Сердце в сталь.

Прорывается. Убийственно. Смертельно.

Я должен. Должен… Ради Насти. Ради моей девочки я обязан пройти через это.

Светофор пролетаю на красный, едва не создавая аварию, чтобы не видеть дорогу, по которой уползал, размазывая по гравию кровь и остатки человечности. Той, где осталось моё доверие к людям.

После этого мне понадобились годы, чтобы собрать себя по кускам. Чтобы начать жить заново. Чтобы научиться верить и любить. Годы…

А ведь это ещё не самое страшное. Мне предстоит лоб в лоб столкнуться с предводителем всех чертей и всех своих демонов.

Нагребаю в лёгкие столько кислорода, что он давить изнутри начинает. Выпускаю тонкой струйкой сквозь сжатые до скрипа зубы.

Больница… Сколько времени я здесь провёл? Сколько ран штопали в этих палатах? Сколько костей срастались за этими стенами?

Слишком много, а если проще, то до хуя и больше.

Вдох-выдох. Хлопок двери. Писк сигналки. Уверенный шаг.

Врата в Ад.

Тоха маячит за спиной. Оборачиваюсь, встречаясь взглядами с приятелем. Он коротко кивает.

Страхует.

— Спасибо, брат.

Ещё один кивок.

Вдох-выдох. Ровная поступь. Нельзя трусить. Нельзя ломаться. За спиной годы. Я не просто вырос и изменился. Я стал сильнее, крепче, увереннее, жёстче, злее.

— В какой палате лежит Настя Миронова? — выбираю холодно, чтобы перекрыть топящие эмоции.

Медсестра на ресепшне пробивает инфу по компьютеру и качает головой.

— У нас нет пациента с таким именем.

Ну конечно, блядь. Я дебил. Они же понятия не имеют, как её зовут.

— Девушка, которую привёз Константин Северов. — скрежет металла, когда произношу это имя. — Она девять дней была в коме.

— Да, есть у нас такая девушка, но к ней нельзя.

— В смысле, блядь, нельзя?! — рычу, простреливая эту бабу взбешённым взглядом. — В какой она палате?!

— Спокойнее, Тёмыч. — сжимает пальцами плечо Тоха, ровным тоном обращаясь к женщине. — Эта девушка — его невеста. — указывает на меня глазами. — Мы уже девять дней её ищем.

— Тогда вам надо переговорить с Константином Витальевичем и получить его разрешение.

— Твою ж мать! — гаркаю, прижимая ладонь ко рту, чтобы не покрыть матами всю эту проклятую больницу, а заодно и оповестить всех, что за тварь этот Константин Витальевич.

— Север, выдохни. — хрипит Антон. — Пойди, проветрись. Я решу.

Отхожу на пару метров только потому, что понимаю, что на эмоциях могу слишком дохера дичи натворить и хрен разгребёшься потом.

Мне просто надо к Насте. Надо увидеть её. Надо прикоснуться. Вдохнуть её запах. Понять, что это всё взаправду. Что она жива.

Меня трясёт от невозможности сжать её в объятиях и просто, мать вашу, сказать, как я ей восхищаюсь.

Меряю косыми шагами белоснежный плиточный пол с серыми трещинами. По сторонам стараюсь даже не смотреть, слишком тяжёлые воспоминания во мне вызывают эти стены.

— Артём?

Резко оборачиваюсь на голос и сталкиваюсь с глазами такого же цвета, как у меня. Те же белые волосы, только гораздо короче. Схожие черты лица. Вот только у брата они мягче.

Ни за что бы не подумал, что этот молодой парень — мой младший брат. Мы почти одного роста. Когда я уходил, это пиздюк мне и до плеча не доставал. А теперь…

— Егор. — бросаю прохладно, замирая на месте.

Я хочу обнять его. Я хочу попросить прощения. Я хочу сказать, как мне не хватало его. Но я ничего из этого не делаю только потому, что у меня нет на это права. Шесть лет назад я умер для него.

— Разве так надо здороваться с братом, с которым не виделся столько лет, братиш? — отрезает с улыбкой и обнимает за плечи.

Блядь.

Сжимаю руки, крепче прижимая брата к груди. Обычно я не выказываю своих чувств, но сейчас сдержаться не удаётся.

— Когда ты так вымахал, братишка? — хриплю, отстраняясь от него.

— У меня было время. — улыбка слетает с его лица. — Пойдём. Отведу тебя к твоей девушке.

С таким гулом выпускаю воздух, что все находящиеся посетители в радиусе несколько метров оборачиваются в нашу сторону.

Подходит Тоха и зависает, переводя взгляд с меня на Егора и обратно. Проделывает это раз десять, а потом присвистывает и тащит лыбу.

— Тоха. — тянет для знакомства лапу.

— Егор. — отбивает, пожимая её.

— Нет, Север, я, конечно, знал, что у тебя в ДНК пробелы, но всё равно не думал, что где-то такой же ходит. Соррян, если что. — поворачивается к Егору. — Я не со зла.

— Я привык. — пожимает плечами братишка.

А я… Я даже не могу разобраться в том, что у меня не только в голове, но и в сердце наматывается. Все эти годы я был уверен, что брат меня ненавидит. А сейчас… Хочу узнать обо всём, что произошло в его жизни. Я хочу просто поговорить с ним. Но в данный момент не до этого. Мне надо к моей девочке. Я и так слишком долго заставил её ждать.

— Егор, отведи меня к Насте.

Пока поднимаемся на третий этаж, коротко обсуждаем события последних лет.

— Братиш, я уже говорил, что она не в себе, но хочу, чтобы ты понимал. Она не только изнутри сломана, но и снаружи. — сипит Егор, притормаживая посреди коридора.

Останавливаюсь следом за ним и сканирую его глаза, надеясь увидеть в них желание сделать мне больно, но там только сожаление и страх.

Сцепляю зубы и кулаки.

Я снова не спрашиваю об изнасиловании, потому что просто не смогу вывезти это в данный момент. Меня так на куски растаскивает, что впору выть, но я не имею на это права.

— Просто отведи меня к ней.

Брат тоже скрипит зубами, но кивает и возобновляет шаг. Тоха плетётся сзади, кусая губы.

Как и я. Ротовую полость снова заполняет металлический привкус и горячая влага.

Я не задаю вопросы не только о любимой, но и об отце. Даже если он сейчас здесь и явится в любую минуту, я буду готов к этой встрече. Я тоже сталь.

Останавливаемся у двери в палату. Опускаю руку на ручку. Прикрываю глаза. Торможу рёв мотора.

Вдох-выдох. Ручка вниз. Твёрдый шаг. Веки вверх.

— Настя. — зову тихо, замирая на месте.

Она сидит на койке с повёрнутой к окну головой и даже не реагирует на наше появление и мой голос.

В том, что это моя девочка, нет никаких сомнений, хотя лица я не вижу. Я чувствую её каждой клеткой.

Замечаю желто-чёрные пятна на руках и той щеке, которая заметна с этого ракурса.

Прокусываю язык, чтобы не заорать от боли.

Сердце сжимается до минимальных размеров, теряя свою основную функцию. Кровь по каплям стекает по венам. Меня прошибает ознобом. Сразу становится очень холодно.

— Малыш. — окликаю, подходя в упор, но она даже не шевелится. — Родная моя. — шепчу, опускаясь на корточки и заглядывая в зелёные глаза, превратившиеся в лёд.

Больно… Боже… Как же, блядь, больно видеть её такой.

Опухоль почти спала с лица, но под глазом виднеется огромный синяк и затянувшиеся царапины и порезы.

Пиздец, насколько больно видеть её отрешённый взгляд.