Зачем длить мучения? Зачем оставлять расе, не способной учиться на собственных ошибках, призрачный шанс повторить все с начала? Куда гуманнее будет сбросить с боевого рейдера искусственный микроколлапсар, что почти мгновенно разорвет эту планетку на миллионы безжизненных осколков. Впрочем, Страж понимал — решения такого уровня лежат вне его компетенции. Его дело завершить миссию, покуда не стало слишком поздно. И помочь ему в этом мог только пассажир неизвестного корабля, который в свою очередь зависел от той, кто его приютила.

Страж не показывался своим подопечным на глаза, понимая, что его внешний облик способен вызвать у аборигенов тяжелый психологический шок. Благо местность этой плохо организованной планеты была сильно пересечена и скрываться в ее складках можно было до бесконечности. Поэтому Страж всегда держался неподалеку. Случалось, что подопечные разделялись, и если один из них оказывался вне пределов чувствительности сенсоров Стража, он следил за тем из них, кто, с его точки зрения, был в данный момент наименее защищен.

Чаще всего незащищенной оказывалась аборигенка. Почему-то некоторые другие аборигены проявляли к ней повышенное агрессивное внимание. Страж не вдавался в тонкости функционирования примитивной психики, если его не устраивало поведение аборигенов-агрессоров, он устранял их. Максимально эффективным способом, исключающим повторное нападение. Иногда доставалось тварям, не обладающим развитой способностью к мышлению. Они не трогали подопечных Стража, но порой проявляли агрессию по отношению к нему самому.

Планетка, где Стражу предстояло исполнить свою часть великой миссии, завершала полный оборот вокруг горячего желтого карлика, когда подопечный абориген неожиданно покинул маленькое селение, воспользовавшись неким громоздким, плохо отрегулированным транспортным механизмом. Несколько неимоверно долгих мгновений Страж пребывал в состоянии нерешительности, абсолютно ему не свойственной. Выбор был мучительным, особенно для существа, не знающего сомнений.

Однако проанализировав ситуацию, Страж понял, что не сможет следовать за аборигеном, который отправился в крупный населенный пункт, где скрываться от нежелательного внимания было бы гораздо сложнее. Поэтому Страж остался рядом с аборигенкой. И не пожалел. Однажды при наступлении темного времени суток в жилище его подопечной ввалился другой абориген. Как и многие из них, он дестабилизировал свою психику посредством жидкого химического соединения и после непродолжительного вербального обмена с аборигенкой перешел к агрессии. Устранить агрессора, не демаскировав себя, было невозможно, и Страж впервые показался на глаза своей подопечной.

Как он и предполагал, реакция ее была негативной, но это уже не имело значения. На войне как на войне — не зная этой формулы, Страж следовал ей неукоснительно. Разумеется, искусство дипломатии порой острее военного, но только если соперники примерно равны в своих возможностях. Во всех остальных ситуациях прав тот, кто сильнее. А сильнее тот, чье тело состоит из высокопрочных композитных материалов, внешнего экзоскелета и не нуждается в сложной пищеварительной системе для пополнения энергетического запаса.

Правда, акция устранения привлекла к Стражу нежелательное внимание представителей аборигенной власти, но действовали они с настолько ничтожным коэффициентом полезного действия, что он испытал ранее неведомое ему чувство отсутствия положительной обратной связи. К тому же вернулся подопечный, и, проанализировав его эмоциональное состояние, Страж понял, что завершение его части миссии близко. А вскоре и гравитационные, и радиоволны принесли долгожданную весть — к Земле вновь приближался звездный корабль, и теперь Страж не имел права опоздать.

Ему осталось лишь прибегнуть к необходимой, хотя и противной сущности представителя его расы процедуре. Только дикари вроде обитателей этой планетки полагают, что самое глубокое отвращение может быть вызвано физиологической несовместимостью. Куда глубже отвращение, вызванное несовместимостью психической. Тем более, когда один из партнеров вообще не имеет физиологии, а вот психикой, к своему несчастью, обладает. Однако ничего не поделаешь, в нужный момент он задавит в себе брезгливость. Зрячие и их Стражи умели эффективно преодолевать свои слабости, может быть, потому и выжили когда-то в жестокой межгалактической войне.

— Знаешь, лучше бы это оказались не пришельцы, — сказал Старыгин, сонно поглядывая на стеллажи с приборами, которые перемигивались разноцветными огоньками.

— Ты хотел сказать, лучше бы это оказались пришельцы? — переспросил Берестов.

— Нет, Гелий свет Аркадьевич, я сказал то, что хотел сказать…

Старыгин широко зевнул.

— То есть если все же выяснится, что это внесистемный астероид, ты будешь только рад?

— Да. Именно. А ты — нет?

Берестов сладко потянулся, сполз с вращающегося табурета, принял стойку, и нанес несколько стремительных ударов невидимому противнику. Они не спали всю ночь, не в силах оторваться от приборов, что должны были зафиксировать подтверждение сигнала, первый раз посланного ими вчера, ровно в девять часов тридцать минут по Гринвичу, и теперь повторяемого каждые тридцать секунд. Реакции не было, хотя прошло уже более семи часов. Берестов все еще не терял надежды, пусть она с каждой минутой становилась все более призрачной. Поэтому его удивила странная реакция Борьки Старыгина, который, оказывается, рассчитывает, что вся эта история с частотой и кодом окажется всего лишь бредом душевнобольного малопихтинского учителя.

— Я — нет! — наконец сказал сэнээс. — Если окажется, что это не бред сумасшедшего, а чистая правда, лично я буду непомерно счастлив.

— Слушай, а нельзя у вас где-нибудь испить кофе?

Берестов посмотрел на часы, сказал:

— Можно, наверное… Во всяком случае, буфет уже должен работать. Пойдем, заправимся?

— А как же эти твои пришельцы? — Старыгин кивнул подбородком на стеллажи. — Пока ты будешь заправляться, они фьють — и просвистели мимо…

— Не просвистят. Думаешь, мы одни бодрствуем? Как же… Эфир сейчас слушает все Ожерелье.

— Тогда пошли.

Они покинули тесную, пропахшую озоном комнату, спустились по широкой лестнице на первый этаж, где за стеклянной дверью призывно сияли огни буфета. Старшего научного сотрудника Берестова в буфете узнавали, как-никак — начальство. Не успели они со Старыгиным расположиться за высоким круглым столиком, а к ним уже спешила буфетчица Клава, гордо неся перед собой выдающийся бюст, о коем в Сырых Ключах слагали баллады. Правда, малопристойные.

— Клавочка, звездочка ты моя первой величины, нам бы кофию с бутербродами, — воззвал к ней астрофизик.

— Кофе черный? С молоком? С сахаром? — немедля осведомилась обладательница баснословного декольте.

Берестов вопросительно посмотрел на приятеля.

— Мне с молоком и с сахаром, — отозвался тот. — А бутерброды — с сыром.

— Ну а мне — как всегда.

Клава кивнула, развернулась, величественная, словно каравелла, и, чуть кренясь на правый борт, отправилась к стойке.

— Понимаешь, Гелька, — сказал Старыгин. — Тебе как ученому все эти внеземные цивилизации, пришельцы, контакты — только в радость. Еще бы! Расширение познания, возможность взглянуть на себя со стороны, и тому подобное…

— А тебе не в радость?

— Нет! — отрезал госбезопасник. — Никому из людей ответственных не в радость.

— По-твоему, я человек безответственный и не понимаю всей сложности проблемы Контакта?

— Не цепляйся к словам. Выслушай!

— Мальчики, не ссорьтесь, — проворковала Клава, возвращаясь с подносом, уставленным кофейными приборами и тарелками со снедью. — Приятного аппетита!

«Мальчики» благодарно буркнули, прожигая друг дружку взглядами. Сонливость с них как рукой сняло и без всякого кофе.

— Ладно, давай свою теодицею.

— Сложность сложности рознь, — сказал Старыгин. — Для тебя сложность в физиологических, психических, интеллектуальных различиях между нами и пришельцами, а для меня в том, что они технологически превосходят нас на несколько порядков…