Это состояние чередовалась с депрессией. Полным безразличием к жизни, каким-либо действиям. Даже дышать было в тягость. Хотелось просто умереть, стать пустотой, что еще больше подталкивало его к дозе.

Но все это было не самое страшное. Хуже всего было просыпаться на полу после свидания с Таней. В этой пустой серой реальности после параллельной жизни с ней. Кирилл кричал так, будто из него изгоняли дьявола. Будто ему ломали кости изнутри, и вздутые вены на висках еще больше создавали сходство с этим.

Подобные дни он старался проводить на вилле в Лос-Анджелесе. Частный самолет доставлял его туда после бурной недели. Там Кирилл чувствовал себя куда спокойнее. Никто не мог узнать о его домашней лаборатории, о его «отходах» после десятичасового безумия.

Спустя пару месяцев это по-прежнему оставалось тайной. Ведь выглядел Мистер Кир просто отлично. Во взгляде больше не было тоски, отчаяния, пропасти. Он часто смеялся, а от вездесущей улыбки веяло нарочитым голливудским глянцем. На светских раутах, встречах и тусовках все сами не замечали, как стремились поддержать разговор с ним. Кирилла окружали со всех сторон, интересуясь его мнением, хотя он говорил первое, что приходило в голову. Ему было сказочно плевать на все и, как ни странно, это тянуло к нему людей, больше чем когда-либо.

Перед ним все чаще проносились тусовки, алкоголь, виллы богатейших людей и какие-то лица. Это они были сном, генерацией бессмысленных картинок перед пробуждением, его реальной жизнью. Это их он хотел быстрее пролистнуть и забыть, отдавшись каждому мгновению их встреч с Таней.

В них они никогда не говорили о прошлом. О том, как она убежала тогда, после смерти мамы, ушла от него без единого объяснения. Их пути разошлись. Так резко и безжалостно, оставив после себя лишь выжженную землю.

Кирилл не знал ничего. Где она, что с ней, жива ли она вообще и почему ни капли не нуждается в нем. За эти пару лет он столько раз порывался взять билет до России. Отправиться искать ее, несмотря на все планы, запреты, на то, что она везде заблокировала его. Бывало, уже вызывая такси в аэропорт, купив билет и собрав вещи, Кирилл в последний момент понимал, что ничего не добьется этим. Что этот риск будет пустым и ненужным, и, даже найдя ее, он может сойти с ума от правды. А что если она покончила с собой? «А что если ей нужна помощь?» Тогда почему она не отвечает тебе? «Потому что не может».

Вопросы бесконечно ветвились в его голове. За два года он так и не решился полететь за ней.

Она или умерла, или не хочет видеть его. Значит, без него у нее все хорошо. Значит, без него она счастлива.

***

Все было так реально. Блеск кудрей, дыхание, изгибы тонкой шеи. Ее он покрывал поцелуями, чувствуя от нее тепло, родной запах трав и абрикосовых масел. На плечах ощущались ее руки. Пальцы проводили вдоль них, по ключицам, останавливались у его скул и терялись в челке. Касание губ уничтожало окружающий мир темно-синим пламенем. Так казалось Кириллу, так чувствовалось. Каждый поцелуй пронизывал тело импульсом, и тогда сознание вытесняло все лишнее. Все вещи, пространство, стены. Все безжалостно уходило в пустоту. Все, кроме Тани.

Вместе с ней они бежали вдоль моря. Могли оказаться в лесной глуши, на вершине скал или где-то в Провансе, в Питере. Картинки сами возникали перед Кириллом, стоило ему только представить их.

Лишь Таня не подчинялась его контролю. Она всегда была в разном настроении, разном образе. Ее глаза могли излучать и задор, и трепет, и нежную любовь, а иногда тонуть в собственном омуте. Кирилл не знал, что она скажет, что сделает. Куда поведет его в очередной раз, и чем потом запомнится ему. Но между ними всегда была гармония. Страсть, нежность, тепло. Чувства сменяли друг друга, словно ноты в идеально прописанной симфонии. Это и было его наркотиком. Само присутствие Тани больше всего разлагало его.

На этот раз они увиделись не сразу. Комната никуда не исчезла. Не заменилась полем, берегом реки или звездным небом. Он неподвижно сидел, смотря перед собой. Любимый голос заставил его повернуться в сторону.

— Неужели тебе настолько плохо?

Он не видел такой Таню раньше. Ни нежного платья, ни свитера, ни ярких блесток у глаз. Она предстала в кожаной куртке. В той, что была на Кирилле в день их знакомства. Ее волосы были собраны в пучок. Руки в карманах. Она не обняла его, не поцеловала — ничего из того, что было раньше.

— Без тебя невыносимо.

Испытывающим взглядом она смотрела ему в душу. Потом куда-то вдаль. За окно, на отражение звезд в бассейне.

— Я никогда не буду с тобой, понимаешь?

Он больно впился себе ногтями в пальцы.

— Почему? Скажи мне.

Она медленно перевела на него взгляд. Лишь теперь Кирилл заметил на ее глазах смоки-айс, широкие стрелки на веках. В них отстранение, грусть и в то же время жалость.

— Ты знаешь. Я больше не способна ни с кем быть. Ты — боль, а я выбираю свободу.

— Боже… Боль. Ты не знаешь, что бы я отдал, чтобы быть с тобой.

— Вот видишь, — она села рядом с ним на кровать.

— Я тоже твоя боль. Освободись от меня. Живи своей жизнью, своей прекрасной реальностью.

— Она не нужна мне.

— Не ври себе. Ты говорил, что умрешь, если не станешь известным.

Кирилл грустно усмехнулся в ответ.

— Теперь хочется умереть от этого. Я думал здесь, наверху, найду свободу, любовь, и она расцветет в моем сердце. Но оно сгнило. Как и я. Сама видишь, — он указал на остатки веществ на столе и окнах. На кучу бутылок, разодранные подушки и щепки от мебели.

Таня положила руку на его колено. Он крепко сжал ее.

— Найди новый смысл. Прошу, не убивай себя.

По щекам текли слезы. Таня нежным касанием провела по ним пальцами.

— Ты знаешь, что это невозможно. Я не могу не вспоминать тебя, наш мир, где было столько тепла и нежности. Столько настоящей души и никакой фальши. Меня окружает столько девушек. Они, как мухи, летают вокруг ореола Мистера Кира, моего имиджа, но что они знают обо мне? Им это даже не интересно. И не будет интересно никому, ведь теперь я богат, известен, а настоящий "я" мертв. Это самая настоящая пропасть.

Они в молчании сидели на полу. Таня гладила его по щеке, и он, не отрываясь, смотрел на нее. Каждый миг Кирилл старался прожить всей своей сутью. Так шли часы, а потом она исчезла. Растворилась в воздухе, и он остался один. Наступало утро, а значит, пора снова жить. Упорно делать вид, что он счастлив.

***

Кирилл отправился в парк. Там он достал фотографию из отсека палетки. На ней они такие счастливые. Стоят со сладкой ватой в парке. Он тянется к ее волосам и улыбается, а она со смехом глядит прямо в камеру.

Кирилл вспоминал этот день, поднимая от снимка голову лишь для того, чтобы обойти людей в парке. Наконец, он достал из кармана зажигалку. "До новых снов, Таня".

Пламя слизывает с угла краску. Он сгинается, став совсем бурым, и оно идет дальше. Чернеет кусочек неба и деревья, и вот они с ней тоже остались лишь картинкой в его памяти.

До рук доходит жар. Пришло время расстаться. Бумага выпадает из них и летит по земле. На ней еще видны их силуэты. Ее заносит по углам, по щелям на асфальте. Она цепляется за редкие окурки и бумагу.

Впившись ногтями в пальцы, Кирилл с силой придавил ее ногой. Перед глазами вновь пронесся тот день, ее улыбка и запах волос. "Освободись", — сказала она этой ночью. Он отчаянно хотел этого, втаптывая в асфальт их счастливые лица.

***

В этот же вечер у него был концерт на Мэдисон Сквер Гарден. Пять тысяч зрителей. Ажиотаж. Три часа на сцене.

Кирилл был на пределе. Он ехал туда, сжимая кокаин в кармане куртки. Всю дорогу он размышлял, стоит ли перенять традицию у рок-звезд прошлого. Отдаться героину и все. Ведь терять больше нечего. Печалиться о нем семья будет недолго, а шоу-бизнес быстро найдет ему замену.

«Ты — слабак», — говорил кто-то в его голове, добивал чувством вины за падение. Внутри такая пустота. Лишь кокаин мог исправить это.