Артуру в это мало верилось. С чего бы Людоед решил прекратить многовековую войну между Севером и Югом? Вот и Король сомневался, подозревая имперцев в том, что они что-то задумали.

— Сенторийцы должны прибыть в Лионкор в целости и сохранности. Вы обеспечите их безопасность. Это приказ Его Величества. А я здесь чтобы лично удостовериться, что никто из вертийцев при этом не пострадает, — напоследок сказал Орейн с таким гордым видом, что Артур чуть не подавился последним глотком верта.

Стоило Ховеру удалиться, как Зандр, клевавший носом все это время, встрепенулся.

— Значит, мы должны встретить имперцев и проводить? — усмехнулся он и бодро заговорил. — Я готов устроить им незабываемую прогулку на ближайшее кладбище. Как и этому напыщенному Оленю. Удостовериться он должен, видите ли! Хоть раз бы удостоверился во время боя, а то только и знает, как полировать задницей кресла во дворце, якобы охраняя столицу.

— Вот и прекрасный повод поговорить с Королем о том, что Олень специально не пускает своих людей дальше Внешнего Кольца. И когда нас тут всех перебьют, у него не будет выбора, кроме как с потрохами сдать Лармад и Лионкор. Его клан один на один будет бессилен перед имперцами, а у нас каждый солдат на счету.

Артур отцепил заколку с медведем, скрепляющую черно-красный тартан, бережно сложил его, а потом принялся за доспех. Оруженосца он звать не стал — сам управится. Боевые доспехи легко снять без посторонней помощи. Переодевшись в сухое, он налил себе еще верта, чтобы согреться.

Зандр неподвижно сидел в кресле. Руки расслаблены, дыхание медленное и ровное, но глаза подрагивают под веками с длинными светлыми ресницами — значит, еще не спит.

— Стерх, я от тебя сейчас отстану, только задам один вопрос. Давно хочу спросить, но каждый раз забываю.

В армии Вертиса принято давать прозвища даже среди высших офицерских чинов. Герцога Тонгила прозвали Шатуном за крутой нрав, черного медведя на фамильном гербе и могучую комплекцию. А Зандр Роктав получил свое за сходство с журавлём на его гербе. Как стерх, он был очень высок и худощав. Светлые, почти белые, длинные волосы собраны в хвост, а красивое лицо пересекает глубокий шрам от правого глаза до уголка рта. В истории его появления был замешан предыдущий герцог Орейн, отец Ховера. Поэтому неудивительно, что Верховный Магистр прилагал все усилия, чтобы не наговорить лишнего ради долгожданного вызова на дуэль. Поединки на время войны были строго запрещены, поэтому Стерх терпел присутствие ненавистного ему Оленя и старался вести себя вежливо, хотя давалось это ему нелегко.

— Ну, задавай, раз вспомнил, — Зандр сладко потянулся и снова зевнул.

— За что ты так не жалуешь Оленя?

— Орейны — гнилая семейка. Они мерзавцы и лицемеры, — он развел руками, словно это само собой разумеющийся факт. — А Ховер — воплощение всего самого худшего в оленьем клане.

— Тогда чего ты полез к Оленихе? — следующий вопрос слетел с губ Артура, прежде, чем он успел себя остановить.

— Так его мачеха из Бобров, — подмигнул Зандр. — Меня всегда бесил Ховер-старший, а теперь выводит из себя младший. У него препротивный вибрационный фон. Вот скажи, какая основная причина того, что человек теряет разум и начинает звереть?

— Когда испытывает страх.

— Именно. И чаще всего этот страх приводит к злобе.

— На что это похоже?

— Это сложно объяснить, но я попробую, — Зандр замолчал ненадолго, обдумывая свои следующие слова. — Настоящий страх не поддается контролю. Он похож на одержимость. А тот, кто злится, боится что-то потерять и не способен этим пожертвовать. Он готов на любую подлость, чтобы сохранить или скрыть это. Поэтому трусость и ненависть идут рука в руку. А смелость, это не отсутствие боязни, а понимание, что есть что-то более важное. Тогда страх уходит в сторону. Человек не трясется все время, когда ему нечего скрывать. Он спокоен при отсутствии реальной опасности в текущем моменте. Как ты или я, например.

— Ну, сегодня ты заставил меня по-настоящему испугаться, друг мой. Фактически без магии отбросить целую имперскую сотку до прихода подмоги…Я думал ты погиб.

— Я тоже. Но надо было дать вам преимущество. Потому я загнал коня и чуть не загнал себя, отражая огонь, пока вы не перегруппируетесь. — Зандр зевнул во весь рот. — Потом я осознал, что закончить свою славную жизнь в такой грязище и в окружении имперцев не в моем стиле. Пришлось импровизировать.

— Твои импровизации когда-нибудь плохо кончатся, — произнес Артур. — И чего же так боится Олень?

— Не знаю. Но сегодня он был озлоблен, как никогда. Я чувствовал это в каждом ударе его сердца.

— Удивительная штука — Гипноз. Я бы сошел с ума, если бы так читал людей, — но измотанный Верховный Магистр уже спал, не расслышав его слов. Артур всегда поражался способности Зандра засыпать мгновенно в любой позе и при любых обстоятельствах. Ему же требовалась постель и хоть какое-то подобие комфорта, чтобы погрузиться в сон, каким бы измотанным Артур бы себя не ощущал.

Командный шатер находился почти на поле боя в отдалении от офицерских квартир и бараков, а также не был предназначен для отдыха. Но сил не осталось куда-то еще идти или ехать, поэтому Артур решил последовать примеру посапывающего Зандра, устроившись прямо тут.

В шатре имелись длинные столы с всевозможными картами, схемами, магическими устройствами и макет местности с фигурками войск, несколько стульев и многочисленные сундуки, наполненные бумагами и механизмами. В углу был шлем с землей, из которой едва пробивалось чахлое растение.

— Как поживаешь, Горец? — Артур и нагнулся, вглядываясь в жалкие побеги серо-зеленого цвета. — Выглядишь прекрасно.

Поздней осенью он обнаружил этот редкий горный эдельвейс рядом с шатром и не хотел, чтобы его уничтожили близкие заморозки. Артур бережно выкопал цветок и поместил в один из собственных шлемов за неимением горшка. А когда встал вопрос об уходе, то стало понятно, что без магии не обойтись. Зандр сначала посмеялся, но затем развел вокруг растения чуть ли не фортификационные укрепления и дал ему имя Горец, заявив, что он олицетворяет северян, ведущих борьбу за существование. С тех пор Верховный Магистр каждый день навещал и ухаживал за ним, чтобы капризный питомец не завял окончательно. Когда Горец выпустил новый лист, то радости Артура и Зандра не было предела. Они отметили это важное событие с особенным размахом, так как уже пару месяцев не было повода выпить — на поле боя дела шли неважно, а до ближайших праздников было еще далеко.

Решив устроить себе место поудобнее, чем просто жесткое кресло, Артур соорудил некое подобие постели из придвинутых друг к другу сундуков, которые он застелил сверху тартаном. Заснул он почти мгновенно. Однако, сквозь сон он почувствовал, как что-то село на лоб и начало ползать по лицу. Крошечные лапки дразнили и неприятно щекотали нос, перебрались на одну щеку, а потом на другую. Усталость не давала вынырнуть из дремы, поэтому он только лениво отмахивался и переворачивался с одного бока на другой в надежде, что назойливое насекомое отстанет. Но оно упорно возвращалось.

Когда он проснулся, насекомое давно прекратило его донимать, но благодаря этой мелкой твари отдых был безнадежно испорчен. Спина болела из-за того, что пришлось ворочаться на неудобной жесткой поверхности, а голова была тяжелой и гудела. Проклиная всех членистоногих, даже раков, Артур потер глаза, похлопал себя по щекам, встал и потянулся до хруста. Затем сделал несколько махов руками и ногами, разминая затекшие конечности.

Зандра в шатре не оказалось. Снаружи все было тихо — только привычное лязганье оружия, тяжелые шаги солдат и гул разговоров. Лагерь бодрствовал, хотя рассвет едва-едва забрезжил.

Артур оделся, взял Горца, прикрыв его своим красно-черным тэмом, выбрался из шатра, осмотрелся вокруг и кивнул замершим у входа охранникам.

— Прикорнуть решили? — проворчал он с подозрением.

— Никак нет, сэр Артур! — мигом отозвались оба солдата растерянно.