Что за хуйня, блядь?

Нет! Нет, мать вашу, не может этого быть! Не верю, что они могли меня предать, но учитывая то, в каком неуравновешенном состоянии я нахожусь, высекаю зло:

— Может, кто-то объяснит мне, какого, мать вашу, хуя мой лучший друг зажимает мою невесту в туалете?

Они с такой скоростью отлетают друг от друга, что едва ли не в противоположные стены спинами влетают. Складываю руки на груди и с презрением смотрю в перепуганные зелёные глаза.

Неужели я мог так ошибиться?

— Тёма… — шуршит Настя.

— Что, блядь? — выплёвываю яростно, прошибая её тяжёлым взглядом.

Даже не знаю, чьё предательство больнее. Шагаю к девушке и прижимаю к стене.

— Тёмыч, не говори того, о чём пожалеешь. — цепляется в плечо «друг».

— Отъебись, Арипов, пока я тебя не урыл на хрен. — рублю, не оборачиваясь. — Как тебе Тоха, а Настя? Лучше меня, да?

Левую щёку обжигает неожиданным ударом. Перед затуманенными ревностью глазами проясняется такое родное лицо, что я едва ли не скулю от боли.

Как она могла?

— Ты дебил, Северов! — выкрикивает Настя и отталкивает меня, но я лишь сильнее вжимаю её в стену. — Отпусти, Артём! Я не хочу тебя видеть! Не хочу! — орёт всё громче, заливаясь слезами. — Как ты мог, Тёма? — последнее уже задушенным шёпотом.

— Как я мог, Настя?! — гремлю несдержанно. — Это я, блядь, как мог, да?

— Артём, ёбаный в рот, отпусти её! — врывается Арипов.

— А вот и защитничек нарисовался. Хуй сотрёшь.

— Северов, хуйню не неси. Успокойся, пока не поздно. Это я её обнял. — выбивает ровно, а я убить его готов.

— И на кой хер, блядь, ты это сделал?

Отворачиваюсь от Насти, и она тут же вылетает за дверь. Тоха мнётся, и я начинаю наступать на него, всем своим видом излучая угрозу.

— Затем, Тёмыч, что ты последний долбаёб и делаешь всё, чтобы потерять девушку, которая любит тебя так, что не только от семьи отказалась, но и через саму себя переступила. — рычит он, сжимая кулаки. — Ты, блядь, братом мне стал.

— Хорош братец… — выплёвываю зло.

— А Настя мне как сестра. — продолжает ровно, а я, сука, теряюсь.

— Всех сестёр зажимаешь?!

— Блядь, Север, можешь сейчас расквасить мне морду, если не веришь, но её не обижай. Она не заслужила такого отношения. А ты…

— Что, блядь, я? — режу, хватая его за грудки.

— Не заслуживаешь её. Ведёшь себя как ревнивый мудак, хотя для твоей невесты никого, кроме тебя, не существует. Хочешь знать, почему мы обнимались? Отлично, блядь, слушай! — хватает края моей куртки и утыкается лоб в лоб, отзеркаливая мою ярость. — Я сказал Насте, что уважаю её. Что восхищаюсь тем, как она вела себя, когда Должанский тебя чуть не прикончил. И тем, как она держалась всё время, пока ты не помнил её. И на Волчинскую она набросилась не тогда, когда та её дерьмом поливала, а когда тебя задела. Обо мне можешь думать что угодно, но не смей говорить, что девушка, которая согласилась стать твоей женой, нихуя о тебе не зная, тебя предала!

Отшатываюсь от него, как от физического удара. Перед глазами всё плывёт. Хватаю губами воздух, которому внезапно стало слишком тесно в груди, и с хрипами его выпускаю. Сердечная мышца дробится об кости, превращаясь в кровавое месиво. Смотрю на друга невидящим взглядом.

— У вас ничего не было? — вырываю из скрутившей спазмом глотки.

— И быть не могло. — отсекает хмуро.

— Блядь, Тоха… — голос отказывается слушаться и глохнет.

Как теперь это всё разгребать? Какого хрена, вместо того, чтобы подниматься наверх, я только глубже закапываюсь?

— Передо мной потом извиняться будешь. Лучше найди Настю и моли о прощении. — отрезает Арипов и, хлопнув ладонью мне по спине, выходит.

В очередной раз захлёбываюсь собственным идиотизмом. Сейчас, когда злость разбилась об стену очевидных фактов, я могу мыслить трезво. Да, мать вашу, никто из них не способен на предательство. Как я вообще, сука, мог допустить такую мысль? Что мой лучший друг и моя любимая девочка..? Вместе..?

Трясу головой, отчего сразу же накатывает приступ тошноты и жуткая боль. Прикладываюсь спиной к грязной стене туалета и сползаю на пол. Опускаю веки и просто, блядь, пытаюсь придумать, как исправлять это грёбанную ситуацию.

Боль и тошнота отступают далеко не сразу. Поднимаюсь на ноги, закидываю в рот таблетки и запиваю ледяной водой из крана. Ей же умываю горящее лицо.

В коридоре набираю номер любимой, но ответа не следует. На сообщения она тоже не отвечает. У неё сейчас тактика. Скорее всего, телефон оставила в раздевалке. Даже не допускаю мысли, что она ушла с занятий, потому что иначе просто не знаю, где её искать. Вряд ли она вернётся домой после того, как я сначала обвинил её в том, что она действует за моей спиной, а потом ещё и в измене.

Направляюсь в корпус по отработке тактических задач и даже не думаю о том, что нарваться на пару «холостых» могу как не хер делать. Пробегаю по зданию от этажа к этажу.

— Блядь, да какие из этих дебилов полицейские, если они не могут преступника от гражданского отличить? — рычу, уворачиваясь от очередной пули.

Радует только то, что им доверяют охолощённое оружие, а не боевое, потому что пока я заработал только пару синяков, а не дырок.

Найти одного человека в трёхэтажном здании с ни одним десятком комнат, коридоров и переходов в другие корпуса оказывается до хрена сложно.

— Миронова здесь? — спрашиваю, перехватив пацана с её курса. Он перепугано таращится на меня, а потом кивает. — Где?

— Заходила в третий корпус.

Отлично, блядь, я её вообще не там всё это время ищу. Залетаю в очередной коридор, и мне в лоб утыкается дуло «Макарова».

— Это я, Насть. — выдыхаю, когда фокусирую взгляд и вижу её лицо.

— Знаю. — шипит она и прижимает пальцем курок.

Совсем ебанулась, что ли?

Пригибаюсь и проскакиваю ей за спину. Раздаётся глухой хлопок, и голень прошивает острой болью. Смотрю на ногу, в которую только что получил «огнестрел», и перевожу охуевший взгляд на свою девочку.

Блядь, у неё вид такой сейчас, что не хватает только поднести дуло к губам и сдуть струйку дыма, как в фильме про шпионов.

— Ты, мать твою, больная? — рычу, переставая растирать пораженный участок и выпрямляясь во весь рост.

Подхожу к Насте в упор прожигая бешенством, но она даже не моргает.

— Как и ты, Северов. — отбивает сталью.

На её лице непроницаемая маска безразличия. Ледяной тон. В глазах пустота. Вообще никаких эмоций.

Лишь один раз я видел её такой. В тот день, когда мы встретились на стоянке академии, и она порвала со мной. Тогда я не понимал её, но сейчас знаю, что означает это холодное безразличие: ей больно. Так она справляется. И я, блядь, тому виной.

Да сколько можно? Почему у нас не может быть всё просто?

Толкаю её к стене и накрываю её рот своим. Толкаюсь внутрь языком, но не получаю никакого отклика.

— Закончил? — шипит любимая, когда отстраняюсь. Сканирую её лицо, но оно вообще ни черта не выражает. — У меня тактика, Север. Я могу идти?

— Блядь, Настя, давай поговорим. — рычу, но всё остальное сдерживаю.

— Мне не о чем с тобой говорить.

Отталкивает меня, но я прижимаю её крепче.

— Тогда выслушай меня, малыш. — сиплю, сбавляя обороты и утыкаясь ей в лоб.

Настя облизывает губы и смотрит мне в глаза. Член моментально оживает от этого действия.

— Тебе есть что добавить к тому, что ты уже сказал, Северов? Сначала я написала заявление. Потом изменила. Что теперь? Может скажешь, что я со всей академией трахаюсь? Или что твои деньги…

Не могу это слушать. Знаю, насколько виноват. И без того паршиво до тошноты. Разжимаю кулаки и подхватываю девушку под коленями, перебрасывая через плечо. Она громко взвизгивает и колотит меня кулаками по спине. Сказал бы, что не больно, но хер-то там. У неё удар, как у кикбоксера.

— Успокойся, Настя! — гаркаю, с силой опуская ладонь ей на задницу, за что получаю ещё один визг и серию ударов.