Бью кулаками и ладонями холодный бетон.

Чьи-то руки отрывают меня от земли. Чьи-то шаги отдаляют меня от любимого человека. Кто-то сажает меня в салон автомобиля. Чей-то голос просит меня успокоиться. Машина куда-то едет.

Я больше не бьюсь в истерике. Я вижу Антона на водительском сидении. Я вижу Вику сзади. Я вижу потёки крови на бежевой коже салона. Я слышу, как ребята стараются привести меня в чувство.

Чувство... Какое странное слово. Что значит чувство? Нюх, слух, обоняние... Они чувства. Они не исчезают просто так. Любовь, страх... Их тоже называют этим словом. Но почему их сейчас во мне нет?

Я кукла. Я всегда ей была. Только Артём Северов смог сделать из меня живое существо. Лучше бы я так и оставалась украшением для семьи, чтобы никогда не знакомиться со всеми этими чувствами. Они приносят с собой боль. Они заставляют нас страдать. Они выворачивают наши души. Они вырывают наши сердца.

Я не хочу чувствовать. Хотя бы не сегодня. Иначе я никогда не смогу подняться с колен. Слишком много событий. Слишком много эмоций. Слишком много ужасного сегодня произошло. Слишком для одного человека.

Отключаю в себе всё, только чтобы пережить этот адски-мучительный день.

Машина тормозит возле дома Северова, и я выпрыгиваю из неё, не оборачиваясь, направляюсь к подъезду.

— Насть, подожди. — кричит Вика.

Торможу чисто механически. Она подходит вместе с Антоном и обнимает меня. Выдерживаю этот контакт, потому что внутри ничего не осталось.

— Врач сказал, что эта амнезия может быть временной. — выдыхает подруга, отстраняясь и заглядывая мне в глаза.

— Может быть... — всё, что я слышу.

— Насть, Тёмыч не слабак и выгребет из этого. Хотя бы ради тебя. — глухо вставляет Арипов.

— Хорошо. — бросаю, входя в двери.

В квартире так же не позволяю себе ни одной эмоции. Не глядя по сторонам, не вдыхая пряный запах любимого, которым пропитано помещение, иду прямо в ванную. Срываю с себя одежду, ставлю стирку. Долгое время стою под горячими струями воды, наблюдая, как красновато-розовые потёки скатываются по моей коже. Стиральная машина оповещает об окончании цикла, а я продолжаю стоять без движения. Кажется, даже моё дыхание замирает, а воздух кругом застывает. Звуки сливаются в один затяжной писк.

Остервенело трясу головой, разбрызгивая потоки воды с волос. Смываю с себя кровь и тяжесть этого проклятого дня и выхожу из ванной. Не вытираясь и не заматываясь в полотенце, развешиваю вещи. Иду на кухню, оставляя за спиной мокрые дорожки. Достаю бутылку вина и, открыв, делаю несколько больших глотков. Падаю на задницу, разбрызгивая на своё тело и пол красные капли, так похожие на кровь. Сжимаю челюсти. Скриплю зубами. Стискиваю разбитые пальцы в кулаки, вгоняя ногти в и без того изорванную кожу ладоней.

Физическая боль отрезвляет. Проясняет сознание. Как бы я ни старалась избавиться от всех чувств, это нереально сделать. Это не то, что можно вырвать из себя. Их можно только приглушить и выбрать себе манеру поведения и вариант принятия очевидных фактов.

Когда у людей случается беда, то каждый справляется с ней по-своему. Одни уходят в запой, чтобы притупить боль парами алкоголя. Другие впадают в апатию, перестающую в депрессию, закрываясь от всего мира. Третьи неделями плачут и бьются в истерике. Четвёртые продолжают жить как ни в чём ни бывало, растворяясь во внешней суете. Есть много вариантов принять реальность, но я не стану озвучивать их все. В любом случае, ни один из них мне не подходит, потому что я не потеряла Артёма. Он жив, а это главное. С остальным я справлюсь.

Я не могу позволить себе развалиться на части. Надо быть сильной. Сейчас я нужна любимому как никогда раньше. Я должна бороться за нас двоих.

Прикончив половину бутылки красного, иду в спальню и заваливаюсь на кровать лицом вниз. Прохлада шёлковых простыней приятно щекочет тело. Запах кофе, табака и корицы раздражает рецепторы, вызывая першение в носу и слёзы на глазах.

Я должна продолжать свой путь. Я обязана подняться. Я заставлю Тёму вспомнить меня.

А если нет?

Если он не сможет вспомнить, то я сделаю так, что он влюбится в меня заново.

***

— Ты пришла, Ангел. — зазывно улыбается Артём, едва показываюсь в палате.

Сегодня он выглядит уже лучше. Кожа обрела свой почти нормальный оттенок, хотя и продолжает сохранять неестественную бледность. Губы порозовели. В глазах появился блеск. Вроде всё как всегда, кроме его памяти. Но я справлюсь с этим. Я дала себе слово, что больше не поддамся отчаянию, и я его сдержу. Я — войн. И я буду вести эту войну до последнего вдоха.

— Привет. — улыбаюсь самой ласковой своей улыбкой. — Я же обещала, что вернусь, Артём.

Сажусь на край кровати и сжимаю его руку. Он делает попытку выдернуть её, но я лишь крепче держу.

После разговора с Виктором Алексеевичем — лечащим врачом Северова, я поняла, что в отношении меня он вернулся к заводским настройкам. Тёма не помнит не только меня, но и нашу любовь. Для него её не было, а это значит, что он снова стал самовлюблённым кобелём. Но я знаю, какой он человек на самом деле и как выдернуть его наружу.

— Не отпущу, Тём. — отрезаю, не повышая голоса, когда снова дёргает рукой и хмурится.

— Не называй так, Ангел. Я же просил. — отбивает тихим рычанием.

— А я просила не называть меня Ангел.

Его брови смыкаются на переносице, а глаза сканируют моё лицо.

— Ты очень красивая, Ан... Настя. — улыбаюсь ещё шире. — И улыбка у тебя охуенная.

Он тоже улыбается, хотя и кривится от боли. Мне так хочется обнять его. Поцеловать. Сказать, как сильно он напугал меня и до какого безумия я его люблю, но сейчас это может лишь навредить. Для Артёма я — чужой человек.

Представьте себе ситуацию: просыпаетесь в больнице, а на вас набрасывается неизвестный вам человек и зализывает. Я бы впала в истерику.

Сейчас мы начинаем сначала. Это наша вторая встреча, и нам только предстоит познакомиться. Это пиздец как сложно. Это нереально трудно. Это неподъёмно тяжело. Но у меня нет выбора. Отпускаю его руку и, слегка толкнув в бок, командую:

— Подвинься. — бирюзовые глаза расширяются, но Северов слегка сдвигается по кровати, и я ложусь рядом, опустив голову ему на плечо. — Я знаю, что ты не помнишь меня, Артём, но мы знакомы уже больше двух лет. Мы учимся в одной академии, только на разных специальностях. Я иду на сотрудника следственного комитета, а ты изучаешь оперативное дело.

— Я знаю, на кого учусь. — бурчит обиженно. — Но тебя всё равно не знаю.

— А Вику Заболоцкую?

— Тохину девку?

Киваю, соглашаясь.

— Она моя лучшая подруга.

— Это должно что-то мне сказать? — слышится раздражение в его голосе, но я не намерена отступать.

— А знаешь, когда они начали встречаться?

— Мне так-то похуй. — встречает мой злобный взгляд и добавляет. — Недели две назад. Я как раз сачковал.

— А помнишь, почему ты не ходил на занятия?

Северов закрывает глаза, силясь отыскать причину, но когда ничего не выходит, злобно отталкивает меня от себя и рычит:

— Да что ты доебалась до меня?! Ты, блядь, не Ангел, а Дьявол во плоти! Тебе то что?

— А то, Северов, что ты, твою мать, помнишь всё и всех, кроме, блядь, меня. — срываюсь в ответ. Помню, что обещала быть терпеливой, но хрен-то там. Его упрямство может быть непробиваемым. — Это тебе ни о чём не говорит? Как сам думаешь, что у тебя должно было произойти с девушкой, чтобы ты её забыл на хрен?!

Парень раздувает ноздри, а на скулах мелькают желваки.

Давай, Тёмочка, злись, потому что я на грани.

— Я должен был её выебать. — отрезает тот самый заносчивый засранец, которым он был в самом начале нашего знакомства. — Знаешь, как это работает? Пришёл. Увидел. Победил. Трахнул. Забыл.

Не смотря на установки, из глаз вытекают слёзы обиды. Я знала, что просто не будет и за один день он меня не вспомнит, но на самом деле всё оказалось намного сложнее.