Роме не пришлось подсказывать ей позы. Даже когда Таня слегка меняла наклон головы или отводила взгляд в сторону, получался совсем другой кадр.

Он ничего не говорил ей. Просто смотрел, как отбрасывают на лицо тень ее длинные ресницы. Если она хлопала ими, то всегда по многу раз, а потом долго не закрывала глаза. Позволяла насладиться переливами радужки, оттенками опавшей листвы под лучами солнца.

Таня не старалась позировать. Уголки ее губ были приподняты вверх, но иногда Рома смотрел на нее слишком пристально, и они образовывали самую нежную улыбку. Складки у век, ямочки на щеках превращали ее в ангела. Невинного ребенка, с трепетом ценившего каждый миг этой жизни.

Когда они закончили, за дверью послышались голоса выходивших студентов.

Таня уже хотела выйти к ним, как Рома остановил ее.

− Что будешь сегодня делать?

Она пожала плечами.

− Даже не знаю. У нас с Дашей не было планов.

− Тогда можете присоединиться к нам. Мой друг снял небольшую яхту на набережной Мойки, будет весело. Он — фанат настолок, так что скучно вам точно не будет.

Даша поддержала эту идею.

Через пару часов они уже плыли по волнам под зарубежные песни 90−х. Рядом с ними была компания ребят и закуски с шампанским. Ветер с силой бил им в лицо, пока они танцевали на борту яхты.

Таня то и дело, смеясь, поправляла волосы. Скоро на горизонте показался закат, и она все чаще отходила от всех, чтобы насладиться им.

Его все знали. Он шел мимо людей, проходил вглубь зала. На нем часто останавливали взгляд, но тут же отводили, когда он смотрел на них. Напряжение росло. Люди взволнованно переглядывались друг с другом. Но когда Кирилл приближался к ним, они вежливо пожимали ему руку, выдавливая из себя любезные улыбки.

Он слышал их разговоры. Они, как и всегда, были на одни и те же темы. Мужчины в парадных смокингах, женщины в блестящих платьях внимательно слушали об успехах чужих детей. После этого они заговаривали о своих каждый раз, когда могли похвалиться ими. Все сводилось к рассуждениям об американском образовании и работе в силиконовой долине.

Усмехнувшись, Кирилл наконец дошел до стойки с подносами. Взял бокал шампанского и принялся наполнять тарелку едой. Он не сразу заметил, как к нему подбежала мама. Ее взгляд быстро прошелся по его взъерошенной челке, подведенным глазам и косухе.

− Что ты делаешь? Ты же знаешь, фуршет начнется позже.

− Извини, ничего не ел − репетиция, − сказал он так громко, что она стыдливо обернулась на окружающих.

− Пожалуйста, не порть вечер. И почему ты в таком виде? − шикнула мать. На ее гладком лице появились едва заметные складки. Кожа на подбородке и шее натянулась до предела. Она собиралась что-то сказать, но в высоких дверях показалась фигура отца. Аплодисменты волной прошли по залу.

Кирилл ждал, когда он заметит на него. Когда закончит обводить коллег гордым взглядом и двинется к жене. Когда в холоде синих глаз мелькнут хоть какие-то чувства.

Его шаги зазвучали по мраморному полу, и все замерли. В приглушенном свете хрустальных люстр отец не сразу увидел его.

Кожаная куртка с бесчисленными заклепками, ремнями, надписями неистово блестела среди гостей в лощеных смокингах. Но даже она не выделялась так сильно, как едва заметная усмешка на губах. Как вид волчьих глаз из-за спавших на лоб прядей челки. Он смотрел на отца, вальяжно заложив в карманы пальцы.

Кирилл увидел то, что хотел. В неподвижном лице отразилась ярость. Всего на мгновение, а потом его взгляд вновь излучал отстраненность.

Это было забавно. То, как он просил фотографов не снимать своего сына, как пытался отдалиться, отречься, забыть о нем. Взяв его под руку, мать словно копировала его. Образ успешной семьи рушился, и никто из них не мог смириться с этим.

Отец сел во главе стола. Он был именинником, и это был прекрасный предлог, чтобы сесть подальше от сына.

Началась череда тостов, и атмосфера праздника вернулась в привычное русло. Пафосные речи предрекали звон бокалов. Он раздавались со всех сторон длинного стола, резко затихая и тут же возобновляясь после конца поздравлений.

Кирилл не слушал их. Все его сверстники сидели рядом с ним, искоса рассматривая его. Он усмешкой встречал их осуждающие взгляды. Лишь один из них сильно досаждал ему.

− Андрей Викторович, я бы хотел произнести тост.

Напротив него поднялся светловолосый юноша. Заложив одну руку в карман брюк, он образцово отставил бокал в сторону. Кирилл невольно усмехнулся при виде этого выученного жеста. Все в этом парне отдавало светской, так ненавистной ему, выправкой.

− Вы всегда были для меня примером для подражания. Ваша стойкость, трудолюбие и уверенность вдохновляли меня становиться лучше. Вы многого достигли, завоевав авторитет и уважение коллег, и я желаю вам не останавливаться на этом…

Чем дальше Марк говорил, тем больше повисало умиление в воздухе. Все одобрительно кивали ему.

Отец слушал его речь, опустив веки. Казалось, перед ним лежат фотографии с самыми сокровенными моментами. Когда он смотрел на Марка, тот оживлялся еще больше. На чуть пухлых щеках проявлялся румянец, и он отрывисто убирал ворот рубашки от шеи. Казалось, даже угол взмаха его рук был задуман так, чтобы обратить часы Moinet Meteoris к залу. Чтобы все PR−менеджеры, начальники отделов и их заместители знали, что племянник гендиректора не только поможет компании в будущем, но и представит ее в самом выгодном свете.

Когда он закончил речь, все зааплодировали. Поднявшись с места, отец встал напротив Кирилла и крепко пожал Марку руку.

Что-то в груди неприятно кольнуло его, но не единым жестом он не хотел выдать этого. Все, что ему оставалось, это просто ждать конца банкета. Пока все желающие поздравят его отца, и ряд блюд на столе сменится десертом.

Но это едва ли получалось у него. Взгляд Кирилла все чаще поднимался на Марка. На этого подхалима с зачесанными волосами, с деревянной, неестественно прямой спиной. Он делал лишь два движения — заносил нам тарелкой вилку и обращался к другим с прилежной заискивающей улыбкой. Как и всегда, все были просто очарованы им.

Перед десертом гости вновь разбрелись по залу. Кто-то сидел на флоковых диванах в лаунж-зонах, кто-то вышел на перекур. Разбившись на компании, все вели неспешные беседы. Звон бокалов и смех слились с плавной неспешной музыкой.

Кириллу казалось, кто-то чиркнул у его висков спичкой. Это какая-то мания, одержимость, больше ничего не волновало его в этот вечер. Все его внимание занимал лишь Марк. Его поползновения от одной компании к другой, то, как менялся он в лице, переходя к следующей.

Кирилл стоял в стороне, чтобы тот не мог заметить его. Как змея, он плавно перемещался за ним. До него долетали лишь обрывки фраз, но даже этого хватало, чтобы заставить играть желваки на его скулах.

Между разговорами об акциях и дивидентах проскальзывали личные темы. Витиеватыми фразами Марк отвечал на то, что с другими людьми обсуждал смело и открыто. Это все больше выбешивало Кирилла. Волна наслаждения прошла по телу, когда он услышал то, что хотел. Кровь тут же закипела в его жилах.

− Думаешь, Вадим Викторович здесь задержится? − спросил Марка его сверстник.

− Не думаю. Видно же, что постарел. К тому же у него слишком много врагов здесь. Я слышал, под него копает Дубрович. Наверняка припишет видок этого Кирилла как проблемы с воспитанием сына. В общем, посмотрим…

−А иди-ка ты сюда, − оттащил Кирилл его за шкирку к выходу. Парень барахтался в его руке как пойманный котенок, но тот и не думал ослаблять хватку. Выйдя из здания, он со всей силой вмазал ему по щеке.

Марк с криком упал на траву. В то же мгновение его шея была крепко прижата к земле. Подобно хищному зверю над ним скалился Кирилл, грозно шепча ему в ухо:

− Ты грязная мразь. Я таких, как ты, вычисляю тут же. Разносишь грязь о моей семье, подонок?!