Лишь сев в «Шоколаднице», она вновь позвонила ему. Гудок, гудок, четвертый и вновь следующий. Их поток уже давно набил оскомину на сердце. Рвал его изнутри, поочередно заливая то надеждами, то болью. Она так устало верить в то, что протяжный звук прервется его голосом. Но все равно верила. С каждым судорожным вздохом все больше.

— Да?

Каждый звук этого короткого слова прозвучал как песня. Легкое придыхание в конце, хрипотца в начале. В ее сознании фоном пронеслись все победы мира, падения империй, восход и закат солнца по многу раз, столько, сколько оно вообще парило над этой бренной землей. Теплые вечера, уютный ворс пледа, привкус шоколада на языке, неистовый вопль в ночи и пульс капилляров слились, смешались в голове с этим «да». Блаженное всепоглощающее чувство.

— Сиди на месте, я скоро буду.

Сколько раз в ее голове всплывал этот день? Сколько раз Таня думала, что скажет Кириллу, обсуждала это с Крис, и сколько раз та успокаивала ее? Но вот она улетела в Австралию, и, кажется, забрала с собой всю уверенность, что когда-то внушала ей.

Вжавшись пальцами в чашку, Таня стала ждать предстоящего диалога. Заученные фразы все не могли пробраться сквозь ускоренный пульс и волнение. Тогда она расслабилась. Отпустила попытки собрать себя. Все ее внимание было отдано пролетающему за окном снегу. Таня провожала взглядом снежинки, растворившись всей душой в сером заволакивающем небе. Мысли оставили ее, а тело, наконец, перестало сокращаться против ее воли. Плечи опустились, а пальцы ослабили хватку. Сквозь тишину внутри стала ощущаться гармония. Голос сердца, ее настоящая сущность. Но лишь на миг. Янтарные глаза прожгли ее.

Какое-то время они молчали. Изучали друг друга, искали то, что когда-то сблизило их. С удивлением Таня поняла, что не дрожит. Что когда заговорит, ее голос будет тверд, и она не кинется ему на шею. В ней поднялась спокойная решимость отстоять себя.

— Ну что, удалось стать Микеланджело?

— А тебе Дэном Рейнольдсом?

Он усмехнулся.

— Какая дерзкая. И все же, добилась, чего хотела, или клубы отнимали все время?

— Могу спросить тебя о том же.

— Что ж, я подписал контракт.

— Поздравляю.

Он закивал, опустив взгляд на свою глянцевую куртку. Под ней виднелся ряд цепей. Они, как и вся его одежда, просто кричали о переменах в нем. Таня вглядывалась в него, пытаясь уловить их суть. Ведь Кирилл всегда одевался так, что же сейчас отличалось в нем?

Резкий голос прервал ее мысли.

— Так что за парень? У тебя кто-то появился, или ты решила позлить меня таким дешевым способом?

Таня залпом допила чай и поднялась с места. Кирилл тут же встал, преградив ей дорогу.

— Ты не писал мне.

— И ты тоже.

— Я пыталась начать разговор, но ты игнорировал меня. Развлекался и жил полной жизнью, пока я сходила с ума от своих мыслей. Я не буду терпеть это. Если ты решил порвать со мной, то… Я просто займусь своими делами.

Таня замерла, пытаясь осознать слова, что выскользнули из нее. Они прозвучали так убедительно и твердо, словно были правдой.

Кирилл посерьезнел. Лишь приподнятая бровь выдавала его эмоции. Он молчал, и Таня терпеливо ждала его ответа. Смотрела ему в лицо, все сильнее впиваясь ногтями в костяшки пальцев. Ее сердце стучало так, что для нее не было других звуков. Не было оповещений, шелеста чемоданов, звона посуды, чьих-то голосов, шагов официанта, плавной музыки. Пространства, где каждый человек живет своей жизнью, просто не было. Была лишь ее игра. Эта сцена, в которой она ставит условия, демонстрирует уверенность, смелость, и Кирилл верит ей. Пытается осмыслить то, что ей нельзя помыкать как игрушкой, и все выглядит именно так. Словно и не бьется ключом упрямая мысль, норовящая сломать ее: «Да плевать на все. Он с тобой, и остальное не имеет значение. Его запах, тепло рук будут с тобой. Если ты потеряешь его, то умрешь. К чему эта драма? Этот тон? Ты ведь так нуждаешься в нем».

Пока в ее мыслях идет борьба, Кирилл вновь поднимает голову. Ее прямой гордый взгляд вызывает у него улыбку. А сбоку от нее играют желваки. Он сам не знает, чего хочет больше: прижать к себе Таню или убить ее.

— Поехали домой, — сказал он своим бархатным голосом. Тем, что был с ней в Мадриде ветром.

***

— Я скучал.

Всю дорогу он не сказал ни слова, и теперь этот теплый тон и последовавшее объятие на миг выбили Таню из реальности. Кирилл обнял ее сразу, как только они вошли в квартиру. Прижал к груди и склонил над ней голову. Мускусный аромат вот-вот норовил убить протест в ней.

— Прости за все.

Дрожь охватила тело. Руки еще сильнее сжали ее.

— Пойдем, я сделаю тебе чай.

Она засмеялась. После этой фразы всегда следовали их лучшие моменты.

Сидя на диване, Таня вспоминала, какой пустынной была гостиная в день, когда они познакомились. Сейчас с полок шкафа смотрели вязаные игрушки, подставки с украшениями, фотографии с Прованса. Они невольно вызвали у Тани улыбку.

Кирилл сел рядом с ней. Горячая кружка легла ей в руки. Он проследил за ее взглядом и глубоко вздохнул.

— Ты тоже отвыкла от такой погоды?

Она поежилась, поджав под себя ноги.

— Если бы ты не приехал, я бы осталась жить в аэропорте.

Он усмехнулся.

— Кстати, почему ты не отвечал мне? Я уже правда начала подумывать об этом.

— Поставил телефон на беззвучный. Слушай, — Кирилл ближе придвинулся к ней.

— Я знаю, что вел себя как эгоист. Обещал не причинять тебе боль и просто ушел из твоей жизни. Не знаю, что на меня нашло. Я словно был в какой-то эйфории и не мог даже посмотреть со стороны на то, что делаю. На твои чувства. Вел себя как капризный маленький ребенок. А дальше идиотская гордость не давала написать тебе. Я… Мне бесконечно жаль. Такого больше не повторится, я обещаю тебе.

Таня, не моргая, смотрела на него. Воздух сам циркулировал в легких. «Крис была права», — пронеслось в ее мыслях. «Именно это она и говорила мне. И теперь… надо что-то ответить ему».

Нужно дать отпор. Показать, что она может и без него. Что его извинения — не та цена, которую он должен заплатить за ее страдания. Нужно поставить условия, поломаться, заставить добиваться ее, но… Таня без колебаний упала ему на грудь.

— Прости меня, — прошептал он, зарываясь лицом в ее кудри.

Ему так не хватало ее в Лос-Анджелесе. В его особняке было столько пространства, что вечерами, когда он оставался один, уже ничто не могло скрыть тоску в его сердце. Без нее его счастье было неполным. Каким-то искусственным, вымученным.

Кирилл целовал Таню, вновь осознавая это. Губы скользили по ее шее, по теплой гладкой коже. Одним движением он сорвал с нее свитер. К его удивлению, Таня совсем не препятствовала этому. Она по-прежнему молчала, безжизненно повиснув на его ладонях.

На ней было все меньше одежды. Когда Таня осталась в одном белье, Кирилл молча поднял ее. Она думала, что он несет ее в спальню, но в коридоре его шаги свернули в сторону.

Как ребенка Кирилл раздел ее. Включив в душе воду, он поставил ее на кафельный пол. Закрыл дверь кабины. Прижавшись к ней, Таня ощущала, как теплые струи ударяются об ее спину. Как вдоль лопаток скользят кончики пальцев. А потом поцелуи. Все требовательнее. Все настойчивее. Закрыв глаза, она просто отдалась им. Позволила рукам грубо взять себя за грудь и прогнуть в пояснице. Кирилл с жадностью сжал ее бедра. Сквозь шум воды послышался шлепок. Ладонь звонко впечаталась в ягодицу. Таня глубоко вздохнула. Он плавно вошел в нее.

Она пришла в себя, лишь когда оказалась на кровати. Когда Кирилл молча смотрел на нее. Его пальцы плавно очерчивали ее лицо, плечи, затем ключицы. Иногда он закрывал глаза, и ряд темных ресниц чуть подрагивал в воздухе.

— Мне так не хватало этого, — облегченно произнес он.

Таня опустила глаза.

— Так в штатах у тебя никого не было?

Кирилл с укором взглянул на нее.

— Конечно, нет. Мы ведь не расставались. Между нами просто возникло… недоразумение.