— Не дождешься. Мое нытье лишь для тебя, — усмехнулся Кирилл.

— Ну-ну. Твой инстаграм так не думает.

— Ты что, ревнуешь? Ты?

— Ну, хватит, — засмеялся Лео.

— Просто ноль подписок — это слишком, не находишь?

Кирилл глубоко вздохнул, массируя лоб двумя пальцами.

— Приятель, это часть образа, я тебе уже много раз говорил это. Все, что ты видишь в ленте, согласовано с менеджерами, агентами и пиарщиками. С целой командой, понимаешь? К тому же, я почти не веду его.

— Но тебе все нравится? Ты счастлив?

— Конечно, нравится, что за вопросы? — растерянно произнес он, встав с пола.

— У меня уже три тачки в гараже, мои песни не выходят из чартов. И вообще я сплю, с кем хочу. Каждый день с новыми девушками.

Кирилл замолчал. Закрыв глаза, он уже заранее знал, что услышит.

— То есть, ты все-таки смог забыть Таню? — осторожно спросил после паузы Лео.

Плотно сжав губы, Кирилл стал убирать со стола посуду. Придвинул к нему все стулья, прошелся по граням кирпичной стены пальцами.

— Нет, — ответил он. А дальше все эти действия.

— Тебе просто нужны отношения. Новый человек рядом.

Он резко остановился, вспомнив последний разговор с Бергом.

— Я не могу, — проговорил Кирилл, стиснув зубы.

— Почему? Только не говори мне, что из-за очередного запрета для образа.

— Все так.

— Ты шутишь? Это же не то, что ты хотел. Зачем идти на поводу у других и терпеть свои страдания?

— Потому что это шоу-бизнес. Ты не понимаешь! Это в твоей реальности можно делать всякую дичь и оставаться свободным. Говорить людям в лицо, что думаешь, просто кайфовать на сцене и все. Только слава — это другое. Это постоянные софиты в лицо, всегда нацеленная на тебя камера. И ты обязан смотреть в нее, даже когда слезятся глаза, когда улыбаться совсем не хочется. Это игра, а ты все не можешь понять этого!

Он замолчал, доведя голос до крика. Лео ничего не отвечал ему. Только Кирилл открыл рот, как тот проговорил медленно и спокойно. Каждое слово.

— Ты не об этом мечтал всю жизнь. Ты боишься признаться себе в том, что ты не счастлив. Скоро ты сгоришь, потому что в Мистере Кире от тебя ничего не останется.

— Да ты просто завидуешь мне, вот и все! Ден, этот жалкий неудачник наговорил обо мне всякой дичи, и ты тут же ему поверил.

— Причем тут Ден? Он ничего не говорит о тебе.

— Да неужели? — вскипел Кирилл.

Вены вздулись на его висках. Казалось, пальцы переломят телефон на две части.

— А то, что Ден смотрит мои истории одним из первых, он вам не рассказывал? Что даже самые настырные девки не так одержимы мной? Все знают, что я на Олимпе, что у меня есть все, что я всем нужен…

— Только не себе.

Дыхание свело. Казалось, кто-то скрутил ему шею. Закрыв глаза, Кирилл оперся об стол, а потом скинул трубку.

За окном поливал дождь. Нужно перекрыть бассейн на крыше.

***

Музыка еще с порога оглушила его. В свете огней лиц почти не было видно. Лишь наряды девушек, блеск чьих-то часов и бокалы в руках с разноцветными жидкостями. Никто не вышел встречать его. Лишь некоторые знакомые помахали ему из разных концов зала, а потом вновь слились с толпой.

Кирилл был рад этому. В полутьме, с игрой огней диско-шара ему не придется рисовать на лице успех, поддерживать разговоры. Не придется смеяться над шутками, к которым он так и не привык, прожив в Америке два года. Быстро залив в себя три бокала апероля, он растворился в танце.

Аквамариновые лучи заскользили по его лицу. Руки стали сотрясать воздух. Биты разгоняли в нем кровь, молниеносно взяв под контроль его чувства. Кириллу казалось, в его голове взрываются тюбики с красками. Он горел на танцполе. Горел как батарейка, а эти танцы были своего рода экзорцизмом — он изгонял всех демонов, что досаждали ему ночью.

Люди перед ним слились в одно пятно. Все, что его окружало, померкло. Весь мир для него — это движения и завеса самых радостных чувств. Больше для него ничего не было.

На плечи опустились чьи-то руки. Их плавные движения рассекали грудь, все больше возбуждая его. Обернувшись, Кирилл увидел двух девушек. Они приближались к нему все ближе, оставляя на лице влажные следы губ.

— Пойдем отсюда, — шепнула одна из них, взяв его за руку. Они поднимались по лестнице, и музыка становилась все тише. Кирилл пропустил вперед вторую девушку. Их вид сзади все больше заводил его. Когда ягодицы растягивались в одной зоне, то аппетитно набухали в другой. Эти изгибы все больше пробуждали в нем похоть.

Как животное, он набросился на них в полутемной спальне. Девушки видели его безумный взгляд в свете неона. Видели, как вздувались на шее вены, когда он хватал их. Они делали все, чтобы выжать из него еще больше чувств, довести до самой дьявольской ипостаси. Их губы двигаются по члену так умело, что, кажется, готовы отнести его прямо на небеса, прямо к золотистым садам Эдема. Он просто взорвался от страсти.

Кончив, парень вновь прижал их к постели. Казалось, жизнью Кира живет кто-то другой, а он сквозь реку эйфории лишь наблюдает за ним. Под удары кровати и стоны он уходит от точки отсчета. Блики неона вновь отдаляют его от себя. Все дальше и дальше.

Кир вновь доходит до предела. Лежит на кровати с девушками и смеется. Они — потому что покурили травы, он — просто так, без повода. Их восторги раздаются за спиной отдаленным эхом.

Кир вновь вернулся в зал. Музыка замедлилась, и многие пошли плескаться в бассейн. На танцполе остались лишь парочки. Девушки и парни прижались друг к другу, часто переходя к поцелуям, объятиям, а потом с улыбкой покидали дом и проводили время только вместе.

Упав на диван, Кирилл просто смотрел перед собой. Сквозь чью-то нежность и любовь, чье-то тепло и искрящийся взгляд. Лишь иногда дым кальяна скрывал от него реальность. Но музыка никуда не девалась. Пронзительные до дрожи аккорды вскрыли его душу. Достали изнутри то, чему не было места на публике.

Он встал. Ноги сами повели его в коридор, в его безлюдные закоулки. Открыв одну из дверей, Кирилл еще раз прислушался к отдаленному шуму толпы. Рядом никого не было.

Пальцы крепко сжали телефон, новую модель Айфона. В который раз он делает это? Снова набирает ее номер, как в первый раз веря, что она возьмет трубку. Гудок, гудок, за ним следующий.

Он — идиот. С таким серьезным лицом ожидает, что они прервутся. Что голос, до боли родной, давно утерянный, разрежет тишину из монотонных повторов. Он — идиот. Нет ничего больнее автоответчика в конце, лицемерного робота, что назовет ее абонентом. Ее… И так последние два года.

Кто-нибудь, сотрите с его лица это наивную, почти детскую веру в чудо. Объясните его тупой бестолковой башке, что ждать тут больше нечего. Что первые месяцы со звонками ей раз в минуту, последующие каждые пару часов, затем дней, а затем и вовсе лишь в по-скотски пьяном состоянии — бессмысленная драма мальчика-подростка.

«Абонент не доступен». Третий, четвертый, пятый раз. С невозмутимостью менеджера на дозвоне Кирилл вновь набирает ее. «Абонент не доступен».

Это какой-то транс. Его словно нет здесь. Гудки — эти крупицы лживой надежды, поддерживают жизнь в нем. Стягивают дыру, что уже как кратер начала покрываться рубцами по диаметру. Лишь они не дают тьме поглотить его.

Минуты, часы. Он уже не слышит звуков. Даже гудков, даже музыки в доме, даже звонкого смеха людей, что иногда проходили за дверью. Могли бы они подумать, что открыв ее, увидят Кира в маленькой темной кладовке? Увидят его каменное, застывшее выражение лица? Он бы даже не повернул головы в их сторону. Палец и дальше бы нажимал на номер, и на экране все так же загоралось «Моя любовь». Так продолжалось очень, очень долго.

Но вот все стали уходить. С невидящим взором он опустил вниз трубку.

***

Кирилл никогда еще не любил рок так сильно. Еще никогда в жизни ему не дышалось на сцене так легко и свободно. Лишь стоя на ней, он ощущал, как его любят толпа снизу. Его. Потому что не было ни одного жеста, движения, гроулинга, ни одной эмоции, которой Кирилл не испытывал бы в реальности. Его крик был голосом души. Лишь от него что-то шевелилось в ней.