Майк вздохнул, закрыл глаза и потер лоб руками.

— Делай, что хочешь, — сказал он. — Как меня все достало… Думаешь, мне приятно говорить то, что я говорю? Но против системы не попрешь.

— Почему это не попрешь? — изумился Джон. — Я пру, и мне это нравится.

— И докуда ты допер?! — возмутился Майк. — Скитаешься по прериям, как беглый орк, и подвиги совершаешь. Да, потом о тебе сложат песни, но сейчас ты скитаешься, как сраный орк!

Джон неожиданно улыбнулся.

— Твои слова можно сформулировать по-другому, — сказал он. — Да, я скитаюсь, как сраный орк, но потом обо мне сложат песни!

Майк помотал головой, собираясь с мыслями.

— Сложно все это, — сказал он. — Пойду я, пожалуй, курну, и спать лягу. Утро вечера мудренее.

— Спокойной ночи, — сказал Джон.

Майк встал и направился к двери. Джон проводил его абсолютно трезвым взглядом.

Аленький Цветочек поселилась в комнате Джона. На следующее утро Майк подошел к умывальнику и увидел, что там чистит зубы орчанка-полукровка. Поначалу Майк возмутился, но потом махнул рукой и сказал:

— Снявши голову, по волосам не плачут.

Он выглядел таким несчастным, что Аленький Цветочек пожалела его и сказала:

— Не расстраивайтесь, добрый господин. Такова воля богов.

— Ты меня еще поучи, какова воля богов, — буркнул Майк.

— Простите, добрый господин, — сказала Аленький Цветочек. — Приношу смиренные и искренние извинения. Не хотела вас оскорбить никоим образом. Просто когда я с Джоном, я часто забываю, кто я такая.

— Хорошо тебе, — сказал Майк и пошел прочь, так и не умывшись.

Следующее потрясение ждало Майка за завтраком. Джон привел свою наложницу в пиршественную залу и потребовал, чтобы ей тоже принесли порцию каши. Затем Джон посмотрел на растерянного Майка, смущенно улыбнулся и сказал:

— Извини, Майк, не хотел тебя обидеть. Если тебе неприятно есть за одним столом с этой девушкой, мы можем позавтракать у себя в комнате.

— Она не девушка, а самка, — сказал Майк.

— Она девушка, на которой какой-то дурак нарисовал трех жаб, — возразил Джон.

— Вы, сэр рыцарь, кажется, влюбились, — заявил Майк. — Я слышал, что некоторые сумасшедшие извращенцы влюбляются в орчанок, но своими глазами такого не видел. И я никогда не слышал, чтобы таким извращением страдал рыцарь.

Джон улыбнулся и сказал:

— Ты ошибаешься, Майк. Я не страдаю извращением, я им наслаждаюсь. И, кстати, обращайся ко мне на ты и по имени. Между друзьями церемонии излишни.

— Ты считаешь меня своим другом? — удивился Майк.

— Конечно, — сказал Джон. — А что тебя удивляет?

— Уже ничего, — сказал Майк. — Если для тебя нет разницы между человеком и орком, то тем более нет разницы между рыцарем и простым воином. Ты очень странный рыцарь.

— Это да, — согласился Джон. — Отмороженный на всю голову, мне часто так говорят. Пойдем, милая, покушаем в комнате.

— Да оставайтесь уж, — махнул рукой Майк. — После того, что ты натворил, Джон, остальные приличия можно не соблюдать.

— Садись, милая, — сказал Джон, отодвигая стул для Аленького Цветочка.

— Спасибо, любимый, — сказала она в ответ.

Майк страдальчески поморщился. Джон сказал:

— Знаешь, Майк, я поразмышлял над твоей проблемой и пришел вот к какому выводу. Ты говоришь, сэр Смит возмутится моим подвигом. Допустим. Но как он сможет тебя наказать? Я долго думал, но так и не смог представить себе приказ, в котором написано что-то вроде такого: за организацию величайшей победы над эльфийскими разбойниками отрешить Майка Карпентера от должности пастуха.

Майк рассмеялся.

— Ты прав, — сказал он. — Меньше стада не дадут, дальше Оркланда не пошлют.

— Так что не бойся, Майк, — сказал Джон. — Воспринимай происходящее как развлечение. К тому же, когда о моем подвиге сложат песню, в ней найдется место и для тебя. Ты еще не посылал гонца в Иден?

— Не посылал и не буду, — сказал Майк. — Незачем сэру Смиту знать о наших безобразиях.

Джон нахмурился и сказал:

— Но тогда, если следующий набег будет направлен на другое стадо…

— Это будут не мои проблемы, — заявил Майк. — Я сэру Смиту ничем не обязан, и почтения к нему не испытываю. Когда мы разговаривали, он смотрел на меня как на дерьмо. Нет мне никакого дела до безопасности дистрикта, я отвечаю за свое стадо, а на остальное наплевать. Кстати, спасибо тебе, Джон. Ты мне открыл, что можно жить, наплевав на законы, и это приятно.

— Только не надо плевать на свой собственный закон, — уточнил Джон.

— Я его еще не придумал, — сказал Майк.

— Надо придумать, — сказал Джон. — Совсем без закона жить нельзя — или на опиум подсядешь, или просто так свихнешься.

После завтрака Майк осмотрел трофеи, привезенные Джоном. Обращаться с гранатометом он не умел и потому трогать его не стал. Кольчуга, снятая с эльфийского вождя, оказалась сильно ржавой и очень плохого качества, в столичных кордегардиях даже рядовые бойцы такую дрянь не носят. К тому же, на спине прорублена насквозь. Не будет от нее никакой пользы, надо убрать на склад и пусть там лежит.

Разобравшись с нормальными трофеями, Майк перешел к скальпам. Их оказалось девятнадцать, а не двадцать. Когда Майк обратился к Джону за разъяснениями, Джон ответил так:

— Наверное, один скальп по дороге потерялся. Или Аленький Цветочек, когда скальпы снимала, один труп пропустила, а каторжники не сказали. А может, убежал кто от моего гнева. Я врагов не считал, мне тогда не до арифметики было.

Майк приказал установить перед балаганом особый шест с перекладиной и повесить на нее скальпы, чтобы сушились. У этого шеста стали собираться орки, они разглядывали скальпы и, кажется, молились каким-то своим богам. Но прошло два дня, скальпы утратили новизну и перестали привлекать внимание.

Аленький Цветочек проводила большую часть времени в комнате Джона. Майк встречал ее только за едой — Джон настоял, чтобы орчанка обедала вместе с ними. Рыцарь относился к орчанке как к жене, это его явно забавляло. Майк опасался, что Аленький Цветочкек будет дерзить, но она вела себя прилично, старалась поменьше попадаться пастуху на глаза, а когда попадалась — почти все время молчала.

Джон скучал. Большую часть времени он валялся на кровати в своей комнате, иногда выходил прогуляться или прокатиться верхом. Почти каждую ночь по балагану разносились счастливые стоны рыцаря и орчанки, и когда Майк слышал их, его одолевала зависть. Пару раз Майк предлагал Джону устроить оргию, но тот упорно отказывался, и Майк перестал настаивать. Иногда Майк думал: «А что, если бы Элоиза оказалась орчанкой?» Раньше эта мысль показалась бы ему безумной, но теперь Майк видел, как человек любит орчанку и орчанка любит человека, и они счастливы. Возможно, безумие заключается не в самой межвидовой любви, а в том, что она считается запретной.

В пятницу в стадо прибыл гонец от прокуратора. Сэр Смит возмущался, что Майк до сих пор не доложил о великой победе над эльфами, и требовал доложить немедленно и передать трофеи. Это известие изумило Майка, он не понимал, как прокуратор мог узнать о подвиге Джона. Но когда Майк поделился новостью с Джоном, рыцарь не изумился ничуть.

— Стучит кто-то, — сказал он. — Будь я прокуратором, обязательно завел бы тайного осведомителя в каждом стаде.

— Орки не могут осведомлять! — заявил Майк. — Они слишком глупы для этого!

— Некоторые полукровки очень хорошо маскируются, — сказал Джон.

— В моем стаде нет полукровок, кроме твоей наложницы! — заявил Майк.

Джон ничего не ответил на эти слова, только пожал плечами. Он точно знал о трех полукровках, кроме Аленького Цветочка, и наверняка о ком-то не знал. В понедельник, беседуя с Длинным Шестом, Джон сказал, что надо бы как-нибудь оповестить прокуратора о победе над эльфами, но непонятно, как это сделать. Длинный Шест тогда сказал, что никаких проблем не видит, и пообещал, что все устроит в лучшем виде. Так и вышло. Джон потом увидел через спутник, что какой-то всадник отправился из стада в Иден, но что это за всадник — Джон не понял, да и не стремился понять. Главное, чтобы донос был доставлен, а кто именно его доставит — несущественная мелочь.