Пальцы сами запрашивают дозу. Бьют по экрану в безмолвном крике, и Кирилл повинуется им.

Через час он искал во дворе кокаин. Быстро нашел и побежал по лестнице обратно. Перед глазами плыли стены. Кое-как он различил свою дверь, но ключи все не могли попасть в щель. Он уже стал оглядываться, хотел употребить прямо на этаже, но, наконец, открыл ее. Замок от двери выскальзывает из пальцев, цепляется за них, но кое-как Кириллу удается закрыть его. Шнурки на ботинках тоже не повинуются ему. Пытаясь их развязать, он упал и порезался об тумбочку. По запястью стекала кровь, но ему было плевать на это. Прямо на ней он разделил дорожки, из последних сил отговаривая себя делать это. Молил пальцы отложить порошок в сторону, но они не слушались его. Лишь снисходительно принимали его слезы. Они текли по щекам, беззвучно растворяясь рядом с дозой. «Ничего-ничего», — говорил себе он. Сейчас все исчезнет. После прихода все пойдет к черту. Все! И его жизнь, и Калеб, и даже Таня. Его родители, его зависимость. «Свалите из моей головы нахер!»

Да, да… Эйфория тут же накрыла его. Все разом ушло, и в неземном блаженстве он закрыл глаза на диване.

***

Уже с восьми вечера никто не заходил к нему. Взглянув на часы, он сел за стол. Черная одежда почти не вздымалась на нём. Глаза были неподвижны. Они смотрели сквозь бумагу, оставив левую руку на автомате выводить буквы в отчёте. Закончив, он поднял взгляд к окну.

Ничего не было видно. Густые потоки снега летели наискось с неба и закрывали собой город. Когда свет фар подсвечивал их, они казались ещё ожесточеннее.

Поднявшись, Калеб тяжелой поступью стал рассекать комнату. Иногда он наклонялся к рядам украшений и с глубоким вздохом шел к следующим. Почти на всех витринах были трендовые, мало чем отличающиеся друг от друга, вещи — чокеры со стразами, однотипные бусы из разноцветных фигурок, перламутровые ожерелья, кольца с надписями, бутоны цветов в эпоксидной смоле и прочая банальность. Но вот остался последний ряд. Его шаги замедлились перед ним. С грустной улыбкой Калеб рассматривал украшения с тонкой гравировкой, кулоны с рисунками заката, бусы из прозрачных камней. Почти с трепетом он укрыл Танин уголок белой тканью. Как раз ровно десять.

Он стал подниматься на чердак. Как смертоносная змея, плавно уползающая в свою нору. Холодный воздух встретил его у двери. В темноте были видны лишь очертания крыш из окон.

Калеб зажег свечи. Сев на ковер рядом с ними, он завёл друг за друга ноги. Его колени, как набухшие мешки, мощно выпирали сквозь брюки. Пламя освещало лицо, робко отражаясь в черных глазах. Казалось, он хотел потушить его взглядом. Когда огонь извивался в воздухе, его переносица напоминала клюв дикого ворона. Лишь губы слились с мраком комнаты, оставшись в тени. Голос снизу рассеял тишину в ней.

— Калеб? — эхом донеслось из приоткрытой двери.

— Поднимайся.

Перешагнув через последнюю ступень, он вошел в просторную комнату. Примерно так выглядят танцевальные залы в фитнес-клубах. Окна в пол у одной стены, зеркальный ряд у другой, а основная часть комнаты пуста. Ничего необычного. Но другая часть чердака напрочь стирала такое впечатление. Что-то мистическое, странное, даже потустороннее ощущалось в высоких архивных шкафах, стоящих вдоль стены у входа. Присмотревшись, можно было увидеть на их полках склянки с травами, старинные переплеты книг, множество статуэток и всевозможных коробок.

Он с подозрением взглянул на Калеба. Этот великан в кругу свечей, словно тёмный маг, сверлил пустоту взглядом. Он сел напротив.

— Ты ведь знаешь, при каких обстоятельствах мы разошлись с Таней? — сказал Кирилл, не сводя с него взгляда.

Он медленно кивнул ему.

— Все эти три года меня убивала мысль, что возможно ее уже нет в живых. Она не отвечала на мои звонки, сообщения. Просто ушла из моей жизни и все…

— И ты, конечно, винишь ее в этом, — невозмутимо произнес он.

— Что? Нет, я вполне понимал ее чувства, пока не узнал, что Даше и тебе она хотя бы все прояснила.

Глубоко вздохнув, Калеб опустил глаза.

— Ты сделал Тане очень больно, когда уехал в первый раз в штаты. Ты ищешь мотивы ее поступка, но, наверняка, ничего не знаешь о своих. Ничего не писать, зная, как терзается другой человек, как ждет этого, — тебе должно быть знакомо это.

— Послушай, — зажал Кирилл лоб пальцами. Мозг еле соображал, еще купаясь в кокаиновой неге.

— Я много раз думал о том, как поступил тогда, и, да, это было моей ошибкой. Очень тупой, эгоистичной и… Да я ненавижу себя за это. Но нет, ее мотивы вряд ли похожи на мои. Ведь я, тот Кирилл, считал, что все должно крутиться вокруг меня, понимаешь? А ее волю, выбор расценил как предательство.

Кирилл прикусил щеку. Острые края зубов вонзились в мягкую плоть. Казалось, он говорит о каком-то другом, незнакомом ему, парне.

Калеб кивнул.

— Все так. В тебе победила темная сторона. Почему ты думаешь, что она не могла победить и в Тане?

— О чем ты? — напрягся он.

На мгновение Калеб задержал на нем взгляд. Тот, что обычно пугает людей, вводя их в беззащитность и ступор. Кирилл ответил ему тем же.

— Страх. Жизнь в очередной раз показала ее уязвимость. Ты, в свою очередь, доказал, что можешь причинить ей боль своим отсутствием. Когда ты уехал, Таня ночевала здесь, лишь бы не остаться одной дома.

Кирилл вскочил с пола. Сжав кулаки, он навис над Калебом, но тот все так же смотрел на него своим тяжелым взглядом.

— Она была с тобой?!

Он усмехнулся. Кирилл подошел ближе.

— Отвечай, иначе я сожгу вместе с тобой эту комнату.

Он угрожающе приблизил к свече ботинок и наклонил ее. Пламя почти коснулось деревянного пола, но Калеб лишь рассмеялся на это.

— Ты как ребенок. Я был с Таней, когда ты ничего не мог дать ей. Но ниже моих правил то, что ты приписываешь мне. Успокойся и сядь. Ничего не было.

Кирилл отошёл к подоконнику. Теперь между ними было метров пять, и Калеб почти не видел его. Тогда он поднялся и подошёл к шкафу. Послышался звон посуды.

— Сядь сюда. Я не хочу играть с тобой в игры.

Запах молочного улуна заполонил комнату. Кирилл сразу узнал его. Любимый чай Тани.

— У всех есть зависимости, что разрушают их. Кому, как не тебе, знать это?

Кирилл промолчал.

— Все, что у тебя есть — это надежда найти ее. Когда надежда грозит испариться, ты идешь за дозой. Ты не контролируешь себя и убьешь Таню в очередной раз, если вернешь ее. Зачем тебе это?

Чай тонкой струйкой наполнял чашки. Кирилл засмотрелся на то, как в воде искрились отблески свечей, как они беспечно подмигивали ему. Вся злость вмиг ушла. Он задумался.

— Потому что я не смог забыть ее. А без Тани в моей жизни ничего нет. Все просто. Я бы отпустил ее, если бы точно знал, что она счастлива, но я не чувствую этого.

Они замолчали. В тишине было слышно лишь таяние воска.

— Когда все случилось, она пришла ко мне. Сказала: «Мама умерла» и долго рыдала. За столом, потом на диване, на кровати. Часто сползая на пол и скребя по нему пальцами. Лишь утром она сказала, что ушла от тебя. Сказала, что хочет исчезнуть из мира. Почти весь день Таня лежала на диване и смотрела в потолок пустым взглядом. Она почти не моргала, и выглядело это довольно жутко. Тогда я окликал её. "Может умереть? " — говорила она тихим голосом, а затем перечисляла способы, как сделать это. Было ужасно. Хотелось зажать ей рукой рот. Я боялся отпускать её на похороны. Боялся, что она причинит себе вред в дороге. Но Таня переубедила меня. Через пару дней она улетела в Екатеринбург. Я писал ей каждые три часа. До похорон все было нормально, а потом у неё вновь случился приступ. Я умолял её ничего не делать с собой. Умолял подумать обо мне, о бабушке, и каким-то чудом всё обошлось. Через неделю она написала, что хочет забыть меня и всех, с кем она общалась. Хочет научиться не привязываться к людям и быть свободной. Я спросил, как именно она собирается это сделать. Тогда она рассказала о своей подруге. О Крис, — добавил Калеб, увидев его вопросительное лицо.