Таня покачала головой.

− Интровертный день?

− Да, пройдусь по центру, − сказала она с улыбкой.

В этот раз Даша не стала отговаривать ее. Смирилась с тем, что одиночество бывает необходимо некоторым людям. К счастью, сталкиваться с ним ей не приходилось. Она родилась в семье с двумя сестрами и никогда не оставалась без компании на вечер.

Даша кивнула и, выйдя из корпуса, они разошлись в разные стороны.

Розоватые облака уже стали струиться по небу. Неспешные порывы ветра медленно передвигали их вдоль солнца. Его лучи проходили сквозь них и падали на землю золотистым отсветом. Таня любовалась, как они перемещаются по траве, как отражаются в стеклах. Она не слышала шума толпы, что обволакивала ее.

Тяжелые колонны дворцов, гипсовые розетки на их фасадах и узорчатые балконы. Каждый раз она смотрела на них как впервые. Душа озарялась светом, и он проявлялся в ее улыбке. Еще радостнее она становилась, когда ветер с силой теребил ее волосы. Тогда Таня с наслаждением закрывала глаза. Она была счастлива.

Когда стало темнеть, она зашла в кофейню. Взяла стаканчик кофе, чтобы согреть руки. С ним Таня дошла до Казанского собора и свернула к площади Искусств.

Там стояла толпа людей. В свете фонарей были видны очертания их силуэтов. Еще издалека Таня услышала овации и, приблизившись к ним, увидела, что они окружают сцену. Сама не зная зачем, она протиснулась в первый ряд. От чего-то толпа охотно уступила ей дорогу.

Четыре парня вышли из-за экрана, и люди в очередной раз зааплодировали им. Красные лучи света подсветили музыкантов. Вокалист поприветствовал публику, и после пары шуток начал исполнять песню.

За спокойным вступлением последовали гитарные рифы. Простые и въедливые. Скоро вся публика подпрыгивала под них. На припеве она просто сходила с ума. Штрайки вокалиста кипятили кровь даже случайным прохожим. Они останавливались и шли к толпе. Шли стремительно, надеясь застать взрывной момент полностью.

Таня стояла в стороне от буйства публики. Протиснувшись в первый ряд, она почти тут же сместилась в сторону. Люди вокруг нее стали кричать вместе с вокалистом. Оголтело размахивая руками, они то и дело подпрыгивали в воздух. Она уже хотела уйти, как резко подняла взгляд.

Другой рокер, гитарист, плавно рассекал сцену. Он шел вдоль нее так, словно рассказывал свою историю. Руки взмывали в воздух, и верилось каждому его крику. Он прижимал кулак к груди, и все замирали. Чувствовали его исповедь. Они то кричали вместе с ним, то грустили, опустив веки. Его голос просто окутывал своим бархатом. В каком-то отчаянии он взрывался на припеве, и Таня, не отрываясь, смотрела на скуластое лицо этого парня. Хотела понять его мысли в тот миг, когда он поднимал глаза к небу. Тогда казалось, связки на его шее вот-вот порвутся. Даже издалека Таня видела, как зловеще выступают вены под его кожей.

Их выступление продолжалось два часа, но Таня не заметила этого. Сумасшедшие аккорды, басы и штрайки, все, во что вылил себя тот парень, резким движением вычеркнуло ее из реальности.

Люди стали расходиться, но она не сразу пошла с ними. Все ее тело мелко подрагивало. Не столько от холода, сколько от эмоций. Перед глазами проносилось ее прошлое, но она изо всех сил старалась вытеснить его. Плакать не хотелось, ведь в душе колыхалось что-то еще. Что-то светлое. Она все не могла осознать, что именно вызывает в ней вдохновение, желание тут же сесть за мольберт, придя в комнату.

Развернувшись, Таня в быстром темпе пошла по Итальянской улице. Ноги все ускорялись. Хотелось просто идти. Мчаться вдоль вывесок, навстречу осеннему ветру и ни о чем не думать.

Дойдя до Адмиралтейской, она свернула за угол. И резко замерла, заметив декоративные туи по обеим сторонам от полупрозрачной двери. Их веточки чуть отражали собой свет зала. В панорамных окнах виднелась барная стойка с витриной десертов. Меж синих стен располагались столики с диванами и стульями.

Таня остановилась у двери. Заметив свободное место у окна, она уверенно потянулась к массивной золотой ручке.

В кофейне ее тут же поприветствовали официант и бариста. Играл размеренный джаз, песня Аструд Жилберто из классики 60−х. Ее сдержанный вокал и чувственные переливы тромбона так подходили многочисленным полкам на стенах.

С них на Таню смотрел морской пейзаж в серебристой рамке. Маргаритки робко выглядывали из граненой вазы. Их окружали книги, статуэтки и многочисленные полароиды. На них кадры звезд прошлого. Актрисы, музыканты и художники с улыбкой катались на мопедах, ели итальянскую еду и смотрели на полет птиц. Но больше всего Таню привлек металлический телефон с подставкой и проводом.

− Он настоящий? — спросила она подошедшего официанта.

Парень задумчиво взглянул на него.

− Пожалуй, да, − тихо ответил он, улыбнувшись ей.

− Это здорово. Можно мне средний раф с ванильным сахаром и корицей?

Когда перед ней встал граненый бокал, Таня почти закончила эскиз. Наброски всегда быстро получались у нее.

Обхватив горячее стекло рукой, она лишь изредка подносила его к губам. Делала глоток и на мгновение прикрывала глаза. А потом карандаш вновь скользил по бумаге. Таня по памяти воспроизводила лицо того парня на сцене.

То, как вытягивалась его шея, когда он поднимал взгляд к небу. Как раскосые глаза с исповедью смотрели на него. Как волосы падали назад с его высокого лба, а губы приоткрывались так, словно ему не хватало воздуха. Ремни на его куртке жили своей жизнью. Таню завораживала игра света на их металлических застежках. Синие, белые, огненные цвета молнией проносились по ним, добавляя крику еще больше безумия.

Закончив набросок, она перевела взгляд к окну. Небо совсем стемнело, и на другой стороне улицы зажглись фонари и подсветка у зданий. Таня смотрела на проходящих мимо людей, вслушивалась в неспешный джаз и улыбалась. Ей от чего-то стало очень уютно. Она представляла, как придет в свою комнату, включит гирлянду и ляжет на кровать. В наушниках заиграет Наутилиус Помпилиус, а она будет предвкушать новый день, лишь изредка оглядываясь в прошлое.

Взглянув на время, Таня попросила счет. Настало время возвращаться в общежитие. Она уже стала укладывать в сумку карандаши со скетчбуком.

− Пожалуйста, большой капучино и блинчики с маком.

Она тут же подняла голову.

Он сидел за соседним столиком. Это был его голос. Но выглядел он совсем не так как на сцене. Вместо кожаной куртки на нем был синий пуловер, а на глазах не было подводки. Таня даже засомневалась, точно ли это не похожий парень. Но вот он поднял на нее взгляд, и сомнения исчезли. Это отчаяние она уже видела в нем.

− Спасибо, − пробормотал он, когда рядом с ним поставили чашку с тарелкой. Он еще долго смотрел в телефон перед тем, как пододвинул их к себе.

Таня неподвижно смотрела на него. Дыхание стало с трудом даваться ей. Она потом долго вспоминала, как с силой сжимала на ногах пальцы. Как до боли кусала губы, пытаясь собрать воедино мысли. В тот миг они не шли к ней. Она поднялась. Что-то за нее уже решило, что надо подойди к нему.

Таня приближалась, а он все не поднимал взгляда. Аккуратно сев напротив, она дотронулась до его запястья кончиками пальцев.

− Извини, − сказала она.

− Мне так понравилось, как ты пел, а теперь я случайно увидела тебя здесь. Ты очень талантлив. Спасибо за этот вечер.

Он улыбнулся как-то смущенно, но вышло очень мило. Нет, он совсем не похож на себя на сцене. Огонь из глаз исчез, стал солнцем на их янтарной радужке. Высокие скулы больше не казались лезвием.

− Вау. Это неожиданно. И какая песня тебе понравилась больше всего?

Таня спрятала пальцы в рукавах бежевого свитера.

−Мне понравились все моменты, когда пел ты, − улыбнулась она, отведя взгляд.

− У тебя такой голос…

−Какой?

Он заинтриговано наклонился к ней. Длинная косая челка скользнула по лицу, прикрыв один глаз. От чего-то Таня засмотрелась на нее.

− Бархатный. Западает в душу. Я не особо люблю тяжелый рок, но, кажется, с этого дня это изменится.