Людей рядом нет. Никто не напомнит ей о том, что разноцветные пузырьки — лишь составляющее мира, а не вся его суть полностью. Что отсутствие дыхания — не приговор, и она может всплыть, чтобы запастись воздухом. Никого, не единого слова. Из звуков — музыка с имитацией птиц, но даже она гасится слоями воды, доходя до дна лишь обрывками.

Таня замерла. Мириады пузырьков полотном обвились у ее тела. Иногда они покидали ее. Покидали так, как уносится душа мертвеца к небу. Как-то подрагивая, неистово, словно ждали этого момента вечность. На их месте появлялись новые, а потом тоже улетали вверх, словно Таня стала одной большой нерушимой планетой.

Ей не хотелось закрывать глаза, проваливаться внутрь. Там мутно, там вопросы, а, все, что нужно человеку, есть здесь. Пожалуй, все, кроме воздуха.

Планета тоже вознеслась к небу. Ряд пузырьков разбился об воду. В бассейне по-прежнему не было людей, и лежачки все так же пустовали, вопросительно взирая на двери сауны.

Таня направилась в нее сразу, как вышла из воды. Эквалиптовый пар расслабил ее даже раньше, чем атмосфера хамама и размеренный стук капель в фонтане. Она закрыла глаза. Прошлое рябью всколыхнуло ее сознание. Таня, как и прежде, не стала внимать своим мыслям. Все важное случается само. Она по-прежнему верила в это.

Впереди час до вылета. До нового пути, ее конечного маршрута. Время в последнее время шло как-то быстро…

Она стала собираться. Небо уже стемнело, приглушенный свет обдал покоем пространство. Какая-то парочка заняла лежачки. С беззаботным смехом парень с девушкой прыгнули в бассейн, а потом, обнялись, замерев у его края. Захотелось уйти. Она незамедлительно сделала это.

***

Чтобы понять, что испытывал Кирилл к Калебу, нужно вернуться в прошлое. В то время, когда Таня подрабатывала в «Этажах», а он заезжал за ней после репетиций и концертов.

Часто она оставалась работать до закрытия лофта. Кирилл смотрел на часы, потом на выход. Ее все не было. Десять, двадцать минут проходило после того, как все магазины «Этажей» избавлялись от гостей окончательно. Лишь после этого они неизменно выходили с Калебом из черного входа. Он видел их общение. Этот хмурый увалень опускал глаза, пока Таня что-то щебетала ему, словно птичка. Она смеялась и, в целом, была слишком бодрой для рабочего дня и учебы. Калеб словно расцветал в ее присутствии. В своей темно-рыжей бороде он тщетно пытался скрыть улыбку, но даже она не могла спрятать его покрасневших щек.

— О чем вы говорили? — почти каждый раз спрашивал у нее Кирилл.

Часто она отмахивалась. Иногда пересказывала общий ход беседы.

— А поподробнее? — настаивал он.

Таня тяжело вздыхала. Это начинало злить Кирилла.

— У Владимира Жикаренцева есть методы, как управлять потоками земной энергии. Ей, например, пользуются тяжелоатлеты. Представляют, что они идут по затылку, позвонку и притягивают их к земле. Так можно поднять даже больший вес, чем ты можешь. А с нисходящими — наоборот. Если представить обратный ход энергии, слиться с ней, то можно прыгнуть гораздо выше. Это так интересно.

Да-да, конечно. Столько эмоций вызвали у них какие-то эзотерические обсуждения. По Таниным словам было всегда что-то подобное. Реального повода так смеяться, да еще и с таким счастливым лицом, в них никогда не было.

— Что-то не так? — спрашивала она, когда Кирилл уходил мыслями в себя, считывая правдивость сказанного.

Он стряхивал головой, тут же кивая ей.

Доверие, доверие. Они всегда говорили об этом. Это казалось так легко — просто доверять ей, ее детским глазам и лучистой улыбке. Но после таких разговоров Кирилл неизменно прикидывал, стала бы Таня выходить с этим уродом, если бы у нее и вправду что-то был с ним.

«А если она специально? Хочет отвести подозрение, сделать вид, что им нечего скрывать, а по факту… Что если это двойной блеф? А если тройной?»

Мысли всегда заводили его в тупик. Если она и играла в какую-то игру, он не мог даже приблизительно внять ее правилам. Уж слишком беспечно Таня ссылалась на Калеба, когда объясняла ему свое видение вещей. «Это, кстати, он предложил», «он вчера сказал», «а Калеб, кстати…» И так постоянно. Лишь на Танином дне рождении сомнения отчасти оставили его. Тогда Кирилл поверил, что ей действительно просто интересно с ним. Что для нее Калеб, своего рода, наставник, который понимает ее даже лучше, чем он. Ради ее счастья пришлось смириться с этим.

В то же время Кирилл старался меньше общаться с девушками из своего круга, а Таня не разделяла его стремлений. С ней была и проницательность Калеба, и шутки Ромы, и парни из «КиТа», что ходили вместе с ней на все кинофестивали. Казалось, она искренне не понимала его упреков. Но неужели в ее мире действительно все так наивно, солнечно и радостно? Глядя на нее, Кирилл верил в это. Верил, но Калеб по-прежнему вызывал в нем гнетущие чувства. И сейчас он должен написать ему.

Кирилл глубоко вздохнул. Что если все опасения сбудутся? Если так легко она ушла от него по другой причине, если ее «наставник» действительно знает больше Даши, если…

Он взял телефон. Писать, а потом ждать его ответа, никакого терпения не было. Он позвонил. Гудки раздавались очень долго. Несколько раз вздохнуть с трудом удавалось ему. Сердце лупило грудную клетку, а на коротких обрывистых гудках подскакивало, сковывая дыхание. Но ответа за ними не следовало. Они продолжались дальше. Ногти все сильнее впивались в большой палец.

— Да? — наконец раздался глухой бас.

— Привет, Калеб. Это Кирилл. Я сейчас в Питере и хочу встретиться с тобой. Поговорить на счет Тани.

Послышался тяжелый вздох. Вслед за ним пролегла пауза.

— Почему я должен говорить с тобой?

— Потому что если тебе есть, что скрывать, то ты обязан рассказать это.

Уверенность и страх слились воедино. В этом состоянии он мог достать даже из-под земли то, что ему нужно. Возможно, Калеб интуитивно ощутил это.

— Жду тебя завтра в «Этажах» ровно в десять. Не опаздывай.

Он сбросил вызов, но еще какое-то время Кирилл держал телефон у уха. Почему-то эта легкая победа лишь сильнее встревожила его.

***

Отвратительная ночь. Нервная, суетливая, сдобренная склизкими порывами ветра за окнами. Просыпаясь в очередной раз, Кирилл резко открывал глаза и подолгу лежал, пытаясь усмирить стук сердца. Тени голых веток угрожающе тянулись через всю комнату. Когда-то уютную, украшенную, теплую. Возможно, такой она однажды приснилась ему.

Не выдержав, он встал. Вид на подтаявший снег, рассекающий тротуар грязными полосами, вновь напомнил ему о том, что все сломлено. Его жизнь, он сам, связь с семьей, надежды на будущее. Все упиралось собой в бетонный тупик, дальше которого лишь темное, содрогающее душу, месиво.

Утром, когда его тело впитывало с постели остатки сна, раздался звонок. Ему вновь напомнили об этом.

— Послушай, у каждого в жизни бывают трудные периоды. Но они проходят, понимаешь? Их нужно вытерпеть, а не убегать на попятную, — начала мама издалека. Кирилл уже знал, что будет в конце их разговора.

— Тебе не стоит бросать карьеру. Это лишь добьет тебя, милый. К тому же твой отец всерьез думает переписать наследство на Марка. Ты же знаешь, я вряд ли смогу переубедить его. А идти тебе некуда.

Лишь на миг что-то по привычке защемило ему сердце. А потом он вспомнил, что больше ничего не ждет от семьи.

— Делайте, что хотите. Я справлюсь.

Но такие решения очень долго доходят до нашего нутра. Решить — это одно, а пронести их через все слои своей личности без откатов, падений и долгих лет почти невозможно. Эта мысль откликнулась в нем раздражением. Обрести свободу оказалось сложнее, чем он думал.

Медитация превратила злость в ярость. Сев на ковер в центре зала, Кирилл пытался ни о чем не думать. Он почему-то решил, что это получится у него так же хорошо, как и раньше. Но ошибся. Слова матери все не могли отпустить его.

Кирилл зажал голову руками. Мысли в его голове опять стали раскачивать рассудок. Причинно-следственные связи плели по кругу слова и события. Что впереди? Сотни вариантов. Лишь подождав, можно вычеркнуть хотя бы половину из них. Триггер. Сдавило горло. В этих мыслительных припадках он обычно шел за дозой. Но нет, сейчас он завязал. Стоп, колени, стоп. Остановите дрожь. Он не собирается делать этого!