— Она не человек, — заявила Дора.

— Она-то как раз человек, — сказал Рон. — А ты нет. Пошла прочь, тварь! Дора вышла. Рон набил второй косяк, раскурил, пыхнул.

— Интересно, — сказал он. — Я когда с Дорой начал в эту игру играть, подумал, что она вроде тебя, такая же человеческая женщина с орочьими татуировками. Потом увидел, что ошибся, и подумал, что таких не бывает, даже обоснование придумал. Воспитание, давление среды… А теперь гляжу на тебя, и не знаю, что и думать…

— Не надо ничего думать, — сказала Алиса. — Меня трахать надо, а не думать. Я же наложница. Извини, Рон, это минутная слабость была. Я на самом деле много умею, Джон тебе не врал. И лицом я неплохо владею, и другими мышцами, жестами якобы непроизвольными… Я хорошо играю, ты и не поймешь, что я на самом деле чувствую.

— Может, и не пойму, но знать буду, — сказал Рон. — Глупо получается. Я же только хорошего хотел… Знаешь, как меня достало быть у сэра Джеральда на побегушках? Вы, орки, нам, людям, завидуете, дескать, вы свободные, умные… Иллюзия все это! У тебя все даже честнее, ты свое тело продаешь за еду, а я… Знаешь, сколько я казенных денег растратил? И ладно бы на себя… Мы, простые люди, такие же рабы, по сути, только вкалываем не на плантациях, а в уютных кабинетах. Так вроде хорошо, комфортно, но как вдумаешься, какими гадостями занимаешься… Лучше педерастом в борделе быть, они хотя бы радость людям приносят… А я однажды решил — всё, достаточно! Собрал документы в котомку, и поехал в столицу. Потому что нельзя больше терпеть такой беспредел, должна же быть справедливость хоть какая-то! А если ее и в столице нет, то вообще жить не стоит.

— И как, есть в столице справедливость? — поинтересовалась Алиса.

— Пока еще сам не понял, — сказал Рон. — Что-то похожее тут есть, но иногда мне кажется, что лучше бы его не было. Сэр Джеральд то ли арестован, то ли в бега отправился, слухи противоречивы. Дело о казнокрадстве расследуется, по итогам казнят человек десять, наверное… Но не изменится же ничего! Вместо Джеральда Смита сядет прокуратором какой-нибудь менеджер из дома Тринити, и все будет как раньше. Только тот, кто ворует, будет делиться не с Адамсом, а с Тринити. Как же противно… А это правда, что там эльфийское нашествие было, а у прокуратора войск не нашлось, чтобы его остановить?

— Правда, — кивнула Алиса. — Там настоящий ад был. Разве об этом в газетах не писали? Рон печально хмыкнул и махнул рукой.

— В газетах о таком никогда не пишут, — сказал он. — Если газетам верить, у нас тишь да гладь да божья благодать, счастье и спокойствие. Страшно было, когда эльфы пришли?

— Очень, — поежилась Алиса. — Я до сих пор не понимаю, как Джон нас вывел. Он великий воин, Джон мой. Ну, теперь-то не мой уже… Он на днях мне говорил, что Заку рассказал, как мы из окружения прорывались, а Зак ему не поверил, за хвастуна принял и сбежал, не дослушав. А ведь он правду рассказывал. И про то, как из лука стрелял на полном скаку, и как они с еще одним рыцарем рубились спина к спине, и вал мертвых эльфов перед ними громоздился. И как бежали мы оттуда со всех ног, а он меня не бросил, тянул за руку до последнего… А я его предала… Я думала, ты добрый, умный, сильный, за справедливость сражаешься… А ты такой же, как я, только добрее, и человек, а не орк. Рон присел на корточки перед ней, и заглянул ей в глаза.

— А разве этого мало? — спросил он. — Если каждый человек станет чуть-чуть добрее… Алиса вздохнула.

— Каждый человек добрее не станет, — сказала она. — А без этого мир не изменится. В нем так много зла… Рон погладил ее по коленке. Она дернулась.

— Извини, Рон, — сказала она. — Что-то я расчувствовалась. Давай лучше я лягу или встану как-нибудь… Надо же тебе меня опробовать…

Алиса провела ладонью по лицу сверху вниз, как бы стирая злость и разочарование. И когда она убрала руку, на ее лице появилась профессиональная улыбка наложницы. Неискренняя, но веселая, задорная и в целом привлекательная.

— Не надо, — сказал Рон, вставая. — Ты не наложница, а женщина, и не важно, что нарисовано на твоем лбу. А женщин не опробуют, их приручают. Сэр Джон тебя приручил, значит, и у меня должно получиться. Я, правда, не рыцарь и не великий воин, но…

— Но ты добрый и борешься за правду, — подсказала ему Алиса. — Это тоже многого стоит. Я постараюсь полюбить тебя, Рон. Мне просто нужно время. Много времени это не займет, просто…

— Не торопись, — сказал Рон. — Полежи, отдохни. Я прикажу горничным, чтобы подготовили тебе отдельную спальню.

— Но это же… — растерялась Алиса. — Что люди подумают…

— А мне плевать, что они подумают! — неожиданно резко заявил Рон. — Они и так думают, что я наивный дурак. Да ну их к бесам!

Он вышел в гостиную, хлопнув дверью. Алиса услышала голос Доры, затем звучный шлепок (то ли по заду врезал, то ли оплеуху залепил, непонятно), затем послышалась какая-то неясная возня, которая перешла в характерный ритмичный скрип то ли кресла, то ли кушетки.

Алиса улыбнулась — она знала, о ком сейчас думает Рон. А из нее неплохая лицедейка получилась, не хуже, чем из Джона. Нет, хуже, конечно, но тоже удовлетворительно. Как она ловко устроилась! Когда она вернется к Джону, он будет доволен. Похвалит ее, скажет:

— Аленький Цветочек, милая, ты настоящий ассасин! Я тобой горжусь! А она ему ответит:

— Я не Аленький Цветочек, я Алиса. А он скажет:

— Я горжусь тобой, Алиса. Я люблю тебя.

И она скажет, что любит его, и всё будет прекрасно. Надо только выполнить задание. Она сама не заметила, как заснула.

— Вот, держи, — сказал Герман. — Всё как ты заказывал. Алхимик очень удивился твоему рецепту, что-то заподозрил, кажется. А эта штука точно подействует?

— Если алхимик ничего не напутал — подействует, — ответил Джон. Открыл тюбик со смазкой, понюхал.

— Ароматизированная, — констатировал он. — Эфирные масла совместимы с нейротоксином?

— Алхимик сказал, что совместимы, — сказал Герман. — Он про нейротоксин знает, только по-другому его называет. Не алкоголь, а…

— Алкалоид? — подсказал Джон.

— Да, точно, — кивнул Герман.

Джон тщательно закрыл тюбик и засунул в карман. Открыл коробку с леденцами, осмотрел, обнюхал.

— Слишком аппетитно, — сказал он. — Как бы Рон не сожрал втихаря. Герман развел руками и сказал:

— Извини, по-другому не получилось. Придется твоей наложнице их спрятать. По идее, не должен сожрать, они на вкус противные. Но даже если сожрет — ничего страшного, придется подождать немного дольше, и все. Но лучше чтобы не пришлось, время уже поджимает.

— Сколько у нас времени? — спросил Джон.

— Четыре дня, — ответил Герман. Джон протяжно свистнул.

— Не свисти, денег не будет, — машинально произнес Герман.

— Это сейчас не самая главная проблема, — сказал Джон. Помолчал задумчиво и добавил: — Стремно становится. Аленький Цветочек — девочка умненькая… Герман хмыкнул.

— Умненькая, — повторил Джон. — То, что она на базаре учудила — просто несчастный случай. В том случае я виноват, что отпустил ее одну, не проследил. Ей-то откуда знать, что в большом городе можно, а что нельзя?

— Ладно, проехали, — махнул рукой Герман. — Умненькая так умненькая. Ты лучше скажи, если она не сможет его отравить, запасной план у тебя есть?

— Есть, — кивнул Джон. — Но это очень плохой план. Я когда во внутреннем флигеле побывал, схему обороны срисовал, я смогу войти в охраняемую зону и даже выйти смогу, но это очень шумно будет, и запалюсь почти наверняка. Меня же в этом отеле каждая собака знает, я там достопримечательность. С улицы люди специально заходят на отмороженного рыцаря поглядеть.

— Ты отличный актер, Джон, — сказал Герман. — Я тебе тоже поначалу поверил.

— Так и было задумано, — улыбнулся Джон. — Ладно, давай к ближе к делу. Зови этого своего старшего тренера. Герман ненадолго задумался, затем спросил:

— Может, не надо этот спектакль устраивать? Часа два займет, не меньше, а время поджимает.