Султан продолжил свой путь и прибыл в Газнин. Амин-Мелик[1113], который находился там с пятидесятитысячным войском, вышел ему навстречу; и все, как воины, так и местные жители, радовались его приходу и воодушевились его присутствием. Султан взял в жены дочь Амин-Мелика и провел зиму в Газнине, в Майдан-и-Сабзе. Известие о его прибытии разнеслось за пределами государства, и со всех сторон приходили отряды воинов и соплеменников «из всякой глубокой расщелины»[1114]. Саиф ад-Дин Игхрак примкнул к султану с сорока тысячами доблестных воинов, и эмиры Гура также присоединялись к нему, прибывая со всех направлений.
И войска собирались вокруг него, прибывая со всех сторон, ибо он не только принадлежал к знатному роду, но и был [могучим] воином [1115]. Теперь он обладал блеском и славой и имел многочисленное войско и множество слуг. И в первые дни весны, когда /136/ начали распускаться цветы, он вышел из Газнина и направился в сторону Парвана[1116]. Расположившись там лагерем, он получил известие о том, что Текечук и Молгор[1117] вместе с монгольским войском осадили крепость Валиян[1118] и уже готовились захватить ее. Оставив тяжелую поклажу в Парване, султан повел свое войско, чтобы напасть на Текечука и Молгора. Он перебил тысячу воинов татарского передового отряда; и поскольку его войско превосходило их численностью, татары отступили за реку[1119], разрушив мост и встав лагерем на другом берегу. И река образовала преграду между двумя армиями, и они [лишь] пускали друг в друга стрелы до наступления ночи. Ночью монгольское войско отступило, и султан также ушел и, поскольку он прибыл туда с большим снаряжением, он велел достать его из своей сокровищницы и раздать войску. После этого он вернулся в Парван. Когда известие об этом достигло слуха Чингисхана и он узнал, как султан поправил и привел в порядок свои дела, — Слух дошел до Афрасиаба, что Сухраб спустил лодку на воду [1120]. Из войска было отобрано множество всадников, закаленных в боях, — /137/ он послал Шиги-Кутуку[1121] с тридцатью тысячами войска. Через неделю после прихода султана в Парван утром появилось монгольское войско. Султан тут же вскочил на коня, отъехал на расстояние одного фарсаха и собрал свое войско, поручив правое крыло Амин-Мелику, а левое — Саиф ад-Дину Мелик Игхраку, а сам занял место в центре. Он приказал всему войску спешиться и, держа коней, биться до последнего. А поскольку численность правого крыла, вверенного Амин-Мелику, превосходила численность монгольского войска, десять тысяч всадников, все доблестные воины, напали на него и отбросили его назад. Из центра и с левого фланга постоянно прибывало подкрепление, и в конце концов они прогнали монголов в их лагерь. В этих схватках много было убито с обеих сторон, много было рукопашных схваток и бесконечного чередования силы и хитрости, и никто не хотел показать противнику спину. Наконец, когда чаша горизонта покраснела от крови заката, оба войска удалились каждое в свой лагерь; и монголы приказали каждому коннику посадить чучело на запасного коня[1122]. На следующий день, когда небесный мечник опустил свой клинок на голову ночи, противники подтянули свои войска, и воины султана, увидав еще одну шеренгу позади монгольского войска, подумали, что это прибыло подкрепление. Они встревожились и стали советоваться, не бежать ли им и не укрыться ли в горах *Баста[1123] и Тирах[1124]. Но султан и слышать об этом не хотел /138/ и отверг эти порочные слова, как сказано: Я говорю [своему сердцу], когда оно дрожит или волнуется: « Оставайся там, где ты есть, и ты получишь либо похвалу, либо покой» [1125]. И вновь на следующий день они спешились, и монголы, испытав ярость и великую численность войска Игхрака, отобрали своих бахадуров и атаковали левый фланг. Воины Игхрака держались стойко и не переставая стреляли (ighrāq) из луков и своими стрелами сдерживали монголов. И когда последние отступили перед этим натиском и направились к своему лагерю, султан приказал ударить в барабаны, и воины вскочили на коней и все вместе обрушились на монголов, и обратили их в бегство. Во время отступления, однако, они обернулись во второй раз и атаковали войско султана, уложив на землю почти пятьсот человек. В этот момент подъехал султан, как лев на лугу или как левиафан в бушующем море, и монголы были разбиты наголову; и два нойона[1126] с небольшим отрядом отправились к Чингисхану, а войско султана занялось сбором добычи. Во время этого занятия возник спор из-за коня между Амин ад-Дином /139/ Меликом и Саиф ад-Дином Мелик Игхраком. Амин ад-Дин Мелик ударил Мелик Игхрака кнутом по голове, но султан оставил это поступок без последствий, поскольку не был уверен, что войска канглы стерпят наказание. Саиф ад-Дин весь день оставался на своем месте, а когда опустилась ночь, он скрылся, подобно Джабале, сыну Айхама[1127], и поспешил к горам Кармана и Санкурана[1128]. Я исповедовал Истиную веру, а потом стал христианином, из-за позорного удара, от которого не было бы вреда, если б я снес его со смирением[1129]. Обо всем, что случилось с Игхраком после того, будет рассказано в отдельной главе[1130]. Сила султана была сломлена этим побегом, и путь чести и успеха закрылся для него. Он проследовал к Газнину с намерением переправиться через Инд, и Чингисхан, который к тому времени расправился с Талаканом, услыхав о том, что силы султана рассеялись, помчался вперед, подобно сверкающей молнии или несущемуся потоку, с сердцем, наполненным яростью, и армией, чья численность превышала число капель дождя, чтобы разбить его и осуществить возмездие. Когда до султана дошли слухи о нем и ему сообщили о том, что он движется к нему с таким огромным войском, что невозможно сопротивляться этим жаждущим мести полчищам и противостоять Императору Земли, —
Ибо этот король подобен дракону, жаждущему возмездия, и облаку бедствия. И гора из твердого камня становится морской водой при звуке имени Афрасиаба [1131] — он приготовился переправиться через Инд и велел держать лодки наготове. /140/ Орхан[1132], который находился в арьергарде, пытался отразить нападение передовых отрядов Завоевывающего Мир Чингисхана, но потерпел поражение и отступил, чтобы соединиться с султаном. вернуться Северо-восточнее Чарикара, у слияния Горбанда и Панджшира. Согласно Раверти (Raverty, 288, 1021, 1041), сражение между Джелал ад-Дином и монголами произошла в другом месте, носящем такоей же название, между Газни и Бамианом, у истоков Логара. См. также Minorsky, Ḥudūd, 348. вернуться MLΓWR. Возможно, то же, что и Мулар у Киракоса и Григора и Молар у Вардана, тем не менее см. Cleaves, The Mongolian Names, 424. вернуться Валиан-Котал, расположенная севернее Чарикара. вернуться «Возможно, Панджшир» (Бартольд, Туркестан, 442). вернуться Shahnama ed. Vullers, 445, I. 208. Следующей строки у Вуллерса нет. Сравнение Чингисхана с Афрасиабом см.[ХХХП] ч 1. вернуться Этот прием был подмечен Карпини: «...et faciunt aliquando ymagines hominum et ponunt super equos. Hoc ideo faciun ut multitudo magna bellancium esse credatur» (Wyngaert, 82). Согласно переводу Хэниша (Haenisch), эта же тактика была применена против найманов в 1204 г. (Сокровенное сказание, § 193). См. также комментарии Кливза к этому переводу, 528-9. вернуться Так в тексте. BSTH = basta — «ограниченный, закрытый». В списке PŠTH = pushta — «холм». вернуться Tīrāhī. О горной области Тирах в северо-западной приграничной области см. Imperial Gazetteer of India, XXIII, 388-90. Ибн аль-Атхир (XII, 38) сообщает о восстании жителей Тираха против Шихаб ад-Дина из Гура, произошедшем в 602/1205-1206 г. вернуться Амр ибн аль-Итнаба аль-Хазраджи. См. Kāmil of Mubarrad, Leipzig ed., 753 (М. К.). вернуться Под двумя нойонами, вероятно, подразумеваются Текечук и Молгхор, а Шиги-кутуку, возглавлявший войско, упомянут не был. вернуться Последний арабский правитель Гассана. Он был мусульманином, но потом принял христианство. «Причина, по которой он принял христианство, была такова. Когда он проезжал по базару в Дамаске, его конь сбил с ног одного зеваку, и тот вскочил и ударил Джабалу по лицу. Его слуги схватили этого человека и привели к Абу-Убайда ибн аль-Джарраху, жалуясь, что он ударил их господина. Абу-Убайда потребовал доказательств. «Зачем тебе доказательства?» — спросил Джабала. Тот ответил: «Если он тебя действительно ударил, тогда ты тоже должен его ударить». «И его не сделают рабом?» — «Нет». — «И ему не отрубят руку?» — «Нет, — сказал Абу-Убайда, — Господь разрешил только возмездие: удар за удар». Тогда Убайда отправился дальше, и пришел в земли Рима, и стал христианином, и прожил там всю оставшуюся жизнь» (Ibn-Qutaiba tr. Nicholson, A Literary History of the Arabs, 51). вернуться Из известного стихотворения, которое Джабала ибн аль-Айхам прочел после того, как принял христианство (М. К.). См. выше, прим. 1061. вернуться Первую строчку см. Shahnama ed. Vullers, 301, I. 35. Вместо «король» у Вуллерса «тюрк», а вторая часть строки звучит так: «пышущему яростью и в отмщении — облаку бедствия». Второй строки у Вуллерса нет. Она, однако, есть у Макана (Macan), где вместо «из твердого камня» — «из железа». Обратите внимание на то, что Чингисхан здесь вновь сравнивается с Афрасиабом. вернуться AWRXAN. Согласно Киракосу (Kirakos, 119), он был отчимом Джелал ад-Дина. И Киракос (119), и Насави (tr. Houdas, 229) утверждают, что он был убит исмаилитами в Гандже (позже Елизаветополь, в настоящее время Кировабад в Советском Азербайджане), согласно Насави, это произошло после возвращения султана в этот город, т. е., очевидно, в 1226 г. (ibid., 211); в то же время Насави (ibid, 406), как и Джувейни (стр. 456), рассказывает, что Орхан разбудил своего господина, спящего хмельным сном, чтобы спастись от наступающих монголов, и что это бегство закончилось смерть султана от рук курдских горцев. Это произошло в 1231 г., и Насави добавляет (ibid., 406-407), что Орхан после этого пришел в Ирбиль, а потом отправился в Исфахан, который и захватил. Возможно, было два человека, носивших такое имя. |