Это так не похоже на Тёму. На того Тёму, которым он был до моего похищения. Тот Северов всегда шёл напролом. Мы занимались сексом там и тогда, когда ему приспичит. Даже если я не хотела, то он делал так, чтобы захотела. Он всегда был резким, диким, напористым, а сейчас словно мягче и неувереннее в себе стал. Долгие ласки и медленные толчки — это не про того Артёма, которого я помню. Нет, со дня Х он сильно изменился. Если раньше он всегда заботился обо мне, то сейчас его забота переросла в какую-то маниакальную зависимость от моего благосостояния и настроения. Я не дура и понимаю, почему он так себя ведёт, но мой монстр хочет своего дикого зверя. Животного траха. Яростного секса. Бешеного перепиха.

Отгоняю всю свою нездоровую скромность и глупое стеснение и цепляю его почти чёрный взгляд. Если он боится обидеть меня или причинить боль, то я беру дело в свои руки.

Языком между губ расчётливо. Ладонями по прессу уверенно. Дыханием в рот рвано. Член в кольцо пальцев крепко. Телом к телу в упор. Языком в рот жадно. Ногтями в кожу глубоко. Желание в интонации смело. Слова в лоб прямо.

— Пойдём в спальню, Тёма. Я хочу, — перебарываю желание оборваться и спрятать глаза, — чтобы ты взял меня сзади. — так громко сглатываю, что даже он это слышит. Кажется, он может не так понять мою просьбу. — Не так, как ты подумал. — добавляю спешно, когда его пальцы уже скользят от промежности вверх.

Кривая усмешка одним уголком касается его губ, когда наклоняется ниже настолько, что наши носы сталкиваются.

— Я понял, малыш.

И толкается пальцем в тугую дырочку, отчего я буквально подпрыгиваю. Только не от боли, а от неожиданности.

Мы оба замираем, тяжело дыша. Север прижимает меня ближе, опуская ладонь на поясницу, но палец не вынимает.

— Расслабься, любимая. Глубже не войду. Хочу, чтобы ты привыкла к этому. — сипит, делая робкое движение внутри. Загоняю кислород глубоко в лёгкие и окаменевшие мышцы отпускает напряжение. — Что ты чувствуешь? — ещё один лёгкий толчок, по ощущениям на половину пальца.

Опускаю веки, прислушиваясь к реакциям своего тела на это вторжение. Ни боли. Ни непринятия. Ни отторжения. Только острый прилив желания между ног, который выплёскивается в огромном количестве вырабатываемой смазки, стекающей по ногам.

— Это, — прикусываю нижнюю губу, открывая глаза, — странное чувство.

— Опиши. — требует мой невыносимый засранец.

Вот с таким Артёмом я хорошо знакома. Это — не просьба. Это — приказ.

Но вот проблема в том, что я не могу дать описания своим ощущениям, поэтому выталкиваю как есть:

— Мне не больно, Тёма. И не неприятно. Я сама не понимаю, что чувствую, но... — сглатываю вязкую слюну. — Кажется, мне нравится. Не уверена, что готова к большему, но сейчас мне хорошо.

Как ни стараюсь, щёки всё равно обжигает стыдом, заливая краской. Северов тихо смеётся и, вынув из меня палец, выходит из душа, взяв меня за руку и вытягивая за собой. Обтирает моё тело полотенцем и, жадно поцеловав, снова командует:

— Жди меня в спальне, моя идеальная девочка.

Даже не начинаю спорить. Входя в комнату, обвожу взглядом нашу постель, раздумывая, что делать дальше. Сегодня я для себя решила, что между нами не должно быть никаких преград и запретов. Поборов свою врождённую скромность, оделась как стриптизёрша. И танцевала так же. Почему-то стоило начать двигаться, и тело начало жить своей жизнью. А сейчас я снова теряюсь.

— Когда я говорил ждать в спальне, я имел ввиду в постели. — вбивается мне в ухо хриплый возбуждённый шёпот.

Парень прижимается влажным телом к моей спине, до боли вдавливая огромный твёрдый половой орган в копчик. Губами пощипывает мочку уха, а затем обводит языком ушную раковину.

Уже от этих действий тело прошибает судорогой предвкушения и начинает мелко дрожать от желания.

Но на этом он не останавливается. Сжимает ладонями талию, ползёт на живот, а потом к груди, приподнимая её вверх, и снова хрипит:

— Поласкай себя. Как на кухне. Давай, маленькая. — добавляет, когда я зависаю без движения. — Вместе.

Сжимает большим и указательным пальцами сморщившиеся от возбуждения и сверхчувствительные соски. Прокручивает до сладостной боли, вырывая из меня череду раздробленных стонов и выдохов.

— Давай, любимая, не бойся. Сделай это.

Блядь, эта хрипотца в его голосе. Эти интимные томные ноты в его тоне. Это рваное дыхание на моей шее. Жар раскалённой плоти на спине будто кожу плавит, накрывая меня волнами жадной похоти.

С несдержанным стоном тянусь рукой к промежности, раздвигаю половые губы и давлю на клитор. Артём стонет вместе со мной, словно чувствует то же самое, что и я сейчас.

Сильнее сжимает мягкую плоть в ладонях, оттягивая горошинки сосков. Мои пальцы начинают движения, то ускоряясь, то замедляясь, пока Север ласкает грудь. Как только чувствую приближение оргазма, он толкает меня вперёд, обняв одной рукой за талию, а второй ухватив за запястье, которое он отводит в сторону, не позволяя получить желанную разрядку.

— Тёма. — хнычу жалобно, когда не получаю желаемого.

— Только я буду доставлять тебе удовольствие. — выдвигает самоуверенно.

Толкает меня на постель, вынуждая встать на ней на четвереньки, и отпускает лёгкий шлепок по половым губам, вызывая негромкий визг и острую пульсацию в клиторе.

Застонав, утыкаюсь лбом в матрац, в то время как любимый становится на колени у кровати и ведёт языком снизу вверх.

— Блядь... Блядь... — сипит рваным полушёпотом. — Как же я тащусь от тебя... Блядь... От того, как быстро и сильно ты заводишься. — легонько кусает за ягодицу. — От твоего запаха. — даже знать не хочу, что он делает в этот момент. Сильнее зажмуриваюсь. — От твоего вкуса. — тянет в рот горящий неудовлетворением клитор. — Моя охуенная девочка. — снова ведёт языком от чувствительно узелка к тугому колечку и придавливает языком, пробиваясь кончиком внутрь.

Если бы я не была до такой степени заведена, то наверняка начала бы краснеть и умолять его остановиться, потому что его действия настолько грязные, пошлые, порочные и такие, мать его, сладкие, что я, упираясь локтями, подаюсь назад.

— Моя жадная девочка. — смеётся парень сипло и принимается ласкать языком то складки, то вход, то анус, но при этом не касается того самого места, где я хочу почувствовать его рот.

— Тёма. — опять принимаюсь хныкать. — Пожалуйста.

Он гулко выдыхает и толкается пальцами во влагалище, втягивая в ротовую полость горошинку.

Всего несколько его уверенных движений, и меня сносит штормовой волной удовлетворения. Я не просто кричу, скорее ору во всю глотку, потому что в этот же момент он выпрямляется во весь свой внушительный рост, грубо подтягивает за бёдра на самый край кровати и резко входит, разрывая грудную клетку звериным рычанием. Сразу же заряжает очередь таких быстрых и яростных толчков, что я могу только вгрызаться в одеяло, чтобы не кричать. Его пальцы с силой вдавливаются в бёдра, наверняка оставляя синяки. Сбившееся дыхание летит по комнате, смешиваясь с моими стонами.

Сжимаю в кулаках покрывало. Каждый раз, когда он вбивает в меня член до основания, мошонка со звонкими шлепками бьётся о лобок. Из меня вытекает столько соков, что к нашим голосам добавляются влажные хлюпающие звуки.

Не только всё тело покрывается горячими каплями пота, но ими же и постель пропитывается. Руки Северова скользят по моей коже, но он лишь усиливает хватку. Меня физически трясёт от возбуждения и наслаждения.

Тёма вдруг замирает, а его член внутри меня начинает пульсировать, заливая влагалище кипящим потоком семенной жидкости. Когда он изливается прямо в меня, чувство такое, что жизнь впрыскивает. Не только для него это многое значит, но я и для меня тоже. Это непередаваемое ощущение единения. Это, мать вашу, просто охуенно. Настолько, что я даже забываю о том, что так и не дошла до пика, просто наслаждаясь этим моментом.

Любимый делает ещё пару движений, а потом прижимается к спине, смешивая наши телесные жидкости.