— Сынок, — осторожно подошла к нему мама.

— Ты сам выбрал такую жизнь. Она непростая, но… ты выбрал ее сам.

Сказав это, она хотела его обнять, но Кирилл отошел от нее. Из глаз вновь полились слезы. Тогда отец взял ее за руку и повел к выходу. Обернувшись, он с прежней суровостью взглянул на него.

— Если бы ты пошел за мной в Газпром, ты бы не был одинок. Подумай об этом.

Кирилл с силой захлопнул перед ним дверь.

Раздался крик. Такой, словно его издало раненное животное. Костяшки рук с силой разбивались об стену. Из прихожей упали все ящики и шкафы, стеклянные полки, что на миг заглушили его.

Он ошибся. Ничего не изменилось. Эти слова, такие едкие, убили все хорошее, что в эти дни произошло с ним. Как и всегда, его не слышали, а то, что воспринималось им, как гордость, примирение, забота, относилось не к нему, а к его бренду. Они забыли, какой он на самом деле. А, вспомнив, тут же отреклись от него.

Кирилл обессилено скатился вниз. Ярость закончилась, и пустота внутри вновь прожгла его сердце.

***

До самого вечера Кирилл просидел у двери. Небо за окнами меняло цвета, освещая все разными оттенками комнату. Он не замечал этого. Взгляд померк, все вокруг исчезло.

Шли часы. Эмоции давно утихли, но мысли все еще складывались в ряд перед ним. На обрыве они неизменно сталкивали его в пропасть. Резкое давление, щелчок и перед ним вновь пустота, вновь та безысходность. Ничего не изменилось. Он, как и прежде, стоит в тупике без понятия, куда идти и что делать дальше. Ведь феникс не взлетит. За спиной уже давно нет крыльев.

Закрыв глаза, Кирилл представил, что ждет его впереди. Вечный прицел камер, контроль над каждым его шагом, пропасть. Золотая клетка, вероятно, станет платиновой, и он уже никогда не освободится от ее оков. А уйти… Нет, это слишком сложно. Уйти можно по-другому.

Он встал. Рука потянулась к барной стойке. В одном из ящиков лежала палетка. Открыв ее, Кирилл с облегчением обнаружил в ней дозу. Белый порошок предательски поблескивал в ярко-алых лучах солнца.

Вдохнув дорожку, он сел на диван. Боль ушла, оставив после себя завесу эйфории и каких-то новых, ранее заблокированных чувств. Закрыв глаза, он улыбнулся. Больше ничего не тревожило его.

— Зачем ты делаешь это?

По телу прошла дрожь. Кирилл узнал этот голос.

— Откуда ты здесь?

Она мягко села рядом с ним. Она — такая спокойная, в желтом шифоном платье, с грустной улыбкой и бесконечно любящим взглядом.

— Пойдем со мной.

Комната исчезла, и они оказались где-то на лугу. Пошли куда-то вниз по склону.

Таня шла все быстрее. Кирилл уже едва мог догнать ее. Земля под ногами становилась все тверже. На ней все меньше цветов, все суше трава в каменистой почве.

Он смотрел лишь на нее. На летящие по ветру кудри, ее шаг, на ускользающий подол платья. Абрикосовые духи уже начали сводить с ума. Хотелось коснуться ее плеч, обнять и забыться. Но она все бежала вперед, все дальше и дальше, ни разу не обернувшись на него.

Кирилл ощутил запах дыма. Только тогда он отвел взгляд от Тани. Вокруг было бесконечное поле с шафраном, голубое небо и редкие домики вдалеке. Больше ничего, хотя гарь била в нос все отчетливее.

Они все ускорялись и ускорялись, пока Таня резко не замерла у края пропасти. Впереди раскинулся другой холм, еще одно такое же поле. Только там не было трав, кустов, и даже небо затянулось черно-бурыми тучами. Там бушевал пожар. Объедал ветки, разгораясь все больше, хотя уничтожать ему было уже нечего.

— Скоро мы тоже сгорим, — сказала Таня.

Кирилл с испугом взглянул на нее. На месте глаз полыхало два огненных зарева.

***

Но после этого она не исчезла. Они вновь вернулись в гостиную. Наблюдали, как редкий дождь перерастает в ливень. Как его стук заглушает все звуки, отделяя от них серый город.

Каждое ее слово создавало резонанс в воздухе. Каждый взмах ресниц, движение ладони открывали перед ним новый мир. Мир, в котором есть лишь она и тот прежний Кирилл, что когда-то был счастлив с ней.

Он лежал на ее коленях. На мягкой, почти воздушной ткани платья. Он проводил по нему рукой, иногда с силой вцепляясь пальцами. А она смотрела на него. Нежно, с трепетом. Стирая слезы с щек, встречая улыбкой его облегченные вдохи.

— Почему ты оставила меня? — спросил Кирилл едва слышным шепотом.

Таня склонилась к нему.

— Я не могла иначе. Не все случается так, как мы хотим, но я тоже вижу сны о тебе. Так же, как и ты ночью. Не плачь, — крохотные пальчики заскользили по его коже.

— Боль — очищение, боль — рост, но даже с ней стоит радоваться жизни.

Усмешка пронзила разгоряченное лицо.

— Не смеши меня. И вообще замолчи. Просто обещай, что не уйдешь. Что всегда будешь рядом.

Кивнув, Таня отвернулась к окну. К серому небу и стеклянным фасадам нью-йоркских высоток. А он все смотрел на нее. На то, как колеблются у шеи кудри, как рыжеватые веснушки кажутся светлее в сумерках. Пальцы сами тянулись к ней, терялись в волосах, складках платья, а она так и не повернулась к нему.

Обняв ее ноги, он уснул. Провалился в покой, на глубину забытых чувств, снов, где они все так же говорят с Таней, где они не расстались, и вся его жизнь сложилась совсем иначе. Там они вместе, и со своей любовью Кирилл прошел все эти два года заново.

Самолет, штаты, первая запись альбома. Первые гонорары, поездки с ней и вечера, наполненные горячей нежностью. И никто не мешает им. Не говорит, что делать, думать, как подавать себя и что чувствовать. Там все не так. Там он счастлив.

ЛСД, мескалин, псилоцибин. Все началось с экспериментов над ними. Разные примеси, дозы, комбинации веществ порождали новые видения. Какие-то из них были как наяву, почти не различимы с реальностью. Другие создавали перед ним яркие красивые картинки. В них все вокруг окрашивалось в кислотные цвета и жило своей жизнью. Стены дышали. Становились аморфными существами, теряя свои границы. Они так манили Кирилла провалиться в них. Его руки не принадлежали ему. Все их движения оставляли за собой трассеры, словно на фотографиях с длинной выдержкой. Иногда, вглядываясь в них, казалось, что они состоят из пикселей, атомов, пазлов. Все разных цветов как в бредовых мультиках. Эти эффекты не нравились ему. В них он почти не видел Таню.

После первой встречи с ней Кирилл проснулся на полу в пустой комнате. За окном все так же лил дождь, а родных глаз рядом не было. Поднявшись, он обошел все семь комнат пейнтхауса. В каждой из них он осмотрел все, где могла поместиться Таня.

Он кричал. В панике звал ее, умоляя выйти к нему. Все, что было вчера — галлюцинация, бред, но Кирилл до последнего не хотел верить в это. Голос Тани звучал так отчетливо, таким импульсом отдавало каждое касание ее рук, что разум все изворотливее пытался выдать произошедшее за реальность.

«Но как она могла прийти?» — отчаявшись, подумал он.

«Я ведь употребил и только после этого увидел ее».

Это осознание заставило его замереть. С того момента Кирилл решил всегда быть с ней. Чего бы это не стоило ему.

Уже на следующий день ящики его шкафов были набиты галлюциногенами. Все свободное время он узнавал, как правильно смешивать их, чтобы получить нужный эффект. Думал, как употреблять, чтобы как можно дольше никто не заподозрил этого.

Первые разы были не самыми успешными. Наутро Кирилл испытывал невыносимую тревожность, и далеко не всегда она была беспричинной. Казалось, кто-то следит за ним, хочет убить и, тогда его мозг рисовал перед ним самые жестокие сцены.

Страх неистово обрушивался на его сознание. Он лез под кровать, прятался за дверью, сидел под водой так долго, что норовил больше никогда не выйти из бассейна.

Казалось, везде таится опасность. Отовсюду на него смотрят, наблюдают, выманивают. Мерещилось, что кто-то заносит над ним нож, и иногда твердое убеждение, что этот кто-то за дверью, побуждало его самого взять ближайший предмет в руки.