Они вышли из музея, держась за руки. Она то и дело посматривала на то, как переплетались их пальцы. От чего-то ей было сложно поверить в происходящее. В то, что представительный мужчина так робеет от нее, говорит наперебой, что им предстоит делать завтра. Уже завтра… Самолет приземлится в Барселоне, и они поедут в отель. В две раздельные комнаты с большими кроватями. Они будут гулять по городу и есть мороженое. Обещают солнечную погоду, так что она наденет легкое голубое платье. С ним будет играться ветер, а она будет просто жить. Просто дышать воздухом.

Таня представляла это, пока Дмитрий говорил о предстоящей выставке. О том, что он познакомит ее с важными людьми в мире искусства, и ее карьера станет развиваться еще стремительнее.

— Так через год уже сможем выставляться в Америке, — сказал он, когда они зашли в кафе.

Таня кивнула, отпив раф из вытянутого стеклянного бокала.

— Это здорово, — сказала она, слегка приложив к губам салфетку. На ней остался красный след от помады. Когда Таня подняла взгляд, то увидела, что Дмитрий вплотную приблизился к ней. Со спокойствием смотрит на нее, пока она рассматривает его глаза. Ярко-карие, так похожие на ее собственные. Только она подумала об этом, как он прижал к себе ее голову. Губы заскользили по ее губам с теплым придыханием. Медленно, не спеша, все больше увлажняя их порывистыми ласками. Она не вырывалась. В голове все переплелось, смешалось и растворилось в неясных чувствах. Плавный джаз смешался с голосами людей, в них утонул звон стекла и металла. Она не принадлежала себе и не хотела прерывать это. Наконец-то все решено за нее. Теперь что бы ни случилось, она будет счастлива.

— Ты знаешь, я просто без ума от тебя. Если ты готова…

— Готова, — сказала она и вновь поцеловала его. Кончики пальцев заскользили в ее волосах. Она ощущала мурашки под джинсами. Как электрический ток они пробегали по одним частям тела, исчезая в других.

— Хорошо, — прошептал Дмитрий.

Они вышли из кафе, когда небо уже стало розоветь, а воздух налился вечерней прохладой. Держась за руки, они молча шли вдоль улиц. На них выходило все больше людей. В основном студентов, молодых парочек и шумных компаний. Их голоса иногда заглушались песнями музыкантов. Вокруг них стояло много людей. Они танцевали или снимали их на камеру, а потом наполняли купюрами чехлы гитар и шли дальше. Но Таня с Дмитрием ни разу не остановились около них. Они молча шли, взявшись за руки, пока перед ними не оказалось высокое здание с колоннами.

— Ты любишь классику? — спросил он, укрыв ее ладонь обеими руками.

— Люблю, — улыбнулась Таня.

Они зашли внутрь. Людей у касс почти не было. На мраморных стенах висели черно-белые фотографии. Таня рассматривала их, пока они шли в зал. Их шагов почти не было слышно. Они утопали в мягком бархатном покрытии. С верхнего этажа раздавалась неспешная мелодия. Скрипка растворялась эхом в пространстве. За ней с той же грустью вторил контрабас, а затем тромбон завершил их партию пронзительными нотами. Раздались аплодисменты. Было слышно, как люди стали выходить из зала. Их голоса отчетливо слышались на другом конце лестнице.

— Тебе холодно? — обеспокоенно взглянул на Таню Дмитрий.

— Нет, — убрала она с плеч руки.

— Пойдем, займем место.

Тяжелые двери разомкнулись, и перед ними показался просторный зал. Кресла были обиты красной бархатной тканью. На них разрозненно сидели редкие зрители. Их взгляд был устремлен к небольшой сцене, где располагался оркестр. Все настраивали инструменты, листали партитуру и посматривали на время.

Таня шла за Дмитрием. Их места были в центре первого ряда. Почти сразу как они заняли их, объявили начало концерта.

Неспешное повествование скрипки открыло сонату Моцарта. Таня много раз слышала ее. Она неподвижно смотрела в одну точку, пока музыка все больше брала власть над ее сознанием. Казалось, ее рука, которую с таким усердием пытался согреть Дмитрий, не принадлежит ей. Словно Таня больше не сидит среди мраморных колонн, и нет над ней расписного потолка и громоздкой люстры. Здесь осталось лишь ее тело. Сама она ушла куда-то далеко.

Заиграли Лакримозу. На сцену вышел хор. Звонкие голоса и низкие ноты инструментов слились в звучании, щемящем душу. Таня воспарила, прониклась болью и очистилась. Казалось, что и тело, вслед за ней, тоже стало невесомым.

Дмитрий наклонился к ней, и она вздрогнула.

— Я сейчас вернусь, — прошептал он.

Его фигура в черном пальто неспешно поднялась и твердыми шагами направилась к выходу. Таня посмотрела ему вслед. Согнутые локти не спеша рассекали воздух в такт стенаниям скрипки. Когда высокий силуэт скрылся за дверью, она вновь повернулась к сцене. Четырехголосный хор драматично вытягивал верхние ноты. Начался третий акт, самый пронзительный. Таня сидела, не шевелясь. Дыхание замерло.

Весь концерт перед ее взором проносились воспоминания. Бесчисленные закаты и рассветы, что проводили грань между днями. Облака, плывущие по небу, то, как мелькает на воде рябь, как вера в лучшее когда-то сотрясала ее сердце. Красота врывалась в него, и она жила. Душа взмывала высоко в космос.

Когда раздались аплодисменты, она с удивлением посмотрела на время. Прошло два часа, а она не заметила этого.

— Ну, как тебе? — спросил Дмитрий, вставая с места.

— Невероятно. Совсем не почувствовала время, — отрывисто произнесла она, идя за ним.

Она вышла первая. Он придержал ей дверь. Город светился огнями. Небо поросло темно-синим отсветом. Они дошли до машины и поехали к дому. Оба молчали, потому что мыслей не было. Музыка еще плотно владела сознанием, и не было даже желания обсуждать ее.

Таня посмотрела на себя в боковое зеркало. По ее лицу проносятся то оранжевый, то серебристый свет фонарей. Они отражаются в ее глазах. Из-за подводки они кажутся больше, чем обычно. В них что-то замерло, окаменело, и чем больше приближались они к дому, тем больше это проглядывало в них.

Они договорились встретиться завтра в полдень. Напоследок, Дмитрий нежно обнял ее за плечи. На шее остался теплый след от его губ. Таня открыла дверь. Прохладный ветер подул ей в лицо, и она поспешила к подъезду.

Пока поднимался лифт, в ее голове с самого начала крутился сегодняшний день. Волнение, когда она смотрела на скалы из окна такси, неистовые порывы волн, добрые глаза Хуана, теплый взгляд Дмитрия. Она вспоминала поцелуй, холод в руках и то, как душа раскололась на части и собралась вновь в том зале.

Она закрыла глаза. Уже завтра все будет по-новому. Ее встретят улицы, которые не видели ее грустных раздумий, не видели ее слез и того, как она искала себя. Все сначала. Все по-новому. Уже завтра.

Улыбнувшись, она вышла из лифта. На этаже, как всегда, было тихо. Она сама не знала, от чего так быстры стали ее шаги, от чего сердце то и дело сотрясала радость, и какой-то восторг гнал ее вперед. Она проходила повороты, шла мимо дверей, будто не замечая их. Тело на автомате вело ее. Шаги ритмично стучали по полу, но она не слышала даже их. Казалось, она сейчас взлетит, потеряет сцепление с землей и направится туда, где больше не будет поисков, разочарований, нет. Она все отпустила, все оставила и вот уже со всей скоростью мчится в новый день, новый город, любовь…

Миг.

Мысли как по щелчку слетели с сознания. Кто-то обнял ее и прижал к стенке. Прерывистое дыхание заскользило над ухом. Сердце в груди остановилось, а потом стало биться с удвоенной скоростью. Ноги ослабели, перестали держать ее. Она чуть не упала на пол.

Янтарные глаза. Его запах. Холод длинных пальцев, скользивших по ее щеке.

«Это сон», — подумала она.

«Я зашла в квартиру и уснула».

Несколько секунд она верила в это, а потом услышала его голос. Казалось, мурашки покрыли всю ее сущность.

— Прости за это. Я не смог иначе.

Таня смотрела в его глаза. Она не моргала. Дыхание происходило само, без ее участия. Надо было что-то ответить, хоть что-то сказать, но горловые связки словно онемели.