— Давай, еще посидим здесь? Мне так нравится говорить с тобой. Не хочу стирать ту атмосферу, что мы обрели сегодня.

Непонимание на его лице сменилось легкой улыбкой. Кивнув, Кирилл лег к ней на колени. Вновь достал сигарету из пачки. Он закурил, прикрывая глаза каждый раз, когда она касалась его волос пальцами.

— Когда тебе уезжать в Москву? — неожиданно спросила Таня.

Тревожная нотка задрожала в его груди.

— Через неделю, после того, как мы вернемся в Питер. А что?

— Я хочу поехать с тобой.

Он поднялся. Глубоко вздохнув, Кирилл окинул ее взглядом. Что скажут парни, если увидят рядом с ним Таню? Да все что угодно. Отпустят колкости, перестанут воспринимать его всерьез, а может вообще проболтаются о его прошлом.

— Не стоит. Публика там достаточно агрессивная. Для тебя это может быть опасно.

— Но мне интересно, чем ты жил всю жизнь. Хочется узнать о тебе больше.

Он усмехнулся и тут же отвел взгляд.

— Поверь, не стоит.

— Ну, пожалуйста.

Кирилл задумчиво взглянул на нее. Ему резко показалось, что между ними что-то изменится, если он не разрешит Тане поехать с ним. Откинувшись на спинку кресла, он стал думать, как сделать так, чтобы ее не увидели парни. Варианты были. Но он боялся, как она отреагирует на сумасшедших фанатов под экстази. Кирилл со вздохом закрыл лицо руками.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Мне и самому интересно, что я почувствую, увидев тебя в зале. Хотя, кажется, мне уже на все плевать. Я просто жду, когда свалит Ден. Тогда я стану фронтменом группы и буду кайфовать от свободы и творчества. А больше мне ничего и не надо.

Кирилл улыбнулся своим словам. Всем сердцем он ощущал, что они были правдой. Он уже видел, как познакомит маму с Таней, как найдет работу и будет наслаждаться музыкой. Тогда и отношения с отцом, должно быть, наладятся. Он ведь всегда бесился от того, что Кирилл нигде не работает. Так теперь все изменится и, может, теперь он не заберет у него квартиру через год.

— Кстати, как у тебя дела с работой на конкурс? — решил сменить тему Кирилл.

— Ты каждый день рисуешь, а мне не показываешь.

— Скоро закончу. Тогда и увидишь, — сказала она, не отводя от него счастливого взгляда.

Он хотел что-то ответить, но не успел. Звук уведомления заставил их вздрогнуть. Одновременно они повернули голову к Таниному телефону. На экране значилось сообщение от Калеба.

Кирилл нагнулся к ней. С недовольным вздохом он стал читать его вместе с Таней.

— Вы что, общались, даже когда мы уехали? Ты не показывала мне.

— Но мы и не договаривались с тобой об этом.

Брови в изумлении поползли вверх. Тон этой фразы, такой спокойный и будничный, на миг ввел его в ступор.

— Дай, я почитаю вашу переписку, — ледяным голосом сказал Кирилл, как только отошел от шока.

Таня в испуге посмотрела на него. Он твердо протянул к телефону руку.

— Ты ведь не думаешь, что…

— Нет. Поэтому ты и дашь мне его. Уверен, скрывать тебе нечего.

Ком страха застыл в ее горле. Сглотнув, Таня медленно кивнула ему.

Шли минуты. Кирилл пролистывал текст, то морщась, то с усмешкой качая головой. Все остальное время на его лице была непроницаемая маска, которую Таня ни разу не видела на нем.

Глубоко вздохнув, он отдал ей телефон.

— Ты слишком откровенно говоришь с ним. Зачем столько о себе рассказывать? Притом, что он не делится с тобой своей жизнью. Ты вообще хоть что-то знаешь о нем?

Таня прикусила губу. Кирилл выжидающе смотрел на нее.

— Просто Калеб скрытный. Ты же видел его.

— Видел. Потому и волнуюсь. Этот истукан почти два метра ростом. Таким взглядом, как у него, смотрят только маньяки и душевно больные. А что, это вполне может быть. Всегда ходит в каких-то мантиях, ничего не говорит о себе. Доверять таким людям точно не стоит. Особенно в Питере. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Он разгорячился. Из голоса исчезло все, что весь день ласкало ей душу. В глазах заметался огонь, а брови угрожающе выгнулись в стороны. Его напряженная фигура нависла над Таней, словно разъяренный хищник над жертвой.

Чем дольше он говорил, тем отчетливее проявлялись у висков вены. Она в ужасе смотрела на его лицо, ощущая, как слезы заволакивают глаза, а тело стало бить мелкой дрожью.

Заметив это, Кирилла словно переклинило. Он резко потупил глаза и отошел в сторону. Крепко впиваясь ногтями в пальцы, Таня изо всех сил пыталась себя сдержать, но тихие всхлипы сами вышли из нее. Он тут же обернулся к ней.

— Малыш, прости, — прошептал Кирилл, сев перед ней на колени.

— Прости, я сам не понимаю, что на меня нашло.

Она с усилием кивнула, и тут же растворилась в его объятиях. Пальцы с нежностью касались ее плеч, иногда вытирая с щек слезы.

— Прости, — с придыханием сказал он ей на ухо.

— Чертовски ревную тебя. Прям до дрожи.

— Значит, ты тоже боишься потерять меня? А говорил, что это глупо.

— Подловила, — усмехнулся он.

— Больше такого не повторится, — пообещал Кирилл, выпуская ее из объятий.

Только сейчас они заметили, как на горизонте заиграла полоса рассвета. Птицы с воодушевлением встречали первые лучи солнца, и под их голоса ребята зашли в дом. Оба быстро уснули, и на следующий день встали лишь к обеду.

Всю дорогу до Марселя они дремали, крепко прижавшись друг к другу.

Прошло пять дней. Все они начинались с медитации, с того, чтобы слиться с природой. Шелест шафрана, пение птиц и неспешный ход облаков с каждым днем все больше наполняли Кирилла спокойствием. Сидя в позе лотоса, он ощущал все лучшее, что есть в жизни. Ладони искрились странным теплом, душа словно вышла на связь с космосом. Кирилл уже не пытался логически обосновать свои чувства. Он просто наслаждался ими.

Ни одно утро не начиналось без того, чтобы Таня не открывала свою шкатулку. Сев у комода, она цепляла ногтем ее металлическую застежку. Этот жест был целым таинством. Ее мизинцы аристократично отводились в сторону, пока большой и указательный палец краешками ногтей приподнимали крышку. А потом она плавно убирала их вниз. С размахом пианиста, орудующим у клавиш фортепьяно.

Кирилл замирал, наблюдая, как Таня достает из шкатулки украшения, а потом осторожно прикладывает к лицу, подолгу выбирая их. Даже валяясь в постели, он приподнимался на локте, чтобы увидеть ее отражение в зеркале. То, как в смуглом личике проявляются черты лесной нимфы. Глаза расширяются, а губы с невинной чувственностью разводятся в стороны.

Это перевоплощение добавляло шкатулке еще больше загадочности. Кирилл любил проводить пальцами по белым фарфоровым цветам на ее корпусе. Чувствовать каждый изгиб, каждый вырез на зеленых стебельках и свисающих листьях. Золотистая эмаль под ними плавно переходила в ободок крышки. Она больше всего привлекала его внимание. Два яблока алым отливом выделялись среди цветочных ветвей. Фарфор отдавал холодом, а они нет. Их глянец всегда грел ему руки.

— Может, ты княжна из прошлого, и просто не признаешься мне в этом? Даже у Лео нет подобных вещей. Хотя у него дома целая антикварная коллекция, — сказал Кирилл, в очередной раз рассматривая ее.

Как и всегда, Таня не сказала ему ничего конкретного. Повернув на мгновение лицо, она вновь обратила его к солнцу. Золотистым блеском лучи подсветили ее веснушки. Кирилл в задумчивости смотрел на нее.

Перед ним менялись города, пейзажи, лица людей и картинки в окнах автобуса, но взгляд он задерживал лишь на ней. Незаметно, искоса. Не хотел спугнуть ее нежную непосредственность. Среди полей, шума моря и кипарисов она походила на героиню эпохи романтизма. Смотрела вдаль, на раскинувшиеся просторы, и, казалось, шея, осанка вытягивались вверх, по направлению к ним. Словно вот-вот она взлетит, и кудри ее каре, кружева платья будут колыхаться под порывами ветра. В ее взгляде читалась такая свобода, что Кирилл невольно хотел взлететь вместе с нею.