Гора тел дошла почти до края обрыва, откуда их скидывали. Никого вокруг не было, поэтому Чувырло беспрепятственно вылез и только тогда позволил себе оглянуться, а потом и перевести дух, так как за ним не гнались. Внизу была свара. Около десятка останков, едва волоча ноги, дралась друг с другом, уже забыв про его существование. Он не стал задерживаться и ждать, чем закончится схватка, а побрел в сторону дома в надежде, что отец уже вернулся.

Их жилища не было. Все, что у них было, разворовали и растащили. Остались только вбитые колья, на которые была натянута ткань и держались доски, а также темная яма костра, обложенная камнями, у того места, где когда-то был вход.

Глаза вновь наполнились слезами. Но предаваться горю ему не позволили, мимо проходящий мусорщик узнал его, закричал и хотел схватить. Тогда Чувырло побежал, даже не подозревая, что в нем еще осталось так много сил. Он петлял среди мусорных куч, не разбирая дороги и давно оторвавшись от преследования.

То тут, то там попадались едва живые больные либо уже мертвые, лежащие прямо на земле. Никто уже не отправлял и не носил их в Могильник. Он бежал не останавливаясь, пока не споткнулся о лежащее прямо на дорожке тело и не упал, больно ударившись коленом и ободрав руки.

Чувырло распростерся на земле и никак не мог заставить себя подняться. Оставалось совсем немного до укромного местечка, которое Шнобель соорудил, чтобы уходить из дома и прятаться в те дни, когда у отца плохое настроение. Об этом секретном убежище никто не знал, даже мать.

Он пролежал весь день не шелохнувшись. Несколько любопытных крыс приблизились настолько, что он ощущал их усы и влажные принюхивающиеся носы. Но они быстро убегали прочь, чувствуя, что человек еще дышит, а значит, опасен. Вокруг хватало других, неопасных. А к ночи зарядил сильный дождь.

Настырные капли бились о кожу, проникали под одежду, щекотали лицо грязными ручейками на земле. Чувырло закашлялся, когда вода попала в нос. Перевернулся жадно хватая пересохшим ртом тугие струи с неба. Через некоторое время он сел и подставил ладони. Он собирал воду и жадно глотал, пытаясь утолить жажду, но ему это никак не удавалось. Стало плохо, его рвало горьким, но он все равно пил и пил.

Как он оказался в убежище, Чувырло не помнит. Но когда он в следующий раз открыл глаза, то увидел рисунок гобелена, который ему когда-то очень нравился. Сейчас ничего в душе не колыхнулось при виде вышитых сочных яблок с красными боками, розовых персиков и гроздьев винограда.

Тайное укрытие находилось между очень старыми и высокими кучами мусора. Им было не меньше нескольких десятков лет, поэтому тут точно выбрали все самое ценное и никому не было дела до этого хлама даже по меркам мусорщиков. Шнобель все продумал, так как иногда приходилось скрываться от гнева отца не один день. Поэтому тут был запас еды и ведро для сбора дождевой воды, наполнившееся прошлой ночью.

Он нашел в тайнике от крыс несколько рисовых лепешек, приготовленных матерью много дней назад. Получилось съесть не больше двух кусочков, а потом просто провалиться в сон без сновидений. Несколько дней пролетело незаметно. Чувырло не выходил наружу. Он метался в бреду, изредка приходя в себя, через силу запихивал в себя по немногую от размоченных в дождевой воде лепешек и снова засыпал.

Ему стало лучше очень резко. Просто в один из дней он проснулся и осознал, что голоден, как великан, а в глазах больше не двоится. Хотя яркий свет ослеплял после долгого сна. Чувырло доел все лепешки и внимательно осмотрел убежище, найдя еще один тайник, о котором ему было до этого неизвестно. Среди собранных в нем “сокровищ” он нашел главное — свой блестящий пастуший свисток. Так вот где он был все это время. Шнобель спрятал его и не хотел отдавать. Там же была сумка со всякими игрушками и листами бумаги, которые брат тоже отобрал у него.

Чувырло вцепился в свисток и сумку, не зная, что делать дальше. Из оцепенения его вывел запах дыма и громкие крики. Он поглубже забился в угол, чтобы его чуть что не сразу не обнаружили даже заглянув внутрь.

Шум не смолкал, а дым усиливался. Он закашлялся, и только когда дышать стало невыносимо тяжело, Чувырло выглянул наружу и обомлел.

Было светло как днем от яростного пламени. Мусорные кучи поглощал огонь. Между ними бегали люди, пытаясь спастись, но по периметру их сдерживал светящийся барьер. Отступать было некуда — везде бушевало пламя.

Жар дошел и до его убежища. Соседняя куча вспыхнула свечкой. Хлам и мусор загорались стремительно и ярко, распространяясь с удивительной скоростью. Не успел Чувырло опомниться, как принялась ветошь у подножья кучи, на которой он располагался.

Схватив первое, что попалось под руку, он сбежал вниз и кинулся подальше от пламени, которое наступало по пятам. Сумка была слишком большой, лямка низкой и тащить ее было неудобно, она задевала землю и била по бедрам и коленям. Но это все, что у него осталось. Все, за что сейчас он мог зацепиться в творящемся вокруг хаосе.

Мусорщики, крысы и бродячие собаки суетились в поисках выхода из огненной ловушки. Но глухая стена барьера не выпускала ни одно живое существо за пределы Ямы. Он столкнулся с взявшимся из ниоткуда взрослым. От удара оба упали. Только мужчина быстро поднялся и побежал дальше, а из Чувырла вышибло дух. Он судорожно вздохнул и поперхнулся дымом.

Из-за плотной серой завесы не было ничего видно, поэтому он почти на ощупь двигался, как ему казалось, к выходу из Ямы в лес.

Земля перед ногами внезапно кончилась, и он кубарем полетел вниз.

По мертвым телам.

Он вновь оказался в могильнике.

Впереди были останки, а позади огонь.

Чувырло вскочил несмотря на боль в боку и ушибленную руку и осмотрелся. Рядом никого не было, и он поковылял подальше от огня и дыма. Через некоторое время он удивился, что плечо больше не чувствует тяжести, и все внутри похолодело.

— Баул! — прошептал он в панике и оглянулся.

Дым оседал, опускаясь на дно могильника. Но это не остановило Чувырло. Он развернулся, возвращаясь за потерей. Едва не потеряв сознание, он обнаружил сумку недалеко от тел, поднял ее и крепко прижал к груди, смотря как в огне исчезает Яма. Его дом и единственный мир, который он знал.

Пламя было совсем рядом. Дым поменял цвет с серого, на оранжевый. Как только Чувырло развернулся, то увидел темный силуэт движущего к нему человека. Останок схватил его, не давая убежать.

— Стой! — прохрипел знакомый голос, поднимая его на руки. — Не туда.

— Тата?! — вскричал он, прижимаясь к узкой обнаженной груди с черными пятнами.

Слезы сами собой лились из глаз, пока отец нес его на руках подальше от опасности.

Они прошли вдоль ровных столбиков могил старинного военного кладбища, где дым немного отступал, и оказались у красивых крохотных домиков с красивыми плачущими женщинами из камня. У одного из этих домиков отец его отпустил на землю.

— Сюдой, — сказал он и дернул за руку, указывая на небольшую щель внутрь одного из домиков и закидывая внутрь его сумку. — Лезь.

Чувырло еле протиснулся внутрь, и дыра начала закрываться, отрезая отца и свет.

— Тата! Тата! — кричал он что есть силы в полной темноте и в абсолютном одиночестве.

Длинная галерея наполнилась звуками хрустально-чистого нежного голоса, выводящего сложнейшую мелодию. Тихие переливы перешли в исключительное вибрато длинной ноты на крещендо. Внезапно в игру вступил второй голос — сильный мужской баритон легко подхватил партию дуэта.

Релдон замедлил темп, а через несколько шагов замер заслушавшись.

Женский голос вернулся, и оба исполнителя начали петь, казалось бы, совершенно разные мелодии, которые страстно сливались воедино и образовывали совершенную гармонию.

По телу пошли мурашки, но как бы ни была прекрасна музыка, Релдон прошел в следующий зал и принялся ждать.

Тот появился через пару мгновений. На толстых щеках — румянец, глаза возбужденно блестят, а на лице — блаженство. Конечно же почувствовал.