— Глас рассудка. Он редко звучит и оттого тем более ценен. Далеко ваша столица?

— Несколько дней пути. Полдня до ближайшей деревни. Там остановимся, отдохнем, дадим Крейтону прийти в чувство. Затем дальше в путь. Регентский совет должен узнать, что случилось в Акарсайде раньше, чем подобная напасть обрушится на всю страну. Может, чародеи расспросят Крейтона и смогут помочь. Я возьму его лошадь, — сказал Колдер без всякого перехода. — Разместим молодого человека у меня за спиной. Поможете привязать его ремнями, сэр Гледерик? Не хотелось бы, чтоб он выпал при скачке.

— Разумеется, помогу, — Дэрри спешился.

Остин Колдер оседлал лошадь, Гледерик помог пристроить за спиной у акарсайдского капитана все еще не пришедшего в создание Гарета, и тогда всадники выступили в путь. Они больше не разговаривали. Колдер выглядел подавленным и преисполненным угрызений совести, Гледерик попросту не ощущал ничего, кроме желания выспаться. Такое состояние никак не располагает к оживленной беседе.

Скорее бы добраться до этой ближайшей деревни. Если не хватит сил ее дожидаться, тогда для отдыха подойдет любая лесная поляна. Гледерику больше всего хотелось завернуться в плащ возле любого куста и заснуть — крепко, без сновидений, так, чтобы не помнить весь перенесенный сегодня кошмар, слишком затейливый даже для ночного горячечного бреда. Он привык к осадам и войнам — но совсем не к такому. Светлый Регед удивил, оказавшись на проверку не больно-то светлым. Первый увиденный им город нового мира превратился в огромный могильник, причем с весьма беспокойными обитателями.

«Я сбежал из объятий смерти — но смерть все равно явилась за мной по следам».

Копыта мерно стучали по старым камням, разносясь во все стороны эхом, нарушая настороженную тишину. Минуты текли, как им было положено, больше не вытворяя затейливых фокусов — не замедляясь и не ускоряясь. Так, во всяком случае, казалось Гледерику.

Заречная часть Акарсайда оказалась совсем небольшой. Всадники миновали мост над спокойной и тихой рекой, проехали еще несколькими безлюдными улицами, выбрались к западным воротам, что стояли распахнутыми настежь, точно также как и восточные, через которые они проникли в город. Враг, понеся поражение, затаился, и больше не пытался выйти навстречу.

Луна, изъеденная и бледная, вырвалась из переплетения рваных туч, озаряя раскинувшийся впереди путь. Широкая и торная дорога змейкой терялась в лесах. Колдер по-прежнему молчал, Гарет не шевелился и лишь едва слышно дышал во сне, а Гледерик вдруг вновь поймал неприятное чувство чужого присутствия. Некто недобрый, уже заметивший его в Акарсайде, отнюдь не позабыл о его существовании, не потерял его из виду и вовсе не выкинул из головы — а напротив, преисполнился еще большего интереса.

«Попробуй достать, тварь», Дэрри криво дернул губами и коснулся меча.

Сделалось чуточку легче.

Гарета вновь измучили сны.

Ему снилась чужая страна — далекая и вместе с тем близкая, смутно знакомая, почти привычная и вместе с тем непонятная, напоминающая родной ему край и странным образом на него непохожая. На холмах возвышались гордые замки, окруженные извивами долин и зеленью изумрудных равнин. В излучинах рек расположились многолюдные города — не пустынные, подобно Акарсайду, напротив того, оживленные и шумные. Их центральная часть, слегка обветшалая, тронутая упадком и временем, напоминала поселения римских времен, известные ему по историческим книгам с картинками. По ветру, развеваясь на башнях, реяли знамена с вытканным на них алым драконом.

Ему снился стол, за которым трапезничали рыцари, его братья по оружию и друзья. Круглый как блюдце, без верха и низа, без более и менее почетных мест, нарочно придуманный таким, чтобы товарищи сидели за ним, не меряясь чином.

Гарет и сам нередко обедал и ужинал за этим столом, вместе с наставниками, старшим братом, боевыми соратниками. Составляя компанию рыцарям, пил вино и ел оленину сам государь — статный, могучий, с широким размахом плеч, с окладистой светлой бородой, кое-где тронутой сединой. Король смеялся над каждой удачной шуткой, хлопал товарищей по плечу, не выказывал даже тени надменности. Лишь изредка, в минуты гнева, его пальцы мимоходом смыкались на рукояти колдовского меча.

Пришло смутно знакомое, будто не раз услышанное некогда прежде название — Камелот. Пришло и укололо горечью и болью, воспоминанием о поражении и гибельных битвах. Запоздало явилось понимание, что замки давно разрушены, клинки утеряны, круглый стол истлел до последней щепки и даже братьев по оружию не найти. Красивый образ, сотканный грезами, осыпался и поблек. Его разрубило железо, его без жалости пожрал огонь.

Гарет просыпался долго — сон никак не желал отпускать. Юноша ворочался в жесткой постели, крутился с одного бока на другой, то скатываясь на самый край кровати, то наоборот, упираясь руками в бревенчатую стену. Иногда он опять проваливался в дрему, иногда на краткий миг из нее выбирался. Раскалывалась голова, болели натруженные ноги, ужасно хотелось пить.

Наконец он очнулся окончательно — открыл глаза и понял, что пребывает в практически полной темноте. Губы пересохли, в горле застыл липкий ком. Гарет откинул пропахшее потом шерстяное одеяло, сел, опираясь спиной о стену, и попытался оглядеться, напрягая зрение. Следовало бы зажечь магический источник света, но юноша сомневался, что у него достанет на это сил.

Слегка привыкнув ко мраку, Гарет понял, что находится в небольшой комнате. Ставни захлопнуты, как закрыта и дверь, находящаяся по левую руку. Он смог угадать ее расположение, заметив тонкую полоску света, пробивавшуюся между дверью и полом. Откуда-то снизу доносились отдаленные голоса, шум, музыка, хохот и топот.

Играли на скрипке и аккордеоне, попутно стуча в барабан, а отплясывали, насколько можно судить, кейли, принятый в окрестных землях народный танец. Совсем как на летние праздники в деревне у стен родового замка. Похоже, он оказался в трактире или на постоялом дворе, в спальне на втором этаже, в крохотной комнатушке с койкой рядом с окном.

Гарет хорошо помнил магию, сотворенную им на главной площади Акарсайда. Безумная сила отдавалась ему в руки сама, пробуждалась упоением и гневом, полетом и яростью, разливалась вышедшей из берегов талой рекой. Чистая энергия, заключенная при помощи неведомых прежде чар в новую форму, рвалась потоком, истребляя вставшие на ее пути темные сонмы. Враги, еще недавно являвшиеся обычными подданными регедской короны, истаивали, как дым на ветру, а следом накатывали изнеможение и слабость. Гарет еще порывался подняться в акарсайдскую ратушу, найти женщину, так напомнившую ему родную мать… но беспамятство победило, затянув в свои сети. Дальше последовали лишь смутные сны о далекой земле.

— Как же я здесь очутился? — задумавшись, произнес Гарет вслух.

— Ни разу самостоятельно не пошевелив ногами, — ответили ему из темноты. — Этот бравый капитан и твой странный приятель добрались до деревни Тайвод, заняли комнаты на постоялом дворе, уложили тебя отсыпаться, а сами отправились пьянствовать. Ты проспал весь день и весь вечер, дорогой Гарет. Голова-то хоть теперь не болит?

Голос, сочувственный и насмешливый, оказался ему прекрасно знаком.

Анвин. Точно также, немного наставительно, будто повидала весь мир, а не только парочку окрестных графств, куда выбиралась на ярмарки, она разговаривала, перебирая его волосы, когда они вместе, обнявшись, лежали в стоге сена и смотрели на летние звезды. Ее дыхание согревало ему лоб, ее пальцы нежно скользили по лицу — знакомые, теплые и даже в некоторой степени родные.

Гарет вскочил на ноги прежде, чем мертвячка успела бы произнести еще хоть единое слово. Юноша сотворил заклинание — легко и естественно, даже не задумываясь над ним. Бледный свет, лишенный очевидного источника, затопил всю комнату до углов, безжалостно изгоняя тени.

Гарет увидел Анвин — ничуть не менее притягательную, чем когда та стояла среди менгиров, искушая его доступной и манящей плотью. Вдова мельника, одетая сейчас в простое крестьянское платье, со слегка ослабленным корсажем, упиралась затылком в захлопнутые ставни. Босые ноги болтались в воздухе, волнистые светлые волосы рассыпались по плечам, серый взгляд оставался, как всегда, цепким.