Аля отворила стеклянную дверцу буфета, вытащила граненный стакан. Брякнула им о столешницу.

— Пейте, товарищ Безуглов!

Гость крякнул, сорвал с горлышка фольгу, крепкими белыми зубами вытащил пробку. Налил себе полстакана. Отхлебнул.

— Зря не хотите, — сказал он, вытирая усы. — Отличный коньяк.

— Вы тоже не злоупотребляйте, Владислав Юрьевич, — посоветовала хозяйка. — Если что, коньяк вам не поможет. Вы меня знаете…

— Знаю, — не стал спорить он. — Вас-то я знаю, а вот кто знает вашего, как вы утверждаете, мужа?

— Обойдемся без риторических фигур. Говорите прямо, если есть, что сказать.

— Ладно, товарищ Казарова, — сказал физрук. — Не будем ходить вокруг да около. Я тут навел кое-какие справки о Михаиле Васильевиче. Загадочный он, знаете ли, человек… Родился действительно в Ленинграде, в тысяча девятьсот тридцать пятом году. В сорок втором был эвакуирован вместе с матерью, которая погибла под бомбежкой. Жил в Нижнеярске в детском доме…

Сердце Али провалилось в холодную трясину и вновь подскочило, затрепетало у самого горла.

— Вам-то откуда все это известно? — чуть придушенно спросила она. — Разве вы в милиции служите?

— Каждый гражданин обязан помогать органам охраны правопорядка, — кривляясь, изрек Безуглов, — но дело не в этом…

— В чем же?

Гость допил то, что оставалось в стакане, и налил еще. Лицо его покраснело, а в глазах появился пьяный блеск.

— В том, Алевтина Вадимовна, что по моим сведениям Михаил Васильевич прибыл в наши палестины отнюдь не из Ленинграда.

— Откуда же, позвольте узнать?

— Неизвестно, товарищ Казарова, — развел руками физрук. — Доложу вам, на днях я как раз вернулся из города на Неве, а там — навел справки. И знаете, что выяснилось?

— Что же?

— По указанному в анкете адресу Скоробогатов Михаил Васильевич не прописан.

У Али нехорошо засосало под ложечкой.

— Он мог забыть, перепутать адрес, — неуверенно возразила она.

— Возможно, но в анкете-то он указал именно этот адрес, верно? — подражая сыщику из заграничного фильма, заговорщически понизив голос, заявил Безуглов. — На юридическом языке это называется предоставлением заведомо ложных сведений…

— Я не собираюсь с вами обсуждать это! — отрезала Аля, которой с каждой минутой становилось все хуже.

— Напрасно, напрасно, — проговорил физрук, грозя ей ухоженным пальцем. — Ваш гражданский долг сообщить властям все, что вам известно о вашем сожителе. Поверьте, я вовсе не желаю зла Михаилу Васильевичу. Вполне допускаю, что он попал в какую-то беду и потому вынужден скрывать, скажем, некоторые подробности своей биографии. Мы с вами, Алевтина Вадимовна, должны ему помочь очиститься перед законом. Обратимся к общественности и при поддержке уважаемых людей возьмем Михаила Васильевича на поруки. Дескать, за время работы в Малопихтинской средней школе зарекомендовал себя с положительной стороны, школьная и поселковая общественность ручаются, ну и так далее…

— Ну и что же вам мешает?

— Добрые дела задаром не делаются…

— Вымогаете взятку?

— Да, но не деньгами…

Физрук похабно подмигнул, поднялся, и тяжко кренясь откормленным мускулистым торсом, шагнул к хозяйке дома. Протянул длинные ухватистые лапы уверенного в своей неотразимости самца.

— Ну что ты кочевряжишься, Казарова… — выдохнул коньячным духом. — Хватит уже целочку из себя корчить. Поверь, тебе понравится…

Гнев и отвращение захлестнули Алевтину мутной волной. То, что произошло дальше, она не смогла бы восстановить в деталях. Ведь как полагал опытный в таких делах физрук? Сграбастает он эту ломаку-русичку, та, само собой, примется отбиваться по-женски. Ну как отбиваться? Постучит кулачками по мускулистой волосатой груди. В крайнем случае — закатит оплеуху. Неприятно, но потерпеть можно. Раззадорит лишь. Еще слаще сделает неизбежную победу. Однако вышло по другому. Казарова и не думала отбиваться. Когда за спиной Безуглова с хрустом выдернули оконную раму, она сама кинулась к нему в объятия. Правда, странно как-то кинулась. Ухватила за плечи, рванула на себя, словно старалась оттащить от окна.

Почувствовав неладное, физрук попытался обернуться, но не успел. Жестокая неодолимая сила впилась ему в спину, легко оторвала от русички, все равно что пушинку сняла с рукава. Дикая боль пронзила холеное тело неудачливого соблазнителя. Он закричал так, что Аля на мгновение оглохла. И только в немом оцепенении смотрела, как клубящееся, переливающееся окровавленным металлом нечто, вытаскивает физрука через кухонное окно. Без напряжения, словно куль с шерстью. Миг — и Владик исчез в ночной темноте вместе с обломками рамы. Только модные туфли мелькнули. В этот миг сознание Али окончательно померкло, и она рухнула на пол, усыпанный осколками стекла, залитый кровью пополам с коньяком.

Легкие занавески — синие в белый горошек — были раздвинуты, и со двора заглядывали любопытные. Марьин строго посмотрел на чью-то веснушчатую физиономию, не посмотрел даже — зыркнул. Физиономия ойкнула и испарилась. Свято место пусто не бывает, и ее место тут же попыталась занять другая. Участковый грозно надвинулся, едва не спихнув очередного любопытствующего с завалинки, высунулся в окошко по пояс.

— Нечепуренко! — крикнул он. — Почему посторонние на территории?!

— Виноват, товарищ старший лейтенант! — отозвался плаксивым басом плечистый дружинник, и затянул, видимо, подражая киношному милицейскому старшине: — Паа-прашу очистить, граждане! Мешаете праа-ведению…

Марьин вернулся в комнату. Эксперт Серегин поднялся, отряхивая колени, сказал, обращаясь к следователю районной прокуратуры Болотникову:

— Как хотите, Антон Иванович, но убили его не здесь.

— Тогда как, по-вашему, выглядит картина преступления? — осведомился следователь. — Хотя бы приблизительно.

Серегин пожал плечами.

— Окончательные выводы делать пока рано, — проговорил он, — но по некоторым данным можно предположить, что убийца, или убийцы, вломились в дом со двора, высадив кухонное окно. Ударили потерпевшего ножом и вытащили через оконный проем. Следов крови нет нигде в доме, только на полу кухни, на подоконнике, на траве во дворе…

— Да-да! — подхватил Болотников. — А также — на улице, в овраге и далее везде. Три версты волокли бедолагу по пням, по кочкам, аж до Старого рудника, чтобы там окончательно прикончить и бросить. И при этом — оставили в живых главную свидетельницу.

— Что и говорить, — вздохнул эксперт. — Картина преступления странная…

— Странная, но не оригинальная, — напомнил следователь.

— Вы имеете в виду давешних «подснежников»? — вполголоса уточнил Серегин.

— Их, родимых, — еще тише откликнулся Болотников, указав глазами на открытое окно, куда то и дело норовили заглянуть любопытствующие жители поселка.

Эксперт кивнул. Дело о «подснежниках» находилось на особом контроле, и посвящать в него граждан не стоило.

— Где машина, старлей? — буркнул Болотников.

Марьин подобрался.

— Скоро будет, товарищ следователь! — доложил он и счел нужным пояснить: — В Заовражье дорогу размыло.

Болотников кивнул и вдруг сказал:

— Послушайте, Марьин, а что скажете обо всем этом вы? Следы разбойного нападения на лицо, на кухне разгром, хозяйка в обмороке, тело убитого найдено за три версты отсюда… Каковы, по-вашему, могут быть мотивы данного преступления?

Участковый в который раз обвел пытливым взором ярко освещенную кухню. Следователь прав: разгром, иначе не скажешь. Стол перевернут. Посуда побита. На полу бутылка из-под коньяка. Можно было предположить, что имело место свидание, если не знать Алевтину Вадимовну. Тем более что когда баба Маня, соседка Казаровой, обнаружила ее, та была одета в какие-то обноски. Не похоже это на рандеву.

— Можно было бы предположить убийство из ревности, — нехотя сказал участковый, — но есть одна закавыка, товарищ следователь…